Цепи алых песков - ghjha
И не останется ничего помимо того, чтобы обернуться, и взглянуть в ничуть не изменившиеся черты лица того самого учёного, что забрал Кэйю почти без возможности вернуть. Но прямо сейчас он докажет, что даже это надменное создание падёт под волей к жизни падшей гордыни.
Взгляд алхимика меняется с обеспокоенного на ядовитый и яростный. Вылезают проклятые когти и рога, начинает течь из глаз скверна, такая же, как и в сердце звёздочки, и скривит он губы в усмешке злой, фыркнет, вытаскивая из ножен меч. Побороться с богом ради сердца чужого? Когда-то это казалось тем ещё бредом, но сейчас, будучи уязвлённым отторжением Альбериха, он понимает, насколько сильно ошибался. У него просто не было возлюбленного, ради которого он мог пойти на такие глупые, на первый взгляд, поступки.
Дешрет заплатит за то, что вообще прикоснулся к его звезде. Никто более не должен был крепко держать бьющийся кусок мяса, но он всё испортил вновь. И как только смеет он говорить о том, что он не прав? Как смеет что-то внушать ему?
А у бога на губах усмешка ядовитая, и хочется ему стереть её, провести лезвием от середины лба до подбородка, посмотреть каковы божества изнутри, да только боится, что лезвие заржавеет от такого количества гнили. Нет, он лучше убьёт его иначе, чтобы не осталось даже захватывающей истории, которую можно было бы рассказать кому-то в городе ветров.
И прямо сейчас, об безумно благодарен за то, что разделяет его со взглядом разноцветных глаз стена из песка, иначе обернулся бы он, и погиб от желания своего снова прижать принца к себе и начать нашёптывать тому на ухо, что всё будет хорошо, что их ждут дома. И плевать, что мерзкие эльфы мертвы от его руки, а в ордене теперь обитает фенек. Так даже лучше, он бы окончательно переместился в его комнату, а так контролировать звёздочку даже проще. Главное отбить любую тягу вернуться в объятия бога.
— Тебя от гибели удерживает лишь заключённое между нами соглашение, Альбедо… — спокойно разрывает тишину бог, делая пару шагов навстречу. — Он выменял свою свободу на твою жизнь, тебе бы уйти отсюда… Ты ведь не хочешь чтобы он жертвовал самой главной ценностью города ветров зря?
И Альбедо хочется закричать. Эта тварь знает его имя, эта тварь наверняка склонила Кэйю к подобной сделке, а сейчас предлагает ему сдаться? Как бы не так. Что эти боги себе возомнили, как смеют предлагать такое, забрав то, что никогда им не принадлежало? Но… Принадлежит Кэйа ему самому? Разве можно присвоить его, живого и нуждающегося в ответных чувствах, которые он не в силах дать в полном размере, подобно оборудованию, или результату эксперимента? Можно. Он такое же оружие как и хранитель ветви, просто выбрал себе правильную цель, что не умеет с ним обращаться, чо подчинится его желаниям и инструкциям…
И хочется засмеяться с собственных мыслей, но он позволяет себе лишь тень улыбки, начиная наступать на противника. Он не просто кабинетный учёный, он задаст жару этому надменному существу, заставит пожалеть даже о мыслях, касаемых Альбериха. На его стороне сам властелин камня, грозно загорается символ элемента на шее, и взгляд голубых глаз вгрызается в зелёное одеяние Аль-Ахмара, одною волей которого встают на дыбы пески, уходя из под ног предательски. Но земле всё равно, под ними всё равно есть твёрдая почва, на которой он сможет устоять, не попадая в смертоносные объятия вихря.
— Как смеешь об этом говорить ты, после того как обманом заманил его сюда, Аль-Хайтам? — задаст встречный вопрос он, нарочно обращаясь к нему человеческим именем, словно желая поставить с небес на землю, напомнить о том, что он всё ещё человек. — Когда ты падёшь, я сделаю всё, чтобы он поскорее позабыл о тебе и пустыне…
И смеётся в ответ бог, блокирует удар его, отбрасывает в сторону, делая резкий выпад, едва задевает бок его краем лезвия, чуть рвёт ткань, но не наносит сокрушительного удара, словно действительно намерен сдержать обещание, которое дал Кэйе. И если это действительно так, если он позорно проиграет властителю песков, тот действительно отдаст своё сердце ему? Предаст всё, что было дорого в объятиях ветра? Свободу, рыцарей, его? Нет, он не посмеет сделать это самостоятельно, наверняка прогнётся под богом, позволяя ему свершить это, едва он замертво упадёт на землю или же окажется песками унесённым домой, на потеху всем в том чёртовом городе.
И если ему суждено проиграть сегодня, он больше никогда не увидит человека, ради которого держал свою природу под контролем, ради которого сдвинул алхимию и мир с центрального места в сердце своём, отдавая его ему. Пусть не сразу, пусть изрядно потрепав Кэйие нервы, но всё же отдал ему его в ответ, и сейчас Кэйа так просто достанется победителю этой дуэли? Отвратительно. Но разве остаётся иной способ?
И он зовёт на помощь верный цветок, поднимаясь на нём над противником. Он спрыгнет, и если тот удачно подвернётся, проткнёт его насквозь, слижет гнилую кровь с клинка и заберёт домой то, что должно вернуться в объятия ветра. Но кажется, древний бог обводит его вокруг пальца, разрушая платформу в виде цветка.
Альбедо падает, пытается наверстать упущенное выпадом почти с земли, да только удар ноги чужой выбивает лезвие из его рук, отбрасывает куда-то в сторону, и улыбается слишком довольно. Ну уж нет, не так быстро, владыка пустыни.
Альбедо снова ложится, перекатываясь к песчаной стене, хватает клинок, и прикусывает губу, не зная каким образом ему одолеть бога. Он не видит его уязвимостей, не понимает куда бить, но очень хочет выиграть, хочет посмотреть как будут стекленеть его зелёные омерзительные глаза, а потом… Спокойно вдохнув, прогнать прочь странных созданий, оставить короткий поцелуй на аккуратной руке, укутать в свой плащ и увести домой, словно желанный трофей, а не то, что и так принадлежит ему. Но быть может…
Он осторожно обходит бога, зная, что тот тоже полон сюрпризов и наверняка сможет покарать за ошибку, если он её отпустит. Бой останавливается, они спокойно ходят по кругу, выжидая момента для нападения. Глаза бога горят игриво, он играется с ним, облизывает клыки, и кажется, будь всё капельку иначе, оторвал бы ему рог от головы, окончательно поставив точку в бессмысленном споре. Все мысли Альбедо сводятся к тому, что он
