Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год
Любопытно, что наиболее рьяными противниками эксперимента выступили двое. Самый худой из нас, молодой фотограф из журнала «Нэшнл джиогрэфик», который считал, что просто глупо питаться полинезийской пищей. И самый толстый — «Буги» Калама, жаловавшийся на жестокие страдания, которые ему доставляла полинезийская диета. Посовещавшись с Кавикой и Лайманом, мы решили удовлетворить требование «заговорщиков» и связались с «Меотай», попросив их прислать немного продуктов.
Когда посланная с «Меотай» резиновая лодка подошла к каноэ, я вызвался помочь поднять груз на борт. Кроме упаковок с рисом, тушенкой, морковью и фруктами, они собирались предложить мне шесть банок пива. Конечно, после марихуаны пиво сущий пустяк. Но мой мозг работал слишком медленно. Без тени сомнения я громко крикнул людям в лодке: «Пива не надо!»
Мгновение спустя я понял, что допустил непростительную ошибку. Несколько банок пива не сорвали бы нашего путешествия. Мне не стоило забывать, что пиво для гавайцев — непременный атрибут общения. К сожалению, я осознал все это слишком поздно. Несколько человек из команды, наблюдавшие за эпизодом, с трудом сдержали ярость. Они молча повернулись ко мне спиной и пошли прочь.
Опасный подарок
Позади 33 дня плавания. Сегодня утром, в тумане, мы увидели слабый свет далекого маяка. Значит, впереди земля. Еще несколько часов хода, и под густыми облаками обозначились огромные темные тени. Вскоре они приобрели форму горных пиков, словно вытолкнутых океаном в небо. Казалось, что впереди два острова, но на самом деле это иллюзия. Таити по форме напоминает восьмерку: два вулканических конуса, соединенных между собой узким перешейком. Издали видны только оконечности конусов, отстоящих друг от друга на приличном расстоянии.
Вряд ли нам удастся добраться до вожделенной земли засветло. В лучшем случае мы войдем в порт Папеэте около полуночи, а это слишком поздно, чтобы чувствовать себя в безопасности в узком проливе. Да и наши таитянские спонсоры не хотели бы, чтобы мы высаживались на берег раньше завтрашнего утра, когда назначена официальная церемония встречи. Родо Вильяме посоветовал на ночь отогнать «Хокулеа» в лагуну атолла Тэйтииароа, а с первыми лучами солнца направиться к Папеэте, от которого лагуну отделяет тридцать миль. На том и порешили. Кавика дал команду двигаться к атоллу.
С точки зрения «банды из рубки» — так мы называли часть команды, которая все делала наперекор руководителям экспедиции, — ночевка в лагуне была ужасной идеей. «Почему мы направляемся туда, а не прямиком на Таити?» — с раздражением вопрошали они. Уговоры Кавики и Вильямса, пытавшихся убедить их в том, что сейчас уже слишком поздно высаживаться на Таити, не возымели никакого действия. Члены «банды» расценили это как очередное проявление диктата «лидеров», ущемляющих их права.
Когда на горизонте уже появились кокосовые пальмы Тэйтииароа, к нам подошла изящная спортивная лодка. На ее борту нас приветствовал не кто иной, как Дейл Белл, кинопродюсер из «Нэшнл джиогрэфик». Он прилетел на Таити специально, чтобы попасть на нашу встречу, и теперь, сгорая от нетерпения, примчался лично высказать свои поздравления. С собой Белл прихватил вполне соответствующий такому событию подарок — дюжину бутылок французского шампанского, которые тут же перекочевали к нам на борт. Конечно, он и не подозревал, какие печальные последствия будет иметь его дар.
Львиная доля шампанского досталась членам «банды», которые удалились на нос, чтобы подальше от остальных отметить событие. Бутылки пошли по кругу, и скоро шампанское ударило им в голову. Улыбки и смех уступили место глумливым гримасам и яростным возгласам. Внезапно они вскочили и, хватаясь за леера, направились в нашу сторону. Потом, как по команде, в наш адрес посыпались упреки. Особенно усердствовали Буги и Билли. Они обвинили Льюиса в попытке изменить курс, пока May спал. Кавику бранили за то, что он не оправдал их надежды на роль «сильного лидера» и предал интересы команды. Досталось также Лайману и мне. Меня упрекали в том, что в свое время не разрешил установить килевые лопасти и заставил спустить кливер.
Вскоре к этим двоим присоединился уже порядком разъяренный Буффало. В отличие от Буги и Билли, чьи роли казались заранее распределенными и отрепетированными, он взорвался злобными нападками в адрес белых. Ему не нравилось в нас все: как мы говорим, едим, ходим. Свою эмоциональную речь Буффало сопровождал быстрыми и резкими движениями рук. Казалось, что он полностью потерял над собой контроль.
Несмотря на всю несправедливость и грубую форму обвинений, я сохранял спокойствие: вряд ли в этой ситуации имело смысл возражать. Но Дэвид Льюис, стоявший чуть позади меня, решил ввязаться в спор с Буффало: критика со стороны человека, который мало что смыслил в морской науке, показалась ему слишком оскорбительной. «Мы тоже люди, и с нами надо обращаться по-человечески», — заявил Льюис.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы Буффало окончательно рассвирепел. Оттолкнувшись от кормового леера, он в одно мгновение нокаутировал Льюиса, стоявшего рядом с ним фотографа и капитана. Следующим за Кавикой стоял я. Удар Буффало пришелся мне прямо в лицо. Он продолжал дубасить меня, и когда я отступил на корму. Я не отвечал на удары, хотя физически мог за себя постоять. Но любое ответное движение могло бы вызвать кровавое побоище на палубе «Хокулеа».
Пытаясь остановить Буффало, Лайман вцепился ему в спину. Тот на секунду замешкался, и я успел прийти в себя. Досталось мне здорово. Голова гудела, а из разбитого носа по подбородку струилась кровь. Неожиданно вмешался May. Одного движения его руки и короткого возгласа: «Остановись, Буффало», — оказалось достаточно, чтобы успокоить разъяренных членов экипажа.
Немного поворчав, все разошлись по своим местам. Стычка закончилась.
Все это время спортивная лодка следовала рядом с нами. Перед началом инцидента Родо перешел на нее, чтобы переговорить по радиотелефону с Папеэте о деталях завтрашней церемонии. Увидев, что дело принимает нешуточный оборот, он вызвал на подмогу буксир с полицейскими. Теперь не могло быть и речи о ночевке в лагуне Тэйтииароа. Мы направились прямо к Таити, чтобы заночевать вблизи его берегов. Нас сопровождал вызванный Родо буксир, шедший на расстоянии нескольких сотен метров от «Хокулеа». Полицейские были одеты в гражданскую одежду, поэтому никто, кроме нас двоих, не знал об их присутствии.
Когда стемнело, ко мне подошел May. «Послушай, Бен, — сказал он тихо, но решительно. — Я хочу вернуться домой. Я не хочу плыть на Гавайи на каноэ». May объяснил, что это решение созрело у него под влиянием поведения «банды из рубки». Насилие и грубость претили его мягкой натуре. Он долго колебался, но, когда Буффало избил меня и Кавику, его терпение лопнуло. Я постарался успокоить его как мог. Безусловно, уход May был бы для нас большой потерей, но в тот вечер я не стал его отговаривать, надеясь сделать это позже.
Ночь не принесла покоя. Голова разламывалась от боли. Но еще большее страдание доставляли мысли о том, что концовка путешествия прошла под полицейским эскортом и была омрачена боязнью потерять May. Большую часть ночи Родо, May и я бодрствовали, одним глазом следя за тем, чтобы «Хокулеа» не налетела на барьерный риф, опоясывающий остров, а другим наблюдая за рубкой, где расположились на ночлег члены «банды».
Вскоре после полуночи мы оказались в пределах видимости барьерного рифа Таити, о который с шипением разбивался могучий океанский прибой.
Утром нас ждал небывало теплый прием. Тысячи островитян приветствовали «Хокулеа», когда она входила в спокойные воды гавани Папеэте. Специально ради такого случая губернатор Французской Полинезии объявил день нашего прибытия, пятницу 4 июля, национальным праздником. Школы были закрыты, а взрослым предоставлен выходной.
Поприветствовать странное каноэ с Гавайев пришли 15 тысяч таитянцев каждый пятый житель острова. Никогда прежде эти берега не видели такого скопления народа. Ни когда встречали капитана Кука два столетия назад, ни во время визита генерала де Голля.
Меня охватило чувство огромного облегчения и одновременно победы. Несмотря на все проблемы и отсрочки старта на Гавайях, на штиль и встречные ветра, преследовавшие нас все путешествие, несмотря на тысячу других препятствий, мы все-таки дошли до Таити.
Бен Финни / Фото автора Перевел с английского Александр Солнцев
Пропало море
Каждое путешествие на Дальний Восток для меня событие. Памятное плавание на веслах из устья Амура во Владивосток, пеший переход через Джугджур по следам писателя Гончарова, наконец, поиски якоря Беринга в разломах охотских предгорий. Кажется, достаточно, чтобы понять «лики Охотоморья», как любят говорить на Востоке. Но мне не хватало на этой прародине русского океанского мышления — так я именую Охотское море — его осколков, его Архипелага, его Шантарских островов. Дважды я видел, не боюсь высокопарности, эти изумрудные осколки, «утопающие» в синеве моря-окияна. Один раз с борта рейсового самолета, в другой раз с перевала на Джугджуре за двести верст. В том последнем случае мелькнула мысль, что стоял я в потоке самого чистого на земле воздуха. Оказаться там стало навязчивой мечтой, а вернее — насущной необходимостью.
