Человек государев - Александр Горбов
— Скуратов.
Опустив руку, я обернулся к коменданту.
— А я-то думал, — прищурившись, он разглядывал меня, будто заново увидел, — откуда мне знакома твоя фамилия? Не ожидал увидеть здесь столбового боярина.
— Бывшего.
— Да понятное дело. Настоящим на государевой службе делать нечего. — Бывший боевой государев маг помолчал немного и спросил: — А ты не хочешь в армии послужить? Дельным магам там всегда рады и на чины скупиться не будут. Да и я бы за тебя слово замолвил перед генералами.
— Благодарю покорно, Игнатий Лаврентьевич, но вынужден отказаться. Я уже избрал службу и не собираюсь её менять.
— Как знаешь. Но если надумаешь, приходи.
«Ага, уже бежим, волосы назад, — буркнул Захребетник. — Мечтаем просто по дальним гарнизонам мотаться».
Я был с ним полностью согласен. Армия, конечно, место престижное, но мне примера Зубова хватает за глаза. Да и магия не моя стихия, если уж по-честному. Не хватит у меня способностей стать настоящим разрушителем.
«Спорное утверждение, — снова вылез Захребетник, — но в любом случае в армии тебе сложнее будет выполнить наш договор».
— Доделывай упражнение, — разочарованно скомандовал комендант, — и можешь идти. Всё равно учить тебя нечему.
Мне тоже не хотелось здесь задерживаться, так что я поочерёдно создал малый защитный купол и «оглушалку». Отработал чисто, как положено, без тухлого запашка. Но едва только закончил, как Захребетник опять напомнил о себе.
«Там в малахириуме кое-что осталось. Забери на всякий случай».
— В каком смысле?
«Ты же боярин, у тебя внутренний резерв есть. Вот и перекачай туда энергию из кубика. Ой, да что я объясняю!»
Он перехватил управление, и я почувствовал, как из кубика по руке вверх потёк холод.
«Понял, как надо? В следующий раз сам будешь делать».
Когда я сдавал малахириум коменданту, то оказалось, что кубик сменил цвет, став из бледно-зелёного практически белым с тонкими тёмными прожилками.
— Ты смотри, весь разрядил, — покачал головой бывший боевой маг. — Какой шустрый, однако. Ладно, у меня этого добра много, не жалко.
В этот момент я ощутил внутренний запас сил, изрядно пополнившийся «казённой» магией. Мятной и холодноватой, но тем не менее действенной. И что самое удивительное, я мог её использовать для «фокусов», вбитых в меня братом.
«Понял, наконец, — довольным тоном отметил Захребетник. — Тебе не обязательно таскать с собой эти камешки, чтобы магичить. Прикоснулся и выпил их про запас. Только не говори никому, а то проблем не оберёмся».
Мы вернулись к коляске, где Саратовцев уже извёлся от ожидания. Комендант сухо попрощался и ушёл к себе в домик, не сказав больше ни слова.
— Не обращай внимания, он дядька хороший, но уж больно нудный. Пока зачёт примет, так всю душу вынет. Всё, давай садись и поехали, нечего тут больше делать.
Саратовцев велел Кузьме отвезти себя в тот трактир, где мы обедали. Он и меня звал с собой «посидеть за штофом», но я отказался. После занятий магией мне страшно хотелось спать, да Захребетника я не хотел провоцировать. Кто его знает, на какие подвиги может потянуть эту сущность после пары рюмок? Нет уж, мне его и на трезвую голову хватает за глаза.
Глава 15
Большой бадабум
День не предвещал ничего необычного. Мы с Мефодием появились на службе почти одновременно, чуть позже пришел Саратовцев. Я и Костя, поздоровавшись, занялись делами, Мефодий занялся чайником. А через минуту за стеной, в кабинете Мухина, зазвонил телефон.
Разговоры из кабинета, когда к Мухину кто-то заходил, до нас не долетали, стены глушили звук. А телефон трезвонил так пронзительно, что слышали не только мы, но и архивные дамы этажом выше, и гардеробщик Матвеич.
Мефодий, поспешно отставив в сторону чайник, бросился к двери.
— Выполняет обязанности секретаря, — взглянув ему вслед, с насмешкой пояснил Саратовцев. — Ежели Мухина высокое начальство разыскивает, скажет, что Сильвестр Аполлонович только что вышли, буквально на минутку. И тут же ему на квартиру перезвонит. А ежели это кто другой, то рявкнет, что их высокоблагородие отбыли по важному делу. Когда будут, неизвестно. И нечего беспокоить занятых людей.
Саратовцев растёр подошвой по полу выплеснувшуюся из чайника воду. И тут же на пороге кабинета появился Мефодий. Вид он имел растерянный донельзя, даже побледнел. Пробормотал:
— Беда, братцы. Ох, беда!.. Я Сильвестру Аполлоновичу на квартиру звонить, а супруга говорит — нету их, к цирюльнику пошли! Я спрашиваю, к которому, она говорит — не знаю. Яковом-то, который на Хлебной площади, их высокоблагородие в прошлый раз недовольны остались. И куда бежать теперь? А?
— Да что случилось? — перебил Саратовцев. — Зачем Мухина искать?
— На демидовском заводе паровая машина рванула. Говорят, что и жертвы есть. Может, врут, конечно…
Саратовцев присвистнул. Уверенно объявил:
— Не может быть, чтобы из-за малахириума. Небось, машина изношенная, на честном слове держалась, а заменить — жаба душила. Насилуют технику в хвост и гриву, а случись чего — искать начинают, на кого свалить… Вот что, Мишань. Давай-ка, руки в ноги — и бегом на завод. Осмотрись там, фон магический замерь, протокол составь согласно циркуляру — чтобы по нашей линии всё чин чинарем. А то опомниться не успеем, как заводские крючкотворы иск выкатят — что, дескать, амулет неисправен был, потому машина и рванула. А мы с Мефодием Мухина разыщем, расскажем, что в городе творится, покуда их высокоблагородие в цирюльнях усы закручивают.
— Понял, — кивнул я.
Взял со стола служебную папку-планшет — с бланками протокола и чистыми листами для заметок. Надел фуражку и быстро вышел в коридор.
Кузьма, пока вёз меня на завод, немного рассказал о его истории. Завод был основан знаменитыми купцами Демидовыми чуть ли не триста лет назад. Плавил и перерабатывал чугун, в числе прочего производил пушки. Год от года рос, перестраивался, и в начале прошлого века был выкуплен в государственную казну. С тех пор носил официальное название Императорский Оружейный Завод, оружие, производимое здесь, украшали соответствующим клеймом. Но в народной памяти завод остался демидовским, в городе его так и продолжали называть.
До завода мы добрались быстро, Кузьма своё дело знал. Остановил пролётку прямо у проходной.
— Ты, если хочешь, езжай обратно, — сказал я. — Я тут, боюсь, надолго. На извозчике доберусь.
— Да я
