Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1990 год
Василий Анисимович напомнил, что усадьба Горки, где жил и умер Ленин, возникла в начале XIX века при генерал-лейтенанте Александре Александровиче Писареве. Владелец Горок отличился в 1812 году, и его портрет занял одно из почетных мест в Военной галерее Зимнего дворца. При Писареве в усадьбе построили главный дом и флигели, разбили обширный парк. Потом в Горках неоднократно менялись владельцы, и перед революцией усадьба оказалась у вдовы Саввы Морозова, Зинаиды Григорьевны, к тому времени вышедшей замуж за градоначальника Москвы генерала Рейнбота. По ее заказу усадебный дом отреставрировал известный московский архитектор Федор Шехтель, который построил также садовый павильон и частично перепланировал старый парк. Тогда же провели в Горки телефон. Последнее обстоятельство во многом определило судьбу усадьбы. В июне 1918 года коллегия Комиссариата земледелия постановила «предоставить право пользования советским имением «Горки» для отдыха советским работникам и партийным товарищам».
Ленин впервые приехал сюда 25 сентября 1918 года, едва почувствовав себя лучше после тяжелого ранения. Владимир Ильич потом нередко бывал в этом полюбившемся ему уголке Подмосковья в 1918—1922 годах. «Горки стали постоянным пристанищем Ильича и постепенно были «освоены», приспособлены к деловому отдыху»,— писала в воспоминаниях Н. К. Крупская. Близость к Москве и телефонная связь с ней позволяли не прерывать повседневного руководства страной. С 15 мая 1923 года больной уже Ленин жил в Горках почти безвыездно...
Дом отдыха Московского комитета партии находился в Горках до 1938 года. В январе 1949-го здесь открылся музей. Теперь, подчеркнул мой собеседник, это Государственный исторический заповедник, включающий и усадьбу, и обширную территорию вокруг нее. В охранную зону входит несколько деревень и лесных урочищ, которые неоднократно встречаются в воспоминаниях о последнем периоде жизни Владимира Ильича — Съяновская опушка, Круглый пруд, Можжевеловая поляна, Барсучий овраг, Тетеревиный ток, Горелый пень...
— С тех пор многое, конечно, изменилось,— рассказывал мне Чеханацких.— Природа живет: растут деревья, зареживаются кустарником поляны, прокладываются новые дороги и тропы. Уйму леса извели, когда академик Лысенко держал в Горках экспериментальную базу сельскохозяйственной академии. Мы стремимся воссоздать ландшафт, который существовал в начале двадцатых годов, вырастить лес в прежних границах, улучшить породы деревьев, заново проложить исчезнувшие тропы.
Возле конторы лесопаркхоза Василий Анисимович остановился и неожиданно предложил:
— Приезжайте-ка сюда с утра. Я попрошу нашего егеря Суханова провести вас по заповеднику. Он в этих местах всю жизнь прожил и знает каждое дерево. Отец его, говорят, хаживал на охоту с Лениным.
...«Упорная теоретическая работа не делала Владимира Ильича сухим книжным человеком,— отмечала в своих воспоминаниях Мария Ильинична Ульянова.— Ту страсть, которую он вкладывал в работу, он вкладывал в отдых, прогулки и прочее. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, любил людей... Прогулки во все периоды жизни были для него лучшим отдыхом».
Особенно целительными были прогулки в Горках, когда Ленин поправлялся после ранения. Он выходил из усадьбы иногда с охотничьим ружьем, а чаще просто с палочкой и преодолевал за день немалые расстояния. Сказав об этом, Суханов указал рукой на огибавшее лес шоссе. С этой дороги, ведущей в соседнюю деревню Мещерино, начинались обычные маршруты Владимира Ильича. Справа за перелеском лежало широкое поле. Слева сплошной стеной стояли облетевшие уже березы, разбавленные кое-где зелеными вкраплениями сосен и сизыми зарослями ивняка.
— Это и есть Съяновская опушка,— сказал Александр Федорович.— А там, в Мещеринском лесу, была грибная поляна, куда часто ходили обитатели Горок. Вряд ли кто распознает теперь это место. Поляна заросла соснами и почти не просматривается.
Мы свернули с шоссе и некоторое время шли без дороги по жухлой некошеной траве. В чахлых зарослях злаков и пижмы блеснуло озерцо. Вот он, Круглый пруд! Я остановился, вспоминая прочитанное.
«Шоссе, по которому мы ехали,— писал Дмитрий Ильич Ульянов,— это так называемая шоссейка. Здесь дорога на Мещерино. Рядом находится круглый пруд; отсюда мы заходили и удалялись в лес, а потом проходили на полянку, расположенную по дороге в Лукино».
Описание совпадало. Только вот до леса было еще далековато Я сказал об этом старому егерю, и он тяжело вздохнул:
— Раньше стоял густой лес, я сам его пилил... Делалось это по приказу Лысенко. Тогда он ставил опыты с посадками квадратно-гнездовым способом. В ту пору я только-только устроился рабочим на его экспериментальную базу.
Егерю привелось пообщаться лично с академиком, у которого была привычка объезжать делянки на персональном черном ЗИЛе. Причем он всегда сидел сзади, как бы прячась за спиной водителя.
— Подъехал однажды ко мне,— рассказывал по пути Суханов,— и кричит в окно, чтобы валил я пилой столетнюю липу. Когда она с треском плюхнулась о землю, Лысенко подзывает меня и спрашивает, кивая на пень:
«Пойдет поросль?»
«Пойдет»,— отвечаю.
«Одни дураки так думают! — рассердился он.— А я говорю, не пойдет! Здесь вырастет другой вид!»
Про себя я, конечно, посмеялся над экспериментом.
И точно: весной пошла липовая поросль.
Тем временем мы вышли к бетонному мосту, перекинутому через широкую магистраль, по которой проносились потоки автомобилей и автобусов. Когда-то здесь находилась Можжевеловая поляна, о которой часто вспоминал подолгу живший в Горках Дмитрий Ильич Ульянов. Возвращаясь с охоты, Ленин здесь делал привал, а однажды подстрелил тут тетерева. Суханов помнит, как эту поляну распахивали в конце тридцатых, а в шестидесятых прокладывали автотрассу к аэропорту Домодедово.
И вновь строки из воспоминаний Д. И. Ульянова: «Раньше в Лукине была видна церковь, у нее был громадный белый купол, который виднелся отсюда как бы для ориентировки, чтобы не заблудиться в лесу. Мы всегда находили этот купол Лукина и ориентировались в направлении».
Теперь дорогу на Лукино обступали сосны, и грандиозный пятиглавый собор из красного кирпича удалось увидеть лишь в непосредственной близости. Когда-то в сельце Лукино находился женский монастырь с причудливым тройным названием — Крестовоздвиженский Флоролаврский Иерусалимский. Так назывались престолы здешних церквей, превращенных в тридцатые годы в корпуса детского санатория. При этом небольшой усадебный храм Флора и Лавра и трапезная Иерусалимская церковь пострадали незначительно. А возведенный в 1896 году псевдорусский Крестовоздвиженский собор был обезглавлен. И лишь совсем недавно вновь поднялись над лесом восстановленные купола и кресты, и видны они тем, кто прилетает самолетом в Домодедово.
За кирпичной монастырской оградой лежал луг, наполовину накрытый тенью собора. Его пересекала тропа, спускавшаяся в низину. А дальше, до самого горизонта, простиралась лесистая долина Пахры. Мы перешли небольшой ручей.
— Здесь начинается Барсучий овраг,— сказал Александр Федорович.
— А барсуки есть?
— Нынче мало. Браконьеров много развелось.
— В заповеднике? — удивился я.— Да еще в Ленинском?
— А думаете, это останавливает?..
Тропа шла по краю оврага, потом свернула в лес. Пришлось довольно долго брести по березняку. Вдруг стволы расступились — будто Тунгусский метеорит насквозь прорезал глухой подмосковный лес. Мы остановились на широкой просеке.
— Что это?
— Коллектор,— ответил егерь.— Здесь идет трасса газопровода. Вырублен почти весь Тетеревиный ток — так называли березовое редколесье, где хорошо шла охота по тетеревиным выводкам. Меня водил сюда отец еще мальчишкой.
Родная деревня Суханова лежала поблизости. Сначала я увидел россыпь разноцветных кубиков на склоне — ульи. За пасекой сгрудились крытые шифером дома.
Ленин побывал в Богданихе несколько раз. Во всех путеводителях можно прочитать о том, что 5 сентября 1920 года крестьяне Богданихи обратились к Владимиру Ильичу с просьбой уменьшить непомерный размер продразверстки. На следующий день Ленин писал из Горок в Подольский уездный продовольственный комитет. «Мне доставлено непосредственно следующее прошение. Я могу удостоверить тяжелое продовольственное положение деревни Богданово (Богданихи в просторечии). Прошу поэтому немедленно рассмотреть их прошение и по возможности облегчить их положение, то есть по возможности уменьшить разверстку с них...»
Александр Федорович отворил калитку, и мы поднялись на крыльцо. Суханов толкнул обитую мешковиной дверь, и я увидел обшитые мореной вагонкой стены горницы с иконками в переднем углу. Между окон висели поблекшие фотографии.
