Кирин - Наталья Витальевна Мазуркевич
— А должен? Если вы лаете мне право вести вас по дворцу, значит, позволяете стать спутником на этот день. Далее, мы были представлены друг другу императором. Таким образом, наша прогулка не может считаться нарушением придворного этикета. — Он улыбнулся и добавил: — Можете представить, что мы гуляем по школе. Там вам ничего не мешало просто получать удовольствие. Вашу руку?
Я медленно протянула ему свою ладошку. Все же он был прав: и про этикет, и про школу. И, за что я была ему благодарна, он не упоминал про список. Хотя, уверена, он знает о его существовании, и не удивлюсь осведомленности о кандидатах.
— Благодарю.
В той части дворца, где предпочитало жить императорское семейство, и правда не было посторонних. Их сюда просто не пускали. Даже навстречу нам непроизвольно выступил один из гвардейцев, но тут же отступил назад, усмотрев мой цвет волос. Церемонный же поклон и вовсе заставил уверовать в то, что обо мне уже знают все, кому позволено знать больше официальной версии. Или объявление уже было?
— Лорд Эйстон, — я никак не могла привыкнуть называть его на «ты», как часто поступали в отношении личных стражей, — возможно, вы знаете. Император сообщал что-нибудь обо мне?
— Официальное приветствие состоится вечером, — подумав, ответил мой спутник. — Но дворец полнится слухами, а с вашей внешностью утаить что-либо будет сложно. — Мы минули гвардейцев и теперь шли в гордом одиночестве. Но это было и лучше: мне не хотелось, чтобы нас слышали посторонние. — Вы очень похожи на вашу матушку.
— Вы знали ее? — тихо спросила я. Надрыв, который я услышала в собственном голосе, мне не понравился, но сделать с ним что-либо… Сейчас мне не удавалось взять чувства под контроль. А мама… я ее не помнила, но так жаждала узнать. Хоть что-нибудь. Хоть самую малость.
— Сожалею. — Маг остановился и повернулся ко мне лицом. — Мне не довелось застать вашу матушку, но мой отец хорошо о ней отзывался. И я не думаю, что найдется хоть один человек, который бы мог сказать о ней дурное.
— Спасибо, — прошептала я.
Мужчина промолчал, но взял меня за руку, хоть так и не полагалось, сжал холодные пальцы и быстро зашагал в противоположном ранее выбранному направлении.
Не знаю, что о нас подумали гвардейцы, когда мы едва только попав на территории императорской семьи буквально выбежали обратно, но разве это так важно? Не знаю, что хотел показать мне мужчина, но его целенаправленность, уверенность в правильности своего решения передалась и мне.
Мы остановились у закрытых дверей. Гвардейцы или кто-либо еще перед ними отсутствовали. Но по тому холодку, что пробегал по спине, едва только взгляд касался ручек, становилось понятно: просто так сюда войти не получится. Но не попробовать… Руки сами потянулись к дереву, толкнули его вперед.
— Я подожду вас здесь, — голос мага ворвался в мои мысли. Я моргнула, возвращаясь к реальности, и с удивлением посмотрела на распахнувшиеся створки. — Это императорская галерея. Никто кроме членов семьи не сможет сюда зайти. Только с личного разрешения повелителя. Я дождусь вас здесь, не беспокойтесь.
Я не беспокоилась: я знала, что он меня дождется. Просто знала. Без каких-либо сомнений и возражений разума. Как будто это уже произошло.
Двери закрылись за моей спиной, отрезая от всего остального мира. И вспыхнул свет. Тысячи маленьких искорок заблестели под потолком. Заблестели, освещая длинную — мне было видно конца — галерею. Наверное, здесь были все, кто имел хоть какое-то отношение к семье. Но первый же портрет заставил меня остановиться в непонимании.
Смуглый, кареглазый брюнет насмешливо смотрел на меня с портрета, тысячелетней давности. Позади него бушевало море, а он только улыбался, как будто стихия не могла причинить ему вреда, как будто он повелевал ею, как будто она оберегала его. Кандер Аст-Гелей. Я даже не знала этого имени, никогда не слышала: его не упоминали в школе, не было его и в книгах, но именно с него начиналась портретная галерея императора.
Следующий портрет был призван увековечить женщину. Невысокая пышка с добрыми зелеными глазами и рыжими косами. Тирала Аст-Гелей. Жена? Возможно. За ее спиной также проглядывалось безграничное море. Спокойное, равнодушное и невозмутимо чистое. И этого имени не было в нашей официальной истории.
Не было и следующих людей. Гвендолин, Энан, Кардалина, Лорден-Крейтон — все эти имена были для меня чужими, пустыми и неважными, но именно с них начиналась семейная история. Именно они были нашим началом. Среди них не было никого с таким же цветом волос, как и у меня. Никого. За десятки поколений.
Первый портрет светловолосого мужчины появился тогда, когда я уже устала идти вперед. Родители, дети, внуки — здесь были собранны все. И все они отличались от нас нынешних. Все они улыбались. Не губами, там порой плясало пренебрежение к художнику, всей этой необходимости долго стоять неподвижно — глазами, душой, всей позой. Было в них что-то свободное, то, что мне казалось, уже давно утратили мы.
Постепенно блондинов на портрете становилось все больше, перебирались оттенки, пока наконец на появился так хорошо знакомый любому имперцу пепел.
Эйнак Таргелей. Высокий — это было заметно даже на портрете — мужчина, с правильными, но какими-то хищными чертами лица, пронзительными, со светлыми, будто выцветшими глазами, и жесткой ухмылкой. Первый император уже знакомой всем и каждому династии. Ее основатель и благодетель. Человек, подчинивший огромные территории. Великий император.
Я впервые видела настолько четкий его портрет. Казалось, он стоял напротив. Живой, телесный и хмурый. Его глаза прожигали насквозь, не оставляя ни одного уголка твоей души для тебя. Казалось, он видел все.
Я непроизвольно отступила назад, но так и не смогла отвернуться. Он не отпускал меня. просто, не позволял уйти. Страх душил, не давал мыслить трезво, но уйти, разорвать контакт… Нет, это было невозможно. И от осознания невозможности, собственной слабости, безысходности, хотелось плакать.
Первая слеза скатилась по щеке. Холодная, мокрая и реальная. Я моргнула, и видение ушло. Передо мной вновь был обычный портрет. Портрет моего далекого предка, которого я никогда не увижу. Да, никогда не увижу. Больше никогда, мне не будет так страшно. Никогда…
— Кирин?
Я вздрогнула. Слышать собственное имя из этих уст все еще было странно. Даже более странно, чем видеть на лице этого человека тревогу и понимать, что причина ее я.
— Ваше величество. — Я спешно присела в реверансе.
— Это лишнее, — скривился Эйвор Таргелей. — Внутри семьи мы редко соблюдаем условности. Разве что кто-то провинился. В ином случае незачем подвергать семью унижению. Ты
