Измена. Ты меня никогда не любил - Даша Черничная
Особенно когда я ловлю на себе его жалостливые взгляды.
Знаю, что выгляжу еще хуже, чем вчера. Синяки начали менять цвет, и я стала превращаться в один большой баклажан. Да и рану на лице обработали сегодня зеленкой, поэтому я вся как светофор на ножках.
В клинике распоряжается всем Рома. Тут как тут его мать, Виктория Сергеевна, которая при виде меня бледнеет и хватается за сердце, будто видит привидение.
Все это начинает меня злить. Я не хочу жалости, я не хочу излишнего внимания. Я просто жду, чтобы закрыть дверь и остаться в одиночестве со своей гудящей головой. Эта чрезмерная жалость не делает мне лучше.
Вишенкой на торте становится прибытие Сони, которая тоже жаждет проведать меня. И снова все по кругу: охи-ахи и скрип моих зубов. Мне приходится приложить уйму усилий, чтобы не разораться прямо посреди коридора.
На удивление мне на помощь приходит Рома, который разгоняет всех.
— Так! — рявкает он. — Мама, Соня, на выход! Быстро!
Человек, абсолютно лишенный чувства такта, защищает меня и буквально силой выгоняет гостей, оставляя меня в палате в одиночестве. А я наедине с самой собой широко улыбаюсь, понимая, как сильно благодарна бывшему мужу.
Ромка возвращается, с шумом выдыхает и трет глаза. Улыбка сходит с моего лица, и что-то в душе начинает шевелиться. Он устал, скорее всего, не спал две ночи, переживает за меня. Ловко считывает мое состояние и лезет грудью на амбразуру, защищая от собственной семьи.
Ой, ну давай, Аделия, еще пожалей тут его! По головке погладь, приласкай.
Я только хочу съязвить, но Рома подходит к небольшому столику, нажимает кнопку на чайнике, дожидается, когда он закипит, делает мне чай с сахаром и ставит чашку на тумбочку рядом со мной.
Приносит пульт, кладет мне на одеяло. Отходит к окну и поправляет занавеску. Я понимаю, что он хочет остаться, но не может придумать ни одной причины для этого.
— Ром, — зову я, и муж резко оборачивается, — поезжай домой и поспи. Я никуда не денусь, и со мной ничего не случится.
Произношу это спокойно, иначе, я уверена, он снова заночует в коридоре.
— Дель…
— Иди! — настаиваю.
Рома кивает и вздыхает:
— Ладно.
Когда за мужем закрывается дверь, а после открывается снова и в нее заглядывает сестра, мне хочется позвать его обратно и попросить прихватить с собой Майю.
Видимо, теперь мне придется научиться жить с косыми, полными жалости, взглядами в свой адрес.
Глава 43. Уникальность
Рома
Мне сложно смотреть в лицо Аделии. Нет, дело не в том, что теперь его украшает уродливый шов, тянущийся от щеки к виску.
Дело в том, что смотреть на нее и выглядеть при этом не выдавать своих чувств с каждым днем становится все сложнее.
Моя жена всегда и во всем была идеальной. Просто картинка, нарисованная умелым художником. Ни малейшего изъяна, ни одной мелочи, которая бы портила эту картинку.
Сцепив зубы, я смотрю на нее максимально равнодушно, обрастая броней, которая не пропустит ни капли жалости. Я вижу, как Аделия реагирует, когда видит сочувствие в глазах окружающих. Особенно моей семьи, которая хочет ее поддержать, подбодрить, но делает только хуже.
Я запретил им приходить к Аделии, хотя бы на то время, пока она находится в больнице.
Единственный человек, который хоть как-то держался, — это Димка. Но его хватило на пятнадцать минут. А после он вышел из палаты и с силой растер бледное лицо, размазывая неискреннюю маску веселости.
— Это как-то можно исправить? — спросил он у меня шепотом.
Блять, такое ощущение, что моя жена резко стала каким-то фриком. Цирковым уродом.
Эй, блять! Она самая красивая в мире женщина! Была и остается. Похер на эту красную линию, которая расчерчивает ее лицо! Разве она что-то меняет?
Для меня — ничего.
Кроме того, что теперь она будет служить вечным напоминанием о моих ошибках и результатом неправильных решений. До гробовой доски буду винить себя в том, что случилось.
Нельзя было допускать той ситуации. Нельзя было отпускать ее в ночь. Но к чему теперь посыпать голову пеплом?
— Можно, — сухо отвечаю я Диме. — Если Аделия захочет исправить этот шрам, она это сделает.
— Конечно захочет! — возмущенно произносит Димка.
И вроде я понимаю, что он не со зла говорит все это. Но, сука, как же хочется врезать ему.
— Ты иди, Дим.
— Я сказал что-то не то? — он тут же хмурится.
— Просто иди, — отступаю назад.
— Твою мать, Ром, я же не это хотел сказать! — до него доходит. — Я просто предположил, что для нее, как и для любой женщины, важно отражение в зеркале. Но сейчас…
— Сейчас ты не делаешь лучше, Дим. Свали нахрен уже! — произношу со злостью.
Хочется разнести здесь все. Я с силой сжимаю кулаки, чтобы не наделать делов.
Дима говорит слишком громко, и мне кажется, что Аделия может услышать. Наконец он разворачивается и уходит, а я возвращаюсь в палату.
Деля поднимает на меня тяжелый взгляд.
— Не слушай его, — качаю головой. — Никого, блять, не слушай!
Кажется, этот разговор вынес меня сильнее, чем ее. Потому что Аделия спокойно сидит на небольшом диванчике и читает книгу.
— Забавно то, что мое лицо заботит их больше, чем меня, — она говорит это совершенно спокойно и беззлобно.
— Просто моя семья любит тебя, и им сложно контролировать свои эмоции.
Падаю рядом с ней и устало вытягиваю ноги.
— Можно подумать, ты легко контролируешь свои эмоции, — усмехается она.
— Можно подумать, для тебя это новость, — закатываю глаза.
Мы тихонько смеемся, а после Аделия серезнеет:
— Тебе не страшно от того, что стало с моим лицом?
Я пытаюсь подобрать правильные и тактичные слова, но получается откровенная хрень:
— Это ничего не значит для меня.
Аделия распахивает глаза.
— В смысле, для меня это ничего не меняет. Не меняет моих чувств к тебе. Мне жаль, что это все случилось с тобой, и я чувствую собственную вину за случившееся, но в моих глазах ты не стала выглядеть по-другому просто потому, что в тебе появилась новая изюминка.
— Изюминка? — в ее глазах смешинки. — Это шрам.
—
