Дневники теней - Николай Денисов
— Я должен был это сделать, — произнёс появившийся неожиданно его образ.
— Ты должен был? Разве должен был? А свой долг передо мной ты не желал исполнить?
— Я должен был это сделать, — вновь бездушно повторил он.
— Мы могли их всех убить и вместе убежать. Мы скрылись бы и под новыми именами начали бы новую жизнь как братья.
— Я должен был это сделать.
— Да что ты заладил? Ты предатель и убийца! Я тебя уничтожу!
В порыве ярости я резко вытянул руку вперёд, распахнув ладонь. Образ Аульца задрожал и взорвавшись расплылся, сливаясь с окружающим огнём. Но не успела в голове промелькнуть радостная мысль о восторжествовавшей справедливости, как образ возродился в своём прежнем исполнении и с прежней интонацией произнес: "Я должен был это сделать". Повторив движение, я вновь взорвал его, но результат был тем же. Образ появлялся вновь и вновь, сколько бы раз я его не уничтожал. Я выбился из сил, а он все так же смотрел на меня и произносил свою вечную фразу: "Я должен был это сделать".
— А-ха-хах, — раздалось сзади.
Обернувшись я увидел существо, которое с ехидной улыбкой смотрело на меня.
— Да ты почти сошёл с ума! Общаться с огнём — такое я вижу впервые. Ты серьёзно решил, что это Аульц? О, нет. Это лишь плод твоего воображения и только. Забудь про месть. Он мёртв, а ты жив. Жизнь его наказала. И поверь мне, наказывать его она начала в тот самый момент, когда он тебя убил.
— Ты издеваешься? Почему я должен сидеть здесь взаперти? Я не знаю сколько дней, недель или месяцев я здесь. Здесь не существует ни дня, ни ночи — лишь сплошной огонь. Я словно странник, заплутавший на опустевших кругах ада!
— Молчать! — разнеслось громовым эхом вокруг.
Резкая боль в животе заставила меня упасть и скрутиться в позу зародыша.
— Не забывай с кем разговариваешь! Я дала тебе жизнь. Я её могу отнять. Вставай!
Боль отпустила, и я не без труда поднялся. Злость прошла. Её прогнало понимание моего бессилия. Кто я по сравнению с этим всесильных существом?
— Ты здесь находился ради изучения своих способностей, — произнесло существо более спокойным, даже ласковым тоном. — Я рада, что ты справился с этим. Силы твои не столь велики, как я надеялась, но все же они достаточны. Ты готов пойти в мир живых. Помни, что он сильно изменился. При необходимости ты всегда можешь вернуться сюда. Надо лишь разрезать пространство и войти в расширенную дверь. Не спрашивай ничего — когда надо будет ты сам все поймёшь. Насчёт Аульца не переживай, я постараюсь помочь тебе отомстить.
— Спасибо!
— Рано благодарить. Пока рано. Чтобы тебе было чем заняться в мире живых, тебе стоит знать, что ты способен оживлять мёртвых. Ты же всегда об этом мечтал, не так ли? И небольшой презент — держи.
Существо исчезло, а на его месте появилась книга. Вид её переплёта, до боли мне знакомого, острым жалом кольнул мое сердце. Эта была та самая книга, которую мы с Аульцем заполняли вымышленным ритуалом, но заполняли не чернилами, а собственной кровью. С трепетом и осторожностью, словно книга была древним фолиантом и могла рассыпаться, я взял её и мир, сотканный из огня, взорвался мириадами искр, за которыми скрывалось белоснежное полотно с небрежно нарисованными в хаотичном порядке палками разной толщины, длины и формы. Была зима. Деревья терялись среди тысяч белых мух поднявшейся метели.
Мир живых
Мир живых встретил меня ледяным обжигающим ветром. Снег кружился в сумасшедшем хаотичном движении, заполняя все вокруг, и как назойливая мошкара залеплял лицо. Моментально покрывшиеся ледяной корочкой ресницы норовили слипнуться воедино. По всему было видно, что снег идёт уже давно. Неровно расстеленный покров местами был настолько глубок, что ноги провались по колено. Было светло. Время, по ощущениям, близилось к полудню. Живность, словно чего-то испугавшись, скрылись из вида. Птичье пение, которое когда-то царило здесь, теперь умолкло. Снег запорошил звериные тропы, превращая лес в неживой, заброшенный, чуждый божьим тварям уголок. Что же так сильно испугало зверей? Неужели метель заставила их спрятаться в свои норы и переждать, пока непогода не стихнет? Или что-то другое их напугало? Но что? Может быть они почувствовали меня?
Появился я в этом неприветливом мире в человеческом обличье, но совершенно обнаженный. Снег моментально облепил моё тело. Он таял, согретый моим теплом, и на морозе превращался в корочку льда, которая примерзла к коже и при каждом движении лопалась вместе с ней. Волосы превратились в сосульки. Ресницы слиплись. Пальцы на руках и ногах замёрзли и не шевелились. Я почувствовал, что замерзну, если не предприму никаких попыток согреться. Вскинув руки кверху, я призвал пламя, которое охватило меня согревая. Постепенно растопив снег огонь стал угасать, превращаясь в одежду — шерстяные серые брюки, льняную рубаху и стеганый кафтан. Волосы пришли в порядок и больше не замерзали, словно подогреваемые изнутри. Согревшись я ощутил чувство голода, которое было мне неведомо уже долгое время. Надо было найти харчевню или трактир — не готовить же пищу самому находясь на этом морозе. Но где ближайшее поселение? Было очевидно, что не по близости.
Направление движения пришлось выбирать наугад. Продвигаясь на ощупь, я то и дело натыкался на деревья, спотыкался о коряги и корни, провалился в ямы. "Почему именно сейчас, в зиму, в метель надо было отправлять меня сюда", — сетовал я, бормоча себе под нос. Метель не собиралась утихать, но и не усиливалась. Создавалось впечатление, что она и не закончится, что новый мир погружен в холод и снег. А может так оно и есть? Существо предупреждало меня о том, что мир сильно изменился.
Время тянулось медленно, а я, подчинившись его законам, продвигался как черепаха, пытающаяся забраться на гору. Время превратилось в бесконечно длинное мгновение и лишь меняющиеся препятствия давали мне осознание того, что я все же продвигаюсь вперёд. Мне хотелось как можно скорее вернуться в огненный мир, в котором я провел столько времени, что он сделался мне родным. Кто решил, что в аду пекло? Мороз столь же мучителен и убийственен, сколь и пламя, но он в разы безжалостней. Огонь хоть и сжигает плоть, пожирая её кусочек за кусочком, но действует наверняка. Холод же проникает медленно, даря жалкую надежду на спасение. Ты промерзаешь до
