Может быть, он? - Елена Лабрус
— О, никаких проблем, Мирослав Сергеевич, — бочком стала выходить в дверь невысокая полная юрист. Миру показалось, она хотела ещё что-то сказать: подняла глаза, задержала дыхание, но увидела, как из-за своего стола поднялась секретарь и тут же передумала.
— Чай, кофе, Мирослав Сергеевич? — посмотрела секретарь отца «Леночка» поверх юристки.
— Благодарю, Елена Юрьевна, я уже ухожу. Не стоило вам беспокоиться, выходить ради меня в воскресенье.
— Ой, ну что вы, какое беспокойство, — отмахнулась она. — Если что потребуется — обращайтесь.
— Обязательно, — посмотрел на часы Мир. Закрыл дверь. Собрал оставленные на столе папки, положил их на свой стол. Сел и открыл верхнюю.
То, что он хотел узнать — имя и контакты адвоката, что выиграла дело — он нашёл на первой же странице. Но, вникая в суть и прочитав треть пухлой папки, нашёл ещё кое-что интересное — детектива, что вёл расследование, но выступал в рамках гражданского иска как свидетель.
— Вот ты-то мне и нужен, — выдохнул Мир, и его данные тоже записал.
Дочитал дело до конца. И хотел оставить его на столе, среди кучи бумаг, что он, как генеральный директор, уже запросил и получил из разных департаментов, но потом посмотрел на дверь в приёмную… и пошёл к сейфу.
— Угу, не туда, — кивнул он у бронированной махины за фальшивой панелью стены.
Это был не тот сейф: не рабочий, а личный. У личного был замок, ключ от которого дал ему отец, у рабочего — шифр. В личном сейфе лежало пять миллионов, которые отец ему обещал.
Но, во-первых, Мир отказался от денег для уплаты долга. И дело было не в гордости, а в честности. Он согласился ради отца, а не ради денег. Это была чистая правда, и малодушно пачкать её подачкой — свести на нет искренность своего поступка плюс нарушить данное слово. Он сказал, что решит свои проблемы сам — и он решит, без денег отца. Единственное, что он попросил — аванс в счёт зарплаты.
А во-вторых, ключ от сейфа, что всё же навязал ему отец и повесил на шею, Мирослав всё равно благополучно потерял. Кажется, в аэропорту среди старых лавочек — там он видел его последний раз, и вспомнил про него только что.
Он убрал дело в рабочий сейф и просматривал список встреч, назначенных на понедельник, когда наконец позвонили с пункта охраны.
— Да, уже иду, — ответил он.
Глядя на себя в полированную дверцу шкафа, Мир расправил плечи, расстегнул, а потом по этикету всё же застегнул пиджак на верхнюю пуговицу. Чувствуя, как взволнованно заколотилось сердце, подхватил со стола упакованную в прозрачную подарочную бумагу «Лошадь» и вышел.
Она стояла у машины. И красивее женщины Мирослав в своей жизни не видел.
А сейчас — не видел и вообще ничего, кроме неё. Ветер, подхватив, играл её тёмными волосами, дразнил, тянул за платье, ласкал стройные ноги, вырывал из рук пряди, что она придерживала пальцами, чтобы не лезли в лицо.
Мир задержал дыхание, шагнув ей навстречу.
И она замерла на вдохе, увидев его.
Большего она не могла бы сказать и словами. На меньшее он был и несогласен.
В сердце кольнуло, по груди разлилось тепло.
— Привет, — подошёл он настолько близко, насколько позволяла массивная скульптура в шуршащей бумаге у него в руках.
Его мечта ткнулась в плечо, словно потеряла равновесие. Секунду колебалась, а потом обняла.
Он вдохнул её запах, потёрся щекой о волосы, прижался губами ко лбу.
По телу побежали мурашки.
Как же он соскучился. Как, твою мать, он скучал. Как долго её искал, ждал, верил, что найдёт, встретит. Как болезненно чувствовал её отсутствие, мучительно хотел видеть, слышать, обнимать, быть вместе. И не знал, что сказать. Как сказать.
— Прости, — выдохнул он.
Она подняла лицо и покачала головой:
— Ты ни в чём не виноват.
— Но я…
— Тс-с-с, — приложила она палец к губам. — А то я сейчас расплачусь, а мне нельзя: у меня тушь неводостойкая. К тому же мы уже опаздываем.
— Тут ехать три минуты.
— Тем более. Давай просто сделаем это, — улыбнулась она. — А потом поговорим.
Он мотнул головой, как стреноженный конь: опять это «поговорим» — безнадёжное, безжалостное. Казнь отложена, но не отменена. Но чёрт с ним — он не намерен сдаваться.
Глава 17
— Миро̀, дорогой! — всплеснула руками мама. Извинившись перед гостями, с которыми беседовала, она торопилась ему навстречу через всю «парадную» гостиную.
— С днём рождения! — обнял её Мир. — Ты с каждым годом всё моложе, — улыбнулся он.
— А ты говоришь это каждый год, — гортанным светским наигранным смехом, который появлялся у матери только в присутствии гостей, ответила она. И ничего не успела добавить.
— Это Кристина, моя девушка, мам. Крис, это моя мама Ирина Владимировна, — не оставил Мирослав шансов ни одной, ни другой, сразу обозначив, кто есть кто. — Это тебе. От нас, — отодвинулся он, чтобы уступить место мажордому и официанту. Людей обычно нанимали ради таких мероприятий и Мир попросил их помочь с подарками. Один держал цветы, заказанные Крис, другой — подарок, приготовленный Мирославом.
— С днём рождения, Ирина Владимировна! — очаровательно улыбнулась Кристина.
И мама, которая и на его девушек, и на его подарки обычно смотрела одинаково: холодно и свысока, вдруг не нашлась что ответить.
Что её так поразило? Что Мир вообще пришёл с девушкой? Необычная, но бесспорная красота Кристины? Уверенность и достоинство, с каким она держалась? Может, платье, переливающееся как нефтяное пятно, особенно красиво — рыжими искрами в цвет её волос? Или всё же, что он назвал её «моя девушка»? До этого «моей»
