Сотри случайные черты - Наталья Чернякова
— Я… могу попросить тебя…
Поняв, какие чувства сейчас испытывает Артём, Лиза положила руку на его плечо и в замешательстве ответила:
— Ты можешь потребовать, а не просить.
— У меня нет ни одной фотографии мамы, я возьму хотя бы для того, чтобы оцифровать и сделать копию? — Он протянул руку и поднял со стола одну из двух фотографий в бронзовой рамке.
— Конечно, бери. — Самохин с благодарностью посмотрел на Лизу. — На ней мама такая радостная, она в то время только-только издала свою первую книгу по медицине. Вот она, на второй полке.
Артём взял в руки книгу, первая глава начиналась с фразы: «Сотри случайные черты, и ты увидишь: мир прекрасен».
— А каким она была врачом?
Лиза сразу поняла, о чём он, и улыбнулась:
— Неврологом.
Самохин указал на вторую фотографию, где была изображена вся семья:
— Ты такая здесь… забавная, — попытался он подыскать нужное слово. — А сколько тебе здесь лет?
— Шесть — счастливое время. Все ещё живы.
Лизе почему-то вспомнился день, когда она, ожидая родителей с работы, смотрела сказки, которые посоветовала ей Софья, считая, что мультфильмы на русском языке помогут избавить Лизу от акцента, а заодно привьют поведенческие навыки в обществе. Особенно девочке понравилась сказка «Волк и семеро козлят». Она настолько вжилась в роль одного из героев, что бесконечно блеяла: «Я — коза — дереза, бойся меня, волк. Беее» или «Баста, карапузики, кончилися танцы! — Помирать — так с музыкой! Запевайте, братцы!» Никита, решив избавиться от надоедливой сестры, отправил её на улицу встречать с работы отца. Лиза, выбежав из подъезда и, увидев подходившего к крыльцу папу, закричала на всю улицу: «Привет, козёл». Потом девочке пришлось объяснять родственникам, что она не хотела обидеть папу, просто играла в семью козликов.
— А Никиту, наверное, как старшего, наказали за то, что недосмотрел за тобой?
— Нет, конечно. При чём здесь Никита?
Артём промолчал, подумав о том, что в его детстве за такое бы точно ждал нагоняй.
— Какой сегодня бесконечный день, — нахмурилась Лиза. Артём, спасибо тебе ещё раз.
Она непроизвольно подняла руку и положила её на плечо парня, нежно потерев пальцами ворот его футболки поло. Она ещё не понимала, что этот день, начавшийся вполне спокойно и едва не закончившийся катастрофой, до основания перевернёт её жизнь.
— Это тебе спасибо.
— За что?
— За то, что простила. Поверь мне, я не хотел тебя обидеть, только мечтал присмотреться к вам, разобраться, почему меня бросила мама. И ещё я думал, что ты — моя сестра, потому мог тебе предложить только дружбу. А сейчас всё иначе и…
Он хотел сказать, что Лиза ему очень нравится, он даже любит её, но сначала нужно решить вопрос с Кустовской, вдруг предъявившей на него свои права.
— Не будем сейчас об этом. — Бернгардт и без этих слов отлично понимала Самохина, но не стала торопить события, ибо считала, что Артём под впечатлением сегодняшнего дня может сказать что-то не то, а потом пожалеть о сказанном. Горячность здесь не нужна. Да и ещё одно сдерживало Лизу: он по-прежнему до конца семестра оставался её преподавателем, и он по-прежнему был женихом Кустовской. — В шкафу есть папина пижама, абсолютно новая, можешь в ней спать. А я бы сейчас чего-нибудь выпила. Вина, что ли?
Артём немного наклонил голову, приобнял Лизу и пробормотал, чуть касаясь её щеки:
— Тогда на кухню, да?
Они спускались по лестнице в полной тишине: домочадцы, не дождавшись их, разошлись по комнатам.
— Давай сделаем быстрый набег на холодильник, очень есть хочется. — Самохина, кажется, отпустило, хоть не до конца, но отпустило, он даже почувствовал, что проголодался.
— Ага, давай приготовим бутерброды со всякой чепухой. Ты с чем любишь?
— С сыром. Или с арахисовой пастой. — Артём усмехнулся: — Со всякой чепухой не пробовал.
— И зря, многое потерял.
Лиза подошла к холодильнику.
— Есть сыр, колбаса, масло, варенье. А вот арахисовой пасты нет. — Она выложила продукты из холодильника и достала бутылку шампанского, оставшегося с её дня рождения. — Будешь? — Он отрицательно покачал головой. — Ну что, за тебя, мой спаситель? — И по-простецки отхлебнула прямо из бутылки. Сощурив нос из-за ударивших в лицо пузырьков, Лиза едва заметно улыбнулась: — Я ещё тот алкоголик. Хватит. Да и шампанское уже невкусное. Не хочу. — Она вылила содержимое бутылки в мойку. — Может, будешь водку? Или вино?
— Нет.
Лиза достала из шкафа хлеб, засунула два больших куска в тостер, а потом быстро положила на слегка поджаренный хлеб салат, нарезанные дольки помидоров, колбасу, обильно полила кетчупом, и всё это совершенство накрыла сыром.
— Красиво?
Он, соглашаясь, махнул головой.
— Тогда присоединяйся. — Лиза кивнула на стоявшую рядом с Артёмом тарелку. — Вкуснааа! — И, не стесняясь, откусила здоровенный кусок, от удовольствия закрыв глаза. — Я всегда, когда нервничаю, хочу есть.
Быстро проглотив свои бутерброды, они посмотрели друг на друга и впервые за вечер засмеялись: лица обоих были измазаны кетчупом.
«Ну и рожа у тебя, Шарапов», — подумал Самохин, взглянув на своё отражение из камеры телефона, и уже по-свойски, жадно, поцеловав Лизу, пошёл спать в комнату матери, пообещав девушке решить вопрос с Кустовской в ближайшее время.
Глава 32
— Выглядишь странно, не выспалась? — спросила Даша, когда в аудитории показалась Лиза.
— Немного. — Девушка для убедительности зевнула в кулак. Ей совсем не хотелось делиться с подругой впечатлениями минувшего дня.
Девятова горестно вздохнула:
— Я тоже. Думала, отец меня убьёт за то, что придётся платить штраф за разбитое окно.
— Не беспокойся, Никита всё уладил — заказал остекление из своих премиальных.
— Правда?! Спасибо! Спасибо! Спасибо! — Девятова соскочила с места и обняла подругу: — Значит, я ему нравлюсь?
Лиза не успела ответить, ибо в аудитории показался Самохин и начал занятие, а потом лекция плавно переросла в диспут, спровоцировала который Элен Ладынина, явившаяся на занятия в новом образе: она перекрасила волосы в радикально чёрный цвет. Опоздав, Элен осторожно открыла дверь кабинета и попыталась пройти незамеченной, но как Самохин мог выпустить из вида такую красоту, он сразу повернул голову, заметив крадущуюся студентку.
— Что это с вами? — улыбнулся он, намекая на новое обличие ангела.
— Нет предела совершенству? — поддел Ладынину Романов.
Этот вопрос Элен явно понравился, и она, не заметив иронии в словах Ника, поправила и без того идеальную причёску, надменно промурлыкала:
— Я в абсолютно любом образе — совершенство.
— Много на себя берёшь, вон почернела вся от злости и зависти, — возмутилась Девятова
