Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики (СИ) - Таня Белозерцева
— Простите, а кто в вас стрелял?
Тайгерис поморщился, но ответил:
— Не в меня стреляли, а в подругу мою. Стычка у них в селении вышла, и Гален, это кузнец тамошний, решил, что незачем всяким мантикорам небо коптить. Это ночью было, устроили засаду на Меррайю, а мы с ней вместе в ту ночь охотились, я заметил и вмешался, как видишь, не очень удачно с моей стороны. Но это неважно, главное, она успела спастись.
Гарри с трудом дослушал, с первого упоминания о мантикоре его окатила волна сильнейшего отвращения, да что он тут… себе воображает, тварь! Защищать мантикору, такую же тварь, как и он сам!
С этого момента Гарри перестал заходить в комнату окончательно, ему Тайгерис совсем разонравился, да и чего ждать от существа, которое водит дружбу со смертельно опасными мантикорами, известными волшебникам в категории опасных существ класса пять икс, то есть не поддающиеся приручению и крайне ядовитые впридачу.
А несколько дней спустя после памятного разговора произошло одно событие, которое надолго встряхнуло их. Произошло это во время прогулки по холмам на западном берегу озера, которое, кстати, назвали озером Соломона, а саму долину поэтично окрестили Долиной Мирабель. Итак, спокойная, мирная семейная прогулка, Михаэль и Лери идут, взявшись за руки, впереди Люпин и Север, сам Гарри чуть поотстал, наслаждаясь теплым солнечным днем, и ничто не предвещало… когда над озером совершенно беззвучно распахнулись два крыла и огромный бронзовый ранкориал по широкой спирали пошел на снижение, сжимая в лапах небольшую кабину. Михаэль и Лери переглянулись и тут же, не сговариваясь, побежали к дому, куда только что приземлился дракон. Гарри подхватил Севера и, кивнув Люпину, помчался следом. Подбежав к кабине, они увидели, как из неё вышел мужчина, высокий и желтоволосый, с черной повязкой на правом глазу. Окинув единственным зеленым оком подошедших людей, он обратился к Михаэлю:
— Аэльтонвейденвэйр сказал мне, что здесь помогут, моя жена не может разродиться, никак не пойму, то ли плод неправильно лег, то ли сразу двое лезут и застряли в шейке матки…
Разумеется, не успел он договорить, как Михаэль, схватившись за голову, бросился в кабину, чтобы, однако, выскочить обратно с выпученными глазами и заиканием. И с трудом выговорил, вернув глаза обратно в глазницы:
— Это… простите, ваша жена?
Лери удивленно почесала в ухе и переспросила:
— В чем дело, Михаэль?
А тот трясущейся рукой ткнул в сторону кабины и продолжил высказывать претензии одноглазому:
— Вы хотя бы предупреждайте, что ваша жена не человек. И ещё, ищите ветеринара, я никогда в жизни не принимал роды у львиц!
И, конечно, после таких слов Лери, полная любопытства, устремилась в кабину. После недолгой тишины раздался её восторженный возглас:
— Вау! Мантикора!..
И тут же высунулась наружу, торопливо сказала мужу:
— Позови Дерека, у него больше опыта, он имел дело со львами.
Михаэль кивнул, оглянулся, увидел Гарри, вспомнил про Эльмо, Патронуса-сенбернара и попросил у сына:
— Гарри, будь добр, пошли Эльма за Дереком. Поторопись, прошу.
Ну что делать, не спорить же… И Гарри, скрепя сердце и загнав подальше неприязнь к существу под названием «мантикора», позвал Эльмо. Проводив же взглядом серебряного сенбернара, повернулся к кабине да так и замер — одноглазый незнакомец и Лери, поддерживая с двух сторон, осторожно вели… Гарри даже икнул от неожиданности, сразу вспомнив сфинкса, которого видел на третьем туре Турнира Трёх Волшебников. Голова женская, каштановые волосы, серые глаза, вполне обычное лицо, а вот тело, да, львиное, очень беременное львиное тело… Тут ему пришлось со стыдом признать, что он, в принципе, даже не знает, как вообще выглядит мантикора. Слышать слышал, ну пару стилизованных картинок видел в древних бестиариях, и если верить им, то мантикора должна выглядеть как помесь скорпиона с крабом и тем же львом, но никак не как эта измученная тяжелыми родами женщина, которая, с трудом переставляя мощные желтые лапы, тяжело шагает к дому, глухо постанывая от боли. А рядом с ней идет её одноглазый муж, поддерживает и тихо, успокаивающе бормочет:
— Тише-тише, ещё немного, ещё чуть-чуть, потерпи, Меррайя…
Что?! Гарри, оглушенный совестью, потрясенно смотрел вслед. Меррайя, так вот кого защищал Тайгерис!.. Чувство вины лавиной обрушилась на Гарри, за что… за что, спрашивается, он целую неделю презирает Тайгериса? Совершенно раздавленный стыдом и виной, Гарри опустился в траву возле кабины, бронзовый ранкориал с длинным и труднопроизносимым именем стек с кабины и присел рядом с Гарри, в его понимающем взгляде читалось сочувствие, а в сочувствующем молчании слышалось понимание. Гарри не выдержал, горько произнес:
— Я дурак, я просто непроходимый тупица, сужу обо всех по себе. Мерлин!.. — и сложился пополам, уткнувшись лбом в колени.
— Понимаю, — серьезно ответил Аэльто-и-как-там-его-дальше. — Но ты немного не прав, Гарри, — добавил он. Гарри оторвал лицо от колен и задрал голову, глядя на огромную клиновидную голову ранкориала.
— В чем я не прав?
— В том, что ты не учишься, Гарри. И не пытаешься даже понять простую истину, которую, кстати, заповедует твой собственный отец, профессиональный спасатель.
— А что за истина? — в страшной тревоге спросил Гарри, неужели он что-то упустил из жизненных кредо своего отца?
А ранкориал тихо сказал:
— Ценится каждая жизнь. Таков девиз спасателей, если я не ошибаюсь, Гарри. Это и есть главная истина жизни. Конечно, кое-кто может поспорить со мной, тем более что именно я производил глобальную чистку по всему Балинору в день Радуги. Но поставь рядом простую овцу и вечно голодную самку вурдалака, вечно жрущую и никогда не насыщающуюся, потому убивающую всех без разбору и без остановки, и при этом она сверхумная и хитрая тварь. Кого оставить в живых, Гарри? Глупую и бесполезную овцу или…
— Овцу, конечно, — торопливо сказал Гарри, ранкориал серьезно кивнул, одобряя его ответ и понимая, что тот всё осознал.
А юноша робко произнес:
— Как вы думаете, Тайгерис меня простит?
— Конечно, он тебя простит, Гарри, но, по-моему, сперва ты себя должен простить. Тайгериса ты не обижал, просто ты его не понял.
— Да, верно, — с облегчением улыбнулся Гарри и спросил: — у вас такое имя… странное, не могли бы вы повторить?
— Нет, Гарри, можешь называть меня покороче,
