Иль Мактуб. Судьба Эмира - Ульяна Соболева
Ахмад развернулся ко мне, его глаза полыхали огнём.
- Домой! – рявкнул он и быстрым шагом пошел к выходу, схватив меня за руку.
Глава 18
Страх — странная штука. Он не просто парализует, не просто замораживает тело. Он разъедает изнутри, вытягивает все силы, оставляя лишь пустую оболочку. Как будто ничего вокруг не существует, кроме одного чувства — острого, ледяного ужаса, который невозможно изгнать. Именно этот страх пронизывал меня, когда я узнала, что Миша и Саша исчезли. Я помню, как мы с Ахмадом бежали в комнату охраны. В моих ушах шумело, я не слышала его слов, не понимала, что происходит. Всё, что я чувствовала — это резкую, невыносимую боль и ужас, который сковал меня от кончиков пальцев до кончиков волос. Дети исчезли. Моё сердце сжалось до размеров маленькой точки, оставляя после себя только тугую петлю боли. Невыносимо. Просто невыносимо.
Когда я увидела запись с камер наблюдения, где Аят выводила Мишу и Сашу за ворота, мне стало плохо. Я не могла поверить своим глазам. Это было неправдой, это было невозможно. Но она виднелась на экране — маленькая, хрупкая девочка, без единой эмоции на лице. Она вывела их… и оставила там.
— Останови запись! — крикнул Ахмад, его голос резал тишину как лезвие.
Я стояла рядом, пытаясь понять, что же, чёрт возьми, происходит. Мы увидели, как дети уходят из дома, а затем… ничего. Камеры больше не зафиксировали их. Они исчезли за пределами территории. Камеры отключились…
— Аят… вывела их? — прошептала я, не в силах поверить в происходящее. Как? Зачем?
Ахмад молчал, его кулаки сжимались с такой силой, что я увидела, как побелели костяшки его пальцев. Я смотрела на него, но в его глазах был не просто гнев, в них был ужас, смешанный с беспомощностью. Мой взгляд метался между экраном и Ахмадом, пока не возникло чувство, что всё вокруг происходит не со мной. Какой-то кошмар, из которого я не могу проснуться. И тут появилась Аят. Она стояла в дверях, словно привидение. Тихая, неподвижная, будто всё происходящее не имело к ней никакого отношения. Моё сердце застучало быстрее. Я подбежала к ней, схватила её за плечи, но она просто стояла, молчала, как статуя.
— Что ты сделала?! Где дети?! — мой голос дрожал, но не от злости, а от абсолютной паники. Аят не ответила. Её лицо оставалось бесстрастным, пустым. Она даже не смотрела на нас, просто стояла, как будто её здесь не было.
— Аят, — Ахмад подошёл ближе, его голос был странно спокойным, почти умиротворяющим, хотя я знала, что внутри него бушует буря. — Где они? К кому ты отвела малышей? Тебя кто-то попросил?
Она молчала. Не сказала ни слова. Я чувствовала, как внутри меня всё сжимается от страха, как холод ползёт вверх по спине. Ахмад взял её за руку, аккуратно, но настойчиво. Но она так и не ответила.
— Господи… что же делать? — я шагнула назад, прижав руки к лицу, стараясь не сорваться в истерику. Как она могла это сделать? Как могла вывести их за ворота и оставить? Время словно замерло. Я не могла думать ни о чём, кроме одного — мои дети где-то там, на улице, среди чужих, и я понятия не имею, что с ними. Но Аят молчала, её губы сжались в тонкую линию. Она не говорила ни слова, и это пугало меня больше всего. А еще…меня пугало то отчаяние, которым накрыло с головой. Это было первое что я ощутила по отношению к детям – дикий страх, что с ними что-то случилось.
Пока Ахмад пытался организовать поиски, внутри меня росло чувство беспомощности. Мы были в центре какого-то хаоса. Охранники бегали, проверяли камеры, сканировали территорию. Но я чувствовала, как что-то внутри меня треснуло. Всё, что мне рассказал Амир, внезапно стало нестерпимой тяжестью, давящей на грудь. Я не могла избавиться от этой мысли, оттого что, возможно, Ахмад был именно тем чудовищем, каким его описал Амир. И даже сейчас, когда он организовывал поиски, я не могла перестать думать об этом.
— Ты не должна идти с нами, — сказал Ахмад, когда мы уже собирались выезжать на место, где, по словам охранников, могли быть дети.
Я резко повернулась к нему, мои глаза полыхали.
— Не говори мне, что я должна или не должна делать! — прошипела я. — Это мои дети! Я пойду!
Он замер на мгновение, но затем лишь кивнул. Его лицо оставалось бесстрастным, но я видела, что внутри него кипит всё так же, как и внутри меня. Он позволил, и я была ему за это благодарна. Мы сели в машину. Всё вокруг стало одним сплошным размазанным пятном. Я не могла думать, не могла сконцентрироваться. Все те слова, что Амир рассказал мне о прошлом Ахмада, о том, как он разрушил мою семью, как довёл до смерти Алену… они вертелись в моей голове, как назойливые мухи, мешая здраво рассуждать. Как я могла верить этому человеку? Как я могла сидеть рядом с ним и не испытывать омерзения? Но когда я смотрела на него сейчас — на человека, который потерял своих детей, — я видела не того чудовища, о котором говорил Амир. Я видела человека, разрываемого болью и страхом. Мы были в одном аду. Мы ехали быстро, слишком быстро, но время всё равно тянулось бесконечно. Мы направлялись в сторону старого завода — место, которое показалось охранникам подозрительным. Это был единственный след, и мы цеплялись за него, как за спасательный круг. Внутри машины повисла напряжённая тишина. Я видела, как Ахмад несколько раз пытался что-то сказать, но так и не нашёл слов. Возможно, он боялся, что любое слово может сломать меня окончательно.
— Мы их найдём, — вдруг сказал он, его голос был резким, но в нём я услышала ту же неуверенность, что испытывала сама.
Я молчала. У меня не было сил говорить. Всё, что я могла — это смотреть в окно, стараясь не дать себе сойти с ума от мысли, что дети могут быть в опасности.
— Вика… — его голос пронзил тишину. Я почувствовала, как его рука коснулась моей, но я отдёрнула её, словно от горячего