Отдайся, не пожалеешь! - Айрин Лакс
— Обязательно проверю, — обещает Борисович. — А теперь давай ты немного отдохнешь и расслабишься в гостях у друзей? Здесь тебе ничего не угрожает. Разве что переедание вкусной едой. В доме Вазгена любят вкусно и плотно поесть.
— У меня вылезет брюшко, и все начнут думать, будто я беременна. Платье не самое удачное.
— Платье шикарное, ты выглядишь в нем королевой.
Я чувствую нотки изменений в поведении Борисовича. Едва заметные, но все же.
Он словно уделяет мне больше внимания не только, как человек, на которого я могу положиться в работе. Внимательно смотрю на мужчину, он не отводит в сторону любующегося взгляда.
В голове вспыхивают слова Вазгена об “особом отношении Борисыча”. Неужели он ко не неровно дышит?
Спросить прямо? Или сначала узнать у друга?
Уличив на вечере минутку, оттаскиваю в сторону Вазгена.
— Ты сегодня не пьешь совсем? — удивляется он, заметив, что я не притронулась к вину.
— Нет, не пью. Состояние такое, будто вот-вот свалюсь с простудой, не хочу усугублять.
— Какая простуда, Айя? Я топлю за новый проект. Линейка мужских украшений. Линейка же? Будет бомба… Запустим сразу же за той линией, над которой уже работаем. Ты, кстати, не определилась с рекламной кампанией? Я накидывал тебе варианты…
— Вазген, дорогой, хватит терроризировать Айю. Дай ей отдохнуть? — меня обнимает Зара, жена Вазгена. — Отдохнуть и поболтать о нашем, о женском. Довольно работы. Больше никакой работы. Не хочу слышать о работе.
— Зара, дорогая, спасибо за вечер. Все просто обалденно. Сейчас подойду к девочкам, можно последний вопросик Васе?
— Не о работе? — строго спрашивает она, явно не желая меня отпускать.
— Не о работе. Хочу узнать у твоего мужа насчет одного его приятеля. Он как-то сказал, что тот вроде бы ко мне неровно дышит. Или мне просто показалось?
— Как интересно! А мне расскажешь? Что за мужчина? Эй, Вазген, ты почему мне такое не рассказываешь? Только и слышу, как на тебя телки клюют. Лучше бы рассказал, кто за нашей Айей ухлестывать начал!
— Еще не начал. Может быть, я вообще ошибаюсь?
— Жду подробностей! — целует меня Зара. — Сейчас уложу спать ватагу и буду ждать.
— Обязательно!
Как только она уходит, обращаю внимание на Вазгена, который хочет улизнуть.
— Ты про Борисыча мне тут недавно говорил. Про его особое отношение. Скажи, пожалуйста, я ему нравлюсь?
— Наконец, прозрела. Очень нравишься. Однако он мужчина слова и считает, что романы на работе — это нехорошо. К тому же давал тебе время погоревать после расставания с бывшим.
— Какое благородство.
— Хороший мужик, Айя.
— Вот только в отцы мне годится. Спасибо, что сказал.
***
Вечер затягивается. Домой возвращаюсь после полуночи.
Михаил Борисович меня провожает. Теперь, вооруженная знанием, что я ему нравлюсь, ловлю на себе его взгляды с мужским интересом и не понимаю, как не замечала этого раньше.
Не хочу ничего усложнять, еще и на работе. Поэтому надо бы найти подходящие слова, чтобы не обидеть его и в то же время расставить точки над i. Между нами ничего не может быть и не будет.
Я полна другого нетерпения.
Хочу поскорее посмотреть содержимое той папки на Тараса Фадеева.
О нем все мои мысли.
Я даже не обижаюсь, что он меня игнорирует.
Я повела себя ужасно. Игнор — это меньшее, чего я достойна.
Я просто хочу узнать о нем как можно больше и извиниться. Что будет дальше? Зависит не только от меня. Может быть, ему это вообще на хер не упало, и он уже куролесит с другой?
Как бы то ни было, я имею право знать.
Поэтому прощаюсь с Борисовичем еще у подъезда, сообщив, что поднимусь сама.
— Думаю, тебя стоит проводить, — не отступает он.
— Спасибо за заботу. Но я хочу побыть одна.
— Как скажешь.
Михаил соглашается, но все-таки провожает до квартиры, уже без заинтересованных взглядов, сугубо профессионально.
Хоть в этом повезло — Борисович понимает намеки и знает, когда нужно выполнять только работу.
***
Быстро принимаю душ, раздеваюсь и ложусь в постель с гулко бьющимся сердцем.
Открываю папку, пальцы дрожат…
Я как будто лезу в святыню, о которой не имею права ничего узнавать таким способом.
Но ты сам напросился, Тарас. Ты меня игнорируешь, а я уже залипла настолько, что просто не могу закрыть на это глаза.
Сведений не так много, они сухие, сжатые. Мой взгляд цепляется за редкие строчки, а воображение и воспоминания о том, что сказал сам Тарас, пусть немного, но емко, дорисовывает недостающие детали и заполняет пустоты.
У него совсем непростая жизнь.
И чем больше я вчитываюсь, тем сильнее проникаюсь любовью и обожанием к Фадееву. Я, блин…
Я им горжусь. До стремительного сердцебиения, до ливня слез и соплей.
Комкаю очередную бумажную салфетку и вытираю слезы, набежавшие на глаза.
Что за состояние дурацкое? Когда я была такой плаксой?
Мне нужно освежить лицо.
Глаза точно опухшие, видок у меня так себе. Сразу видно, что ревела.
Берусь за папку еще раз, перечитываю.
Не нахожу того, что меня интересует, и без зазрения совести, звоню Борисовичу, невзирая на поздний час.
Он отвечает почти мгновенно.
— Слушаю. Что стряслось?
— Ничего, наверное.
— По голосу так не скажешь. Ты расстроена? Мне приехать?
— Не стоит. Все хорошо, Михаил. У меня просто настроение скачет, только и всего.
Молчание.
— Знаешь, уже скоро начнет светать, а ты еще не ложилась. Это нехорошо, — упрекает мягко.
— Знаю. Уснуть не могу. Я смотрю то, что ты нашел на Фадеева. Не могу найти его домашний адрес.
Михаил вздыхает.
— Ты все прочитала?
— Да.
— И это единственный вопрос, который у тебя возник?
— Да.
— У него есть приводы за хулиганство и заметки в личном деле от психолога. Он нестабильный. Его мать — конченая наркоманка. Кто отец — вообще неизвестно. Там
