Измена. (не ) Его невеста - Лада Зорина
— Бегу!
Короткое слово. Знакомый голос. Звонкий, почти радостный.
В груди что-то сгустилось и уже привычно заныло, окуная его в воспоминания — яркие и запретные, но оттого ещё сильнее манившие. За эти две недели он начал верить, что всё это ему только привиделось. Придумалось в полубреду, в предрассветном часу, когда порой балансируешь между сном и реальностью.
В Москве без неё стало особенно невыносимо, потому что эти проклятые сны заполонили его одинокие ночи.
Глеб протянул руку, коснулся пальцами белой бумаги конверта.
— Марина, а вишня для начинки остыла?
Так вот каким был его дом без него… наполненным суетой каких-то ему неведомых приготовлений. И прислуга позволяла себе безо всякого стеснения перебрасываться шутками и перекрикиваться с хозяйкой в двух минутах ходьбы от его кабинета…
Конверт оказался почти невесомым. Запечатан надёжно. Не стоило переживать, что кто-нибудь мог поинтересоваться его содержимым.
Из коридора снова донёсся смех, будто рассыпались колокольчики.
Её искренний смех. Большущая редкость.
Когда его пальцы прошлись по ребру конверта, до его обоняния наконец-то добрался запах выпечки — мягкий, уютный, бесконечно манящий.
Вот таким был его дом без него. Не особняком, не элитной недвижимостью, а домом.
— Никита, поможешь с разносом? — позвала она. Приглушённо, но он услышал.
Должно быть, самое время наконец выяснить, что за таинственные приготовления там велись.
В конце концов ими руководила его жена, Полина Уварова.
Не Канатас, не кто бы то ни было ещё. Уварова.
Глеб сжал в руках конверт, разорвал его надвое, потом ещё и ещё.
Обрывки бумаги полетели в корзину вместе с тайной, которую хранили.
Глава 45
Его, будто зверя, вёл за собой аромат. Он вряд ли сбился бы с пути, даже если бы понятия не имел, где находятся в его доме кухни.
Шум посуды и голоса нарастали. Аромат усиливался. Тут кипела жизнь — настоящая, искренняя, по-хорошему суматошная. Не та суета, к которой он привык с детства, вечно пронизанная напряжением в ожидании нового удара судьбы.
— …вот сюда, иначе весь крем потом наружу вылезет.
— Полина Александровна, а что с остатками делать? Выкинуть?
— Вот ещё! Съешь.
— А можно?
И снова этот смех, тянувший из него жилы.
— Да почему нельзя-то? Ешь! Всё доедай, чтобы не оставалось. У меня и так холодильник всякими остатками забит.
Он застыл на пороге, испытывая непривычную для себя нерешительность. Ему не хотелось своим появлением нарушать эту идиллию. Она была счастлива — он по голосу слышал.
Она никогда так с ним не говорила. Свободно, легко, непринуждённо…
И он бы просто слушал её и наблюдал. Притворяясь, что между ними нет ни вражды, ни ненависти.
В поле его зрения наконец мелькнули рыжеватые волосы, озабоченный взгляд, испачканный фартук — Полина колдовала над целой батареей кексов с разноцветным кремом на шляпках. Осматривала их, пересчитывала.
Куда она столько напекла? Сумасшедшая…
Он смотрел на неё и убеждался — наплевать, Канатас она или нет. Наплевать — чистосердечно и искренне.
Она — это она. С каких-то даже ему неизвестных пор этого стало на двести процентов достаточно.
И сейчас он даже не ненавидел себя за то, что отчётливо понимал — он соскучился.
В чём ей никогда и ни за что не признается.
— Мы готовимся к какому-нибудь торжеству?
Полина вскинула голову. Голубые глаза приковались к нему. Она даже слегка побледнела. Будто с призраком встретилась, не иначе.
Короткую тишину раздробил грохот свалившегося на пол противня. Помогавшая на кухне горничная Марина упавшим голосом пробормотала извинение и приветствие.
Глеб взглянул на неё и кивнул:
— Добрый вечер. Не отвлекайтесь, Марина. Не хотел вам мешать.
Она продолжала смотреть на него во все глаза, застыв у своего кексового «цветника».
— Не знала, что ты вернулся… Никто не сообщал. И я… я не слышала.
Глеб пожал плечами:
— Ну, не то чтобы ты обязана выскакивать на крыльцо и чепчиком размахивать, верно?
— Нет, но…
— Это не важно. Ты и не могла знать. Я просил не сообщать. Не хотел никого тревожить.
Она смотрела на него озадаченно:
— На тебя совсем непохоже.
Глеб хмыкнул:
— Ты хорошо меня знаешь, верно?
Настало время ей пожимать плечами — неуверенно, почти боязливо:
— Я как раз противоположного мнения.
Кухня действовала на них странно. Будто по негласному соглашению она становилась нейтральной территорией, войны тут не велись. Эдакое священное место, не терпевшее кровопролития, пусть в их случае и метафорического.
И сейчас он с радостью принимал это положение дел.
Она ведь хотела общения. Сейчас он тоже хотел. Пусть остальные желания так никуда и не делись.
— Так куда столько выпечки?
Она будто только сейчас вспомнила о плодах своих наверняка многочасовых неустанных трудов — опустила взгляд на кексы:
— Ты вряд ли поверишь.
— Удиви меня.
— Жена твоего лучшего друга заказала мне партию.
Ей удалось. Он действительно удивился.
— Савельева к нам приезжала?
«К нам»… надо же, с какой лёгкостью ему далась эта фраза.
Полина кивнула.
— Я совсем не ожидала. Она попробовала мои кексы, и ей почему-то понравилось… — она смущённо поправила один из румяных «грибов» с розовой шляпкой. — Ну я и… то есть она мне заказала, вот, партию. И я пеку. Совсем не уверена, что ей понравится. Я тут экспериментирую с начинкой.
— Есть что-нибудь на пробу?
Домывавшая противень Марина бросила на него поверх плеча изумлённый взгляд. Да, посмотрите на своего работодателя. Совсем крышей потёк. Но сегодня ему на это откровенно плевать.
Полина огляделась, будто припоминая.
— Я тут… да. Несколько штук осталось. Там кокос и клубника. Я их отложила, но не уверена… у них начинка вылезла, поэтому…
— Не страшно, — он наконец вышел из тени, подхватил стул и приставил его к столу, стараясь не задеть ровные ряды выпечки. — Я с дороги. Есть очень хочется.
Она рискнула взглянуть на него, почти не пряча улыбку:
— Разве голод кексами заедают?
Глеб опустился на стул и облокотился на столешницу, как бы демонстрируя всю серьёзность своих намерений.
— Если со свежим крепким чаем, то очень даже.
Она чуть дольше положенного задержала на нём слегка удивлённый взгляд, потом всё же кивнула и нажала кнопку на электрическом чайнике.
Марина, домыв противень, который теперь блестел ярче любого зеркала в этом доме, с очевидной неохотой отложила его сушиться, явно надеясь занять себя ещё чем-нибудь, только бы задержаться на кухне.
Завтра весь дом будет судачить. Бред, но сегодня ему эта мысль почему-то казалась забавной и даже… приятной за неимением более подходящего слова.
— Марина, ты свободна. Спасибо за
