Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 4
– Судя по количеству нагнетательных скважин, тебе нужна заячья пуповина.
– Ты угодила не в бровь, а в глаз!
– А представь, что разумная жизнь на Земле – это некоторое подобие крошечного зародыша во Вселенной, которая беременна человечеством всего несколько миллионов лет – мизерный по ее меркам срок? Кто зачал эту жизнь? Кто бросил семя в благодатную почву Солнечной системы? Пока об этом ничего неизвестно, как неизвестны таинства пуповины, связывающей нас с остальным миром. Пока мы можем представить, что сосудом, по которому движутся жизненные соки к Земле, является Великая пустота, а основным питательным веществом – энергия Солнца, ибо все наши движения, мысли, любовь, мечты о прошлом и устремление в будущее – это лишь видоизмененные солнечные лучи.
Мы можем что-то сказать о прямой связи: Вселенная – Человек, но совершенно не ведаем о том, какая имеется или будет обратная связь: Человек – Вселенная. Мы не знаем, когда созреет плод и приобретет автономную систему жизнеобеспечения, каким он родится, как будет расти и развиваться? Можно весьма приближенно представить, как должно быть, угадать пару каких-то микрошагов, не больше, потому что плод еще слишком мал и слаб, у него нет никакого опыта и не хватает фантазии. А с другой стороны, в нем заложено много зла, и нет уверенности, что эмбрион не погубит сам себя, задушившись собственной пуповиной, захлебнувшись околоплодными водами, отравившись меконями… Я глубоко убеждена, что вероятность гибели нашей цивилизации от внешних факторов мизерна, ибо – помнишь стихи? – у планеты Земля имеется щит!
– Знаешь, я иногда в этом щите вижу нечто иное: агрегатное состояние материи, оказавшейся наиболее приспособленной к конкретным внешним и внутренним условиям. Материя во Вселенной с ее холодом, пустотой, тяготением, радиацией, термоядерными взрывами и прочими силами приняла те формы, которые смогли быть устойчивыми под воздействием всех этих факторов. Все остальное разлетелось, рассыпалось, сгорело, притянулось, испарилось, поглотилось. Здесь проявляется известный нам закон джунглей: выживает наиболее приспособленный. Мы видим сейчас то, что в течение миллиардов лет притиралось, обкатывалось, просеивалось, пока не приобрело совершенные формы именно для существования в конкретных условиях нашей Галактики. Поэтому у нас возникает изумление, что в этом мире все так строго и красиво уложено, рассортировано, упаковано и защищено. На самом деле это лишь остатки хаотической материи, прошедшей через жесткое «сито» сурового климата Вселенной. На многих конкретных примерах житейского масштаба можно проследить, как иногда в установившуюся систему влетает что-то новое, и тут же начинается процесс обламывания, притирания, приспособления, пока не появится нечто более совершенное. Плод, именуемый Человечество, есть субстанция высшего порядка и более сложная, чем неорганизованная материя. Одним из условий успешного развития разумного общества является опора на опыт прошлых генераций, иначе это невозможно, как немыслим научно-технический прогресс на необитаемом острове. Но это – почти нерегулируемый процесс, потому что в человеке заложено столько качеств, столько потребностей, столько разума и безумия, что управлять ими в масштабах планеты, вероятно, не может и сам Творец. Каждое поколение свершает свои ошибки, их число накапливается, приближаясь к критической массе, за которой последует библейский апокалипсис. Но в нем должны сгинуть только грешники, в то время как, например, с омертвением океана исчезнет все живое на Земле. Я уже от кого-то слышал, будто Создатель, бросивший семя жизни на Землю, не имеет права вмешиваться! Похоже, так оно и есть, а значит, ты совершенно права, говоря о возможности самоуничтожения плода.
– Твоему продарвинскому рассуждению об эволюции материи есть даже теоретическое обоснование и соответствующее математическое решение. Что касается разума, то Творец поступил мудро: Человечество должно пройти само все стадии созревания, чтобы приблизиться к Нему.
– Я в математике слаб, но у меня возник к тебе, изучающей Космос, вот какой вопрос: есть ли у нашей Галактики настоящее имя?
– Галактика…
– Это как человек – Человек, река – Река, город – Город!
– Тогда – Млечный Путь!
– Млечный Путь – всего лишь малая часть Галактики! Я помню еще из школьной астрономии, что слово «галактика» происходит от греческого galaktikos, то есть «молочный». Наша звездная система, в которой насчитывается около двухсот миллиардов звезд, называется Галактикой. С Земли мы видим ее «ребро» по имени Млечный Путь. Во Вселенной существует множество галактик, состоящих, подобно нашей, из звезд, газовых туманностей, космической пыли… Следовательно, наша Галактика имеет формальное имя, отражающее лишь ее световой эффект, наблюдаемый в пределах планеты Земля, и не имеет имени настоящего, которое выделяло бы ее среди других галактик, было бы красивым, несло соответствующую смысловую нагрузку и подчеркивало ее главную особенность: разумную жизнь. И я хочу дать ей такое имя!
– Узнаю в тебе подданного Великой Моравской Империи!
– Без твоей любви я бы об этом даже не подумал! Если Бог, Творец, Создатель – мужские имена, то вместилище его творения, та самая «утроба и плацента», в которой зародилась жизнь и зреет загадочный плод, именуемый Человечество, родное дитя Создателя, призванное вырасти и стать подобием своего Отца, должно носить женское имя!
– И какое?
– МАГДАЛЕНА! Это самое красивое и великое слово на Земле, потому что оно символизирует Женщину, дающую начало жизни, той самой, что преобразит эту галактику и выделит ее среди всех остальных в самую чудную звездную систему! Это имя дал нашей галактике я, неизвестный мужчина, но тот, кто нашел в своей любимой женщине по имени Магдалена счастье, такое же бесконечное, как сама Вселенная. От их союза пошли уфоны, которые устремятся в направлении Туманности Андромеды… И теперь во всех астрономических справочниках будет написано: «Галактика Магдалена» – звездная система… А далее будет следовать информация: такие-то координаты, такой-то тип, столько-то звезд, на таких-то есть жизнь, столько-то парсеков до центра, такая-то масса…
Наш переезд в Либерец вполне оправдался: я почувствовал себя намного спокойнее и снова подумал о дальновидности Магды. Она вроде бы подтолкнула меня на рискованный и дерзкий шаг: творить под носом у моих надзирателей то, что по советским меркам являлось тягчайшим преступлением. Конечно, это могло быть ее подсознательным желанием, – ведь именно здесь летом мы ощутили настоящее спокойствие, проведя до этого в относительном напряжении почти две недели нашего «медового месяца». Возможно, ей была по душе формула: «Мой дом – моя крепость», и инстинкт материнства прятал ее за эти стены. Однако скорее всего Магда все взвесила и пришла к выводу, что сейчас нам нужно глубокое спокойствие, которое должно исходить прежде всего от меня, а дома оно обеспечивалось наилучшим образом. Во всяком случае, кажущийся риск жить с иностранкой из империалистического лагеря засекреченному советскому человеку на виду у нашего коллектива, помешавшегося на бдительности и моральной муштре, был куда меньше, чем прятаться с ней в отдаленных районах, потому что я обязан был докладывать руководству о поездках за пределы Либерца, а по сути – отпрашиваться и обязательно докладывать о возвращении.
«Как хорошо, что в нашей стране официально не празднуют католическое Рождество! – восхищался я, – и как замечательно, что мы работаем по чешским законам, то есть не работаем на рождественские каникулы! Если все это соединить с выдумкой, изобретательностью и риском, то получается неплохой вариант по обеспечению нам достойных условий для празднования самых прекрасных праздников!»
На Stedry vecer[3], когда уже был накрыт стол и остались позади все хлопоты, я зашел в спальню и, загримировавшись по полному варианту, показался Магде. Она ахнула, но присмотрелась и сказала:
– Твои губы, руки, глаза и походку я узнаю под какой угодно маской, но грим глубокий, и ты можешь выступать в нем в любом качестве.
– Это я и делаю. Сия маска есть инструмент моего более широкого познания мира, шапка-невидимка, с помощью которой я преодолеваю многие запреты, предписанные мне нашим государством. Она дает мне дополнительную степень свободы в тоталитарной стране и учит искусству клоуна, холодного наблюдателя и игрока. Если хочешь, мы, представители враждующих держав, завтра вместе спокойно погуляем меж моих идейных соотечественников, посмотрим в лицо сверхбдительному начальнику, пройдемся под пристальными взглядами жен моих сослуживцев, даже заглянем в «Русский клуб», где все демонстрируют липовую сплоченность коллектива советских специалистов. Мы потреплем по щечкам их милых деток, поговорим на немецком языке с супругой нашего парторга, – она единственная, кто может связать два нерусских слова…
