Щит - Рони Ротэр
— Вот же сукин сын! — выругался Астид и бросился к берегу.
Гилэстэл метнулся следом, собираясь кинуться в воду. Но Астид, ухватив его одной рукой, вторую направил на силуэт под водой.
— Второй раз вы за ним в воду не полезете!
Вода вздулась куполом и из глубины, шевеля руками и ногами в попытке плыть, в воздух поднялся Лейнолл. Полукровка крутанул его в воздухе, чтобы отряхнуть от лишней воды, и попятился к стоянке. Оруженосец, негодующе пыхтя, кашляя и нелепо подергиваясь, полетел следом, пару раз проехав голым телом по веткам. Астид без излишней бережности кинул его на расстеленную попону. Гилэстэл подошел и осуждающе покачал головой. Лейнолл привалился к стволу дерева и устало отвернулся от них.
— Мы на тебя всё спиртное извели! — свел брови полукровка. — Его светлость сам тебя со дна доставал!
— Не стоило, — прозвучал безразличный ответ.
— Прикройся, — Астид взглянул на одеяло, оно шевельнулось и, порхнув, опустилось оруженосцу на грудь. — Еще раз полезешь в воду, я тебе аттракцион с кувырканием устрою. Тошнить будет долго.
Вода в котелке вскипела. Гилэстэл всыпал в неё горсть сушеных трав и ягод, помешал, закрыл крышкой и, сняв с огня, отставил в сторону.
— Что-то я проголодался.
Вытащили припасы. Астид отломил ломоть хлеба и кусок вяленой колбасы, подошел к Лейноллу. Постояв над ним и не дождавшись никакой реакции, положил еду на край его одеяла. Пока ели, Гилэстэл скользил оценивающим взглядом по безучастному неподвижному оруженосцу. Но вот он шевельнулся, снял одеяло и сделал движение в сторону берега.
— Опять? — торопливо проглотив пищу, напрягся Астид
— Попить мне можно? — глянул на него Лейнолл.
— Вода во фляге, — полукровка указал взглядом на флягу, лежащую по другую сторону костра.
Лейнолл дотянулся до фляги, откупорил и сделал несколько глотков. Гилэстэл едва заметно улыбнулся. Он открыл котелок, и, стараясь не взболтать содержимое, нацедил настоя в кружку. Подойдя к Лейноллу, присел и подал ему напиток.
— Это просто лечебный настой. Выпей, пожалуйста.
— У меня ничего не болит, — отвернулся тот.
— Уверен? — повел бровью полуэльф и коснулся его груди в районе сердца. — А тут?
Оруженосец нехотя принял питье из рук Гилэстэла. Медленно выпил, вернул кружку, на этот раз посмотрев полуэльфу в лицо.
— Я всё равно умру.
— Это само собой, — согласился тот. — Но не сейчас. Сейчас ты уснешь. А завтра мы поговорим об этом.
Он коснулся головы Лейнолла, тихо прошептав заклинание. Веки оруженосца закрылись, он покачнулся и повалился на попону. Накрыв его вторым одеялом, Гилэстэл вернулся к костру.
Успокоенный питьем и сонным заговором, Лейнолл мирно проспал до следующего утра. И минувший день, и теплая летняя ночь прошли спокойно. Устроивших бивак в глубине леса на берегу, их не потревожили ни звери, ни люди.
Лейнолл проснулся, когда над озерной гладью заклубился туман, а в кронах деревьев затренькали ранние пичуги. Какое-то время он лежал, не открывая глаз. Окружающие звуки и запахи были знакомы и привычны. Фыркнула лошадь. Завозились и запищали побеспокоенные в гнезде наверху птенцы, которых вылетающая на охоту мать вытолкнула из-под крыла. Коротко заверещала и хрустнула веткой белка.
Всё произошедшее — лишь кошмарный сон, привидившийся после трудного перехода и долгой бессонницы. Сейчас он откроет глаза. И увидит…
… стоянку в сосняке на пустошах. Спящих вокруг погасшего костра парней, с которыми знаком с ранней юности. В дозоре наверняка дежурит Ивар — никто не храпит так, как он, а сейчас тихо. Рядом спит Агнар со сползшей на лицо повязкой с серебряной пряжкой, забывший снять её перед сном. На его кольчуге порвались несколько колец, и теперь в ней брешь на боку, но всё не хватает времени залатать прореху. Пить хочется — надоела сушеная рыба. Нужно подняться и, пока все спят, настрелять хоть белок на завтрак. Странно, что он совсем не ощущает тяжести доспеха. И что-то колет бок и спину.
Лейнолл медленно поднял веки.
Он лежал на сбившейся попоне, наполовину укрытый одеялами. Сухие сосновые иглы, насыпавшиеся на подстилку, кололи голое тело.
От давно погасшего костерка полупрозрачной струйкой поднимался сизый дымок. На потнике по другую сторону кострища, положив голову на седло и вытянувшись во весь рост, спал Гилэстэл. На тропинке, протоптанной к берегу, и во сне остерегая Лейнолла от необдуманных поступков, на войлочной подстилке клубком свернулся Астид.
Лейнолл зажмурился, сжал кулак и впился в него зубами, чтобы крик не вырвался наружу.
Он всё потерял, и многое отнял у других. Служба, доброе имя, любовь, семья…жизнь…
Он бы всё отдал, чтобы всё вернуть. Всё…
А что, собственно — всё? Что у него было? За какую цену он мог бы вернуть своё прошлое?
Прошлое и было его Всё. Что он готов был бы потерять, а что — сохранить?
Лейнолл заскулил, застонал сквозь стиснутые на пальцах зубы.
Лучше бы спасли их! Лучше бы их. Почему они не спасли их?!
Он со стыдом осадил себя, подавил негодование. Он не вправе требовать ничего. Ни от кого — ни от богов, ни от людей. Не вправе упрекать. Боги руками этих спящих чужаков и так совершили невозможное — вернули его к жизни.
Но он бы воспротивился их решению.
Лейнолл посмотрел в сторону озера, на покойную гладь, с ползущими по ней полосами тумана. Словно духи воды тянули призрачные руки в сторону берега, манили, звали, обещая забвение и умиротворение в своих холодных удушающих объятьях.
Оруженосец тихо поднялся. Осторожно обойдя Астида, спустился к озеру и вошел по щиколотку в воду.
«Нет никаких богов».
Надо мной нет ничьей власти.
Я свободен в своих поступках…
Прибрежная волна, омывая ноги, ласково касалась кожи. Лейнолл нагнулся, протягивая руку возникающим из тумана морокам. Ладонь пронизала пустоту, развеяв обманную пелену. В зеркале водной глади, чуть подернутом рябью, возникло отражение. На Лейнолла смотрела его страдающая, смятенная душа, так и не сумевшая пересечь границу, которую преодолело поднятое из глубины тело. А если тело способно существовать без души, то…
.. то черноволосый не прав.
Не могут живущие на земле по своей воле творить такое. Существует иная сила, устанавливающая законы земного бытия и воплощающая свои планы. Сила, оперирующая иными смыслами, нежели привычные для живых справедливость, милосердие, жестокость или бездушие. Сила, ведущая каждого из живущих предназначенной ему дорогой.
Кто он такой, чтобы вмешиваться в планы богов? Чтобы спорить с богами. И уж тем более противиться им.
Астид проснулся, когда выползшее из-за гор солнце подсветило золотом макушки сосен. Полукровка зевнул, потянулся за флягой с водой и увидел бодрствующего Лейнолла, одетого в высохшую одежду.
