С привкусом пепла - Иван Александрович Белов
– Староста шемякинский в деревне?
– А где ему быть? В правлении заседает, жутко ответственный человек
– Ну спасибо, отец, – поблагодарил Решетов. – Здорово помог.
– Да я чего? Чем могу, – растерялся Афанасий. – Я смекаю, до дому нам итить теперича нечего?
– Придется с нами сидеть, пока все не закончится.
– Оно понятно, – вздохнул старик.
– Для вашей безопасности, отец.
– Это конечно, – тонкие губы, спрятанные в бороде, тронула улыбка, и дед сказал совсем без обиды. – Не доверяете.
– Ну и не без этого, время такое, отец, – Решетов отошел в сторонку, поманил Зотова и тихо, чтобы никто не услышал, сказал. – Предупреждаю по-дружески, план рискованный, одна заминка, все в землю ляжем. Еще не поздно уйти.
– Пожалуй останусь, – без раздумий отозвался Зотов. – Люблю такую альтернативу: грудь в крестах или голова в кустах, очень бодрит.
А про себя невесело рассмеялся. Узнают в Центре, чем ты тут занимаешься, ведро валерьянки понадобится. Полковник Степчук окончательно полысеет, тебя разжалуют к черту и отправят на Колыму зэков конвоить. И будут совершенноправы.
– А я ошибся в тебе, – уважительно сказал Решетов. – Думал слюнтяй кабинетный, за орденами приехал.
– Так и есть.
– Ну-ну, – неопределенно протянул Решетов. – Повторяю, план авантюрный до безобразия. В Шемякино у меня свои люди, причем не шваль мелкая, а фигуры серьезные, командир самообороны Попов и староста Машуров. Мужики надежные, не подведут, запутались немного, не той дорожкой пошли, но готовы по всей строгости отслужить.
– С размахом работаешь, – невольно позавидовал Зотов.
– Иначе смысла не вижу, жизнь одна, и прожить ее нужно красиво, пусть песни слагают, а бабы падают в обморок.
– Я предпочитаю тихонечко, не привлекая внимания.
– Тихоням я доверяю меньше всего, опасные вы, непредсказуемые. Ну да ладно, Попов с Машуровым помогут войти в Тарасовку, укажут дома полицаев, дальше дело за нами.
– Лихо, – присвистнул Зотов. – Как свяжешься со своими дважды предателями?
– Есть способы, ночка темная будет. Все обстряпаем, комар носа не подточит. Пойду с ребятами поговорю, а ты давай отдохни.
Глава 11
Зотов незаметно провалился в тяжелый, похожий на обморок сон. Вроде чувствуешь себя бодрячком, зорким соколом всматриваешься во тьму, но в очередной раз моргнув, уже не можешь разлепить век. Зотов падал в бездонный, черный колодец, парил в зловонной дымке головной боли, падал и падал, пока его деликатно не потрогали за руку. Знакомый голос вернул сознание в заболоченный перелесок.
– Товарищ Зотов! Виктор Палыч. Решетов кличет.
– Ты, Колька? – Зотов очнулся.
– Я, Виктор Палыч.
Сон сидя самый поганый, спина затекла и одеревенела, ноги свела мелкая судорога. Зотов открыл глаза. Светящиеся стрелки часов показывали без пятнадцати три. Ночь укутывала землю, дымчатые облака накинули невесомую шаль на молодую луну, искря по краям призрачным светом. Далеко на востоке горизонт пронзила серая, предрассветная полоса. В темноте угадывалась тщедушная фигурка Кольки Воробьева.
– Быстрей, Виктор Палыч, – взмолился Колька. – Только вас ждут.
– Торопыги какие, – Зотов поднялся на ноги. В ночном лесу всегда таится что-то жуткое, злое. Днем красотища, душа радуется, птички посвистывают, но ночью меняется все. Тьма клубилась среди деревьев, пульсируя, колыхаясь, словно живая, вселяя безотчетный, панический страх. Темнота диктовала свои правила. Ночь - время хищников, и сегодня будет охотиться самый страшный из хищников - человек.
В зарослях возникли зыбкие тени, чуть плотнее густой темноты.
– Привел, – пискнул Колька.
– Молодец, – откликнулся напряженный голос Решетова. Вокруг капитана, в темноте, застыли люди. – Как спалось, Вить?
– Мирово! – соврал Зотов. – Выступаем?
– Все готово. Знакомьтесь, Владимир Попов, бывший сержант Красной Армии, военнопленный, ныне командир шемякинской самообороны, наш пропуск в Тарасовку. – Лучь фонарика с синим маскировочным светофильтром выхватил из темноты круглое лицо со сломанным носом и секанул Зотову по глазам. – А это Виктор Петрович Зотов, представитель Центра, будет приглядывать за операцией.
– Здрасьте, – грубо буркнул Попов. Знакомство получилось номинальным.
– Выдвигаемся к КПП и заходим в деревню, – обрисовал ситуацию Решетов. – Снимаем часовых и разделяемся. Попов и его люди выцепляют по домам полицаев и обезоруживают, мы захватываем здание школы, там у них штаб. Должны уложиться в двадцать минут. Вопросы есть?
– Можно я в кустах посижу? – пробасил Шестаков. – А орден мне потом принесете, я не гордый, приму.
– Шутишь, Степан? Ну шути. За мной, и тих-ха.
Решетов раздал бойцам длинные полоски белой ткани, чья-то простыня пострадала от партизанского произвола, велев вязать на шею. Свой-чужой, это понятно.
– Как пионеры, етить, – бурчал в темноте Шестаков.
Отряд, уже не таясь, растянулся длинной цепочкой по колеистой меже. Лес отступил, сыпанув напоследок молодыми березками, показались темные крыши. Тишина стелилась над полем, вместе с сизым, болотным туманом. Зотов почувствовал себя крайне неуютно на открытом пространстве. Сейчас резанут из пулеметов, мало не покажется.
– Стой, кто идет! – резко окликнули из темноты.
– Свои! – откликнулся Попов. – Семен, ты что ли?
– Стой! – голос часового сорвался, лязгнул затвор. – Пароль!
– Великая Германия. Отзыв.
– Великая Россия! – полицай заметно расслабился.
Зотов усмехнулся про себя. Сколько дешевого пафоса. Давненько заметил, изменники любят размах, так предательство кажется обоснованным, чувствуешь себя не мелкой шавкой на поводке у хозяина, а вершителем судеб отдельно взятой страны. Шайка из пары сотен голодранцев у них непременно освободительная армия, кружок придурков-балаболов - партия, горлопан-руководительс замашками палача - последняя надежда русской нации.
В темноте замаячили фигуры двух полицаев.
– Вы, Владимир Михалыч?
– Ну я, узнал ведь, стервец?
– Как не узнать, Владимир Михалыч. Но порядок-то должон быть!
– Молодец, службу знаешь, – одобрил Попов, подходя вплотную.
Карпин, идущий справа от Зотова, подался вперед. В лунном отблеске тускло сверкнула сталь. Полицай захрипел порванным горлом и обмяк у лейтенанта в руках. Второго убил Малыгин,
