Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1970 год
Однако необходимость в этих судах росла с каждым годом. В Сибири и на Дальнем Востоке вырастали новые города, развивалась промышленность, тысячи и тысячи людей ехали обживать новые места. Если взглянуть на карту этих районов, нетрудно заметить, что она вся испещрена крупными реками и их притоками, — значит, это самый удобный путь для перевозки грузов, так необходимых развивающемуся хозяйству края. И караваны судов, возглавляемые Федором Васильевичем Наяновым и опытными капитанами, вопреки сомнениям скептиков пошли по новому пути, и вот уже более двадцати лет речные суда приходят в сибирские и дальневосточные реки, преодолевая океанские и морские волны и ветры. Наш караван двадцать второй.
Охотское море кончилось: перед рассветом показался мыс Елизаветы — северная оконечность Сахалина. Точнее, еще не сам мыс, а его маяк.
Утром обогнули мыс Марии: зеленая, спадающая вниз сопка, белая башня маяка, зеленая низина сопки, полнейший штиль и тихое, ровное дыхание судна. Как будто все еще спит: не взошло солнце, не началась жизнь. Облака похожи то на лебедей, то на паруса. Входим в Сахалинский залив. Последние десятки миль кажутся особенно долгими.
Неожиданно впереди увидели силуэт небольшого судна. Смотрим в бинокль и понимаем, что это лоцманское судно. Они нас увидели раньше и теперь спускают шлюпку. И вдруг впервые после долгого перехода возникло: «Нас ждут». Ждут именно нас и никого другого! Обычно ждали мы: ждали лоцмана, ждали катер, чтобы сойти на берег, потому что у нас не было своих причалов и мы всегда бросали якоря на рейде, ждали разрешения на выход в море, ждали погоды, ждали... ждали... И все ради этих минут.
Теперь судно ведет лоцман. Идем в лимане. Я оборачиваюсь и вижу разноцветные флаги — позывные судов; подняты и красно-белые флаги: имею на борту лоцмана. Это обычные вещи, но для нас они выглядят празднично.
В океане, во время штормов, во время тяжелых льдов и бесконечных ночей без причалов, мы жалели, что идем на маленьких речных судах. Каждый не вслух, а как-то мысленно отмечал это. Конечно же, в двенадцать баллов лучше находиться на большом океанском судне, а не на маленькой посудине, которую может швырнуть на камни, но сейчас, когда мы идем вдоль берегов Амура, мы рады, что в кильватере не океанские корабли. На океанском судне мы не испытывали бы таких минут, как сейчас. С благодарностью и как-то по-новому смотрим мы на свои суда. За долгий переход мы забыли, что наши суда действительно очень красивы: длинные корпуса с белыми надстройками, трубы, как у морских кораблей, опущенные стрелы кранов. У судов высокие борта, непривычная для речных судов морская архитектура, здесь такие видят впервые. Пожилой человек, копающий грядку возле своего дома, увидев нас, оставил лопату, подошел ближе к воде, посмотрел на суда и вдруг улыбнулся. И было такое ощущение, что все эти две навигации мы постепенно приближались к этой улыбке, ради нее прошли весь путь. Получили радиограмму от Палагина. Он сообщал, что суда, идущие в Находку, тоже скоро будут «дома».
К вечеру пришли в Николаевск. Пар от теплой зелени поднимается, как дым. Капитан сказал, что завтра утром будем сдавать судно. Стало грустно.
Мы сохранили в отличном состоянии такелаж и приборы, сохранили для новой команды, которая завтра займет наши каюты и наши места на палубе, в рубке, в машине. Борис Дьячков, разглядывая ящик с новыми инструментами, говорил: ему жаль, что не пришлось ими поработать; мы даже сохранили чайный сервиз, чтобы передать его целым, нетронутым, а сами пили чай из кружек. Было грустно оттого, что рейс закончен, и радостно, потому что довели свое дело до конца.
Дождь никого из ребят не остановил: все вышли на берег. Мы готовы были шагать по лужам «нашего» города, ходить по парку и подниматься по деревянной лестнице вверх, где террасой раскинулся второй зеленый парк; мы зашли на почту отправить последнее письмо и снова ходили по городу, пока вновь не спустились вниз, к причалу.
Надир Сафиев, наш спец. корр.
Архангельск — Николаевск-на-Амуре
Человек в маске
В Эрмитаж, в «Рыцарский зал», нередко приходят люди, у которых рыцарские доспехи вызывают не только исторический интерес. Сюда часто приходят и с очень практическими целями. Эти люди разглядывают латы и оружие (которые обходились одному рыцарю ни больше ни меньше как в сорок пять коров или пятнадцать кобылиц), изучают конструкции рыцарских доспехов, средства, какими достигалась их подвижность... Искусство прошлого, искусство изготовления лат, знавшее своих непревзойденных мастеров — ремесленников, может иметь применение и сейчас.
Известно, что специалисты многих нынешних совершенно мирных профессий, подобно рыцарям, чьи занятия отнюдь не носили мирного характера, также нуждаются в «доспехах»... Латы защищали рыцаря от оружия противника; нынешний мирный труженик должен быть защищен от огня, если он гасит пожар в шахте или в тайге; от давления многометрового слоя воды, если он уходит на дно моря; или от радиации, когда он проникает в космос...
Но для специалиста интересны не одни лишь конструктивные особенности лат, созданных мастерами прошлого. Ощущения человека, закованного в средневековые латы, в чем-то похожи на ощущения человека, надевшего, к примеру, водолазный скафандр. Водолаз, заключенный в свои тяжелые «доспехи», нуждается в тех же качествах, какие развивали у себя рыцари, — в физической силе, выносливости, ловкости. Средневековый рыцарь должен был уметь (и это в доспехах!): ездить верхом всеми аллюрами, вольтижировать на лошади, на всем скаку поднимать с земли груз; уметь плавать в броне на животе и на спине; уметь стрелять из лука и самострела; уметь защищаться оружием; бороться, фехтовать обеими руками; ловко прыгать. И наконец, рыцарь должен был уметь хорошо танцевать и даже за пиршественным столом чувствовать себя в латах свободно. Рыцари из ордена «храмовников» давали обет не снимать лат во всех случаях жизни... Так вырабатывались физические качества, необходимые рыцарю в бою. Человек, одетый в скафандр, должен работать, то есть тоже иметь свободу движений. Вот почему, например, летчики-высотники интересуются, как мог рыцарь двигаться в тяжелых латах.
Конечно, применение возможностей, какими обладали рыцари, изменилось. Сами же возможности и их развитие будут нужны всегда, нужны и в наше время, как необходимы во все времена ловкость, сила, выносливость и смелость.
В огне не горит
Тройные металлические двери вели в небольшую камеру. Они открывались почти бесшумно, и только по тому, как медленно они отходили, с какой-то даже угрюмой торжественностью, можно было предположить, как они тяжелы.
Два человека ушли в эту камеру с той же медлительностью, будто даже с неохотой. Двери закрыли. И сразу же все свидетели эксперимента, сотрудники Центральной научно-исследовательской лаборатории по горноспасательному делу, перешли к большому иллюминатору. Сквозь стекло было видно, что происходит в камере. А там происходило что-то странное. На первый взгляд там шла детская игра, только играли взрослые.
С поразительной старательностью один из них в блестящем, покрытом слоем алюминия скафандре перекладывал кирпичи из одной кучи в другую. Обыкновенные красные кирпичи. Их было много, около сотни. Второй шел по движущемуся горизонтальному транспортеру. Но шел навстречу движению, так что мог идти долго — пока не выключат транспортер или пока не устанет сам человек. Так и случилось. Он, наверное, устал, потому что сошел, наконец, с транспортера и отправился в угол камеры.
В это время первый, сложив из кирпичей огромную новую кучу, почему-то не удовлетворился сделанным. Стал перекладывать кирпичи вновь, относя их еще дальше в сторону.
Второй же подошел к динамометру, опустил руку на его рычаг и стал методично поднимать его и опускать. Сквозь стекло было видно, как первому и второму все труднее делать свое дело. Но по тому, как они с трудом, уже устало, но все же делали его, можно было понять, как это нужно: нажимать рычаг и перекладывать кирпичи.
Испытывался новый скафандр для горноспасателей.
...Едва ли не самое страшное, что только может случиться в шахте, это пожар. Огонь бежит по штрекам, горит угольный пласт, плавятся стальные рельсы, машины, вагонетки; ядовитые газы ползут из штрека в штрек... Скорее перекрыть ход огню и газам!.. Один из способов уничтожения пожара — это закрыть вентиляционные двери в горящем штреке. Без доступа кислорода огонь в конце концов погаснет сам.
Чтобы это можно было сделать, испытывается недавно изобретенный гатескаф — автономный газотеплозащитный скафандр. Грудь и голова человека, надевшего гатескаф, надежно защищены твердой оболочкой; все остальные части скафандра сделаны из специальной ткани, гибкой, покрытой слоем алюминия, он хорошо отражает тепло; для подачи воздуха и охлаждения существует автономная установка, смонтированная на спине гатескафа.
