Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год
Едва забрезжил рассвет, спустили шлюпку, чтобы доставить на берег троих посланцев — рулевого Харкрофта, утверждавшего, что именно он вел прежде переговоры с вождем даяков Каримой, и двоих сопровождающих его людей, которые достаточно понимали по-малайски, чтобы держать Харкрофта под контролем.
Договорились, что Сюркуф ждет до полудня, после чего, считая невозвращение их к этому сроку сигналом бедствия, должен спешить им на помощь. Проводником в этом случае вызвался быть немец Хольмерс, рассказавший, что в прошлый раз высаживался на берег вместе с Шутером и хорошо запомнил местность. С учетом этого Сюркуф и разработал свой план.
Стрелки часов приближались к двенадцати, а посланцы все не возвращались. Сюркуфу стало ясно, что придется снаряжать военную экспедицию. Командование обоими кораблями он передал лейтенанту, сам же возглавил десант из двадцати отборных парней. Все они были хорошо вооружены и, несмотря на жару, натянули на себя три комплекта одежды, чтобы хоть как-то защититься от отравленных стрел даяков. Корабли покинули стоянку и бросили якоря у самого устья реки, чтобы в случае необходимости можно было обстрелять берег из пушек. Затем спустили шлюпку, и Сюркуф приказал отваливать.
Берег оказался узкой песчаной полоской, лишенной какой бы то ни было растительности. Сразу за ней начинались сплошные джунгли с причудливо переплетенными лианами, продраться сквозь которые стоило огромного труда.
Деревья здесь росли самые диковинные. Одно из них, высотою около сотни футов, имело в обхвате не менее двух десятков футов. Его белая кора была изрезана трещинами, а плоды достигали размеров сливы. Это был зловещий анчар, обладающий молочно-белым соком, одни только испарения которого уже вызывали у людей болезненные опухоли. Росли здесь и дикий имбирь-кассамумер, и кустистый испанский перец-жгун. Из этих и еще кое-каких растений туземцы ост-индского архипелага приготовляют свой страшный яд для стрел. Готовят его следующим способом. Берут сок анчара, добавляют по одной десятой доле сока индийского калгана, имбиря-кассамумера и арума, луковый сок, немного свежеразмолотого черного перца и тщательно перемешивают все это. К смеси добавляют сок из коры рвотного орешка и семечки перца-жгуна, вызывающие сильное брожение. Когда смесь от брожения начинает шипеть, ее процеживают — и яд готов. Принятый в малых дозах, он вызывает только сильную рвоту, попади он, однако, в кровь — неминуема быстрая смерть.
Хватало в джунглях и зверья, в чем моряки могли убедиться по огромным следам носорогов, ведущим вверх по течению реки. По ним-то и повел отряд проводник Хольмерс. Опасность подстерегала моряков на каждом шагу, и Сюркуф выслал вперед для разведки дороги дозор из пяти человек.
Прошло почти полчаса, когда от дозора поступил сигнал, что они видят нечто заслуживающее внимания. Остальные быстро подтянулись к ним, заняв позицию на довольно просторной площадке на берегу речки. Справа площадку замыкала река, слева — густые джунгли, а спереди — несколько шеренг вооруженных даяков, расположившихся также и на другом берегу речки. Они уже заметили европейцев и, издавая пронзительные крики, воинственно потрясали своими копьями и духовыми трубками для метания отравленных стрел.
— Ну, вот они и перекрыли нам фарватер, — проворчал великан-канонир, снаряженный ружьем и огромной дубиной. — Я думаю, пора на них навалиться, капитан!
— Нет, — ответил Сюркуф. — Мы ведь не знаем, дружески они к нам настроены или враждебно.
Сюркуф отослал часть своих людей назад, сам же с Хольмерсом и еще тремя матросами двинулся дальше и остановился лишь в сорока шагах от даяков. Даяки поняли его намерение и тоже выслали вперед пятерых своих воинов. Один из них поднял вверх копье и крикнул:
— Ада туанку?
Слова эти означали: который из вас мой господин? Обращение это считалось знаком вежливости и позволяло надеяться, что враждебных намерений даяки не имеют.
— Я — вождь этих людей, — с грехом пополам подбирая слова, по-малайски ответил Сюркуф. — Что вас привело сюда?
— Мы хотим встретить тебя, — последовал ответ.
— Откуда вы узнали, что мы идем?
— Те трое, что ты послал, сказали нам об этом.
— Где они?
— Их теперь только двое, и они у нас под караулом.
— Почему только двое?
— Они убили нашего человека. Они пришли к нам, чтобы потребовать обратно миссионера. Я — вождь. Они хотели вернуть мне золото, но я потребовал у них ружье со свинцом и порохом. Они не соглашались, а, увидев миссионера, попытались убежать вместе с ним. Мы воспротивились. Тогда один из них вытащил нож и убил им сына моего брата. Брата с нами не было. Поэтому я схватил свое копье и ткнул им этого человека в руку. Он умер, потому что копье я макал в яд тапу-упас. Потом мы связали двух остальных. Они лежат в моей хижине. Ты можешь их увидеть.
Слова даякского вождя звучали правдиво. Посланцы Сюркуфа действовали неосторожно.
— А что вы требуете за миссионера теперь? — спросил Сюркуф.
— То, что я сказал. Я никогда не меняю своего слова. Но за убитого ты должен нам заплатить.
— За него уже заплачено, ведь ты лишил жизни его убийцу. Однако я не возражаю, назначай цену.
— Это сделает его отец, сидящий у тела сына в моей хижине. Ты должен пойти с нами.
— Обещаешь мне полную безопасность?
— Да. Ты будешь гостем.
После недолгого пути вверх по течению реки европейцев привели на поляну, где под деревьями приютились незатейливые жилища даяков. В большой хижине, принадлежащей вождю, собрался совет самых почтенных людей племени. Явился и брат вождя, с головы до ног обвешанный всяческими знаками траура. За все время переговоров он не вымолвил ни слова.
Первым делом Сюркуф пожелал увидеть миссионера и обоих посланцев. Вождь не возражал.
Священника доставили, и капитан сразу узнал в нем брата Мартина. Тот остановился у входа, удивленно озираясь и не веря, что видит здесь европейцев, появление которых, как надеялся он, могло предвещать счастливые перемены в его судьбе. Бросив взгляд на капитана, он мгновенно понял, что перед ним кто-то знакомый. Но кто?— тщетно напрягал он память.
— Меня зовут Сюркуф, — подсказал капитан.
— Робер Сюркуф! Теперь я узнал вас! Борода, ореховый загар — и все равно, это вы. Дайте же мне обнять вас!
Миссионер поведал Сюркуфу о своих приключениях. До Италии он добрался тогда вполне благополучно и вскоре покинул Европу, чтобы заняться в Индии обращением язычников в святую веру. Он претерпел много невзгод, но хуже всего пришлось ему на борту «Орла». В конце концов его еще и продали даякам, и те не преминули бы принести его в жертву на каких-нибудь похоронах.
Когда привели пленных посланцев, оказалось, что оба они парни с «Сокола», а от яда погиб англичанин Харкрофт, очертя голову схватившийся с даяками, чтобы завоевать доверие Сюркуфа.
Начались переговоры. Вождь Карима не любил уверток и тратить время понапрасну был отнюдь не расположен.
— Мы хвтим побеждать наших врагов, а для этого нам требуется оружие, — без обиняков заявил он. — Я скажу тебе, что ты должен нам дать: ружье, порох и свинец за убитого; ружье, порох и свинец за миссионера. Потом я покажу тебе золотой песок и красивые камни, которые мы нашли в горах. И ты должен мне сказать, сколько ружей, пороха и свинца, топоров и ножей сможешь нам за все это дать. Мы охотно взяли бы также ткани и одежду. Затем мы мирно разойдемся, и я буду рад, если ты придешь снова или пришлешь своего посланца.
Сюркуф был несколько удивлен этим сулящим немалые выгоды предложением.
— Ты сказал мудро и честно, как истинно великий вождь.
Страна, из которой я пришел, может дать тебе все, в чем ты нуждаешься: защиту от твоих врагов, оружие, одежду, всякую утварь. Твои слова сделали меня твоим другом. Я дам тебе все, чего ты требуешь.
Немного спустя Сюркуф со своими людьми и Карима с даяками тронулись в путь. На подходе к морю они увидели, как от «Сокола» отвалили шлюпки, чтобы доставить их на борт. Даяки получили сполна все, что им было обещано и выторговано за золото.
Сюркуф провел в бухте Сакуру три дня и ушел, сердечно распрощавшись с малайцами.
В Париже
Консульство стало империей, и сделавшийся великим маленький корсиканец окружил себя роскошным двором. Вся Европа внимала его голосу, и только гордый Альбион нарушал стройный лад этого политического концерта.
Французские гавани уже несколько лет были столь плотно блокированы англичанами, что ни единому французскому кораблю не удавалось проскользнуть в море. Блокада существенно стесняла французскую торговлю. Впрочем, и колоний у Франции почти не осталось — они стали английскими.
Планы Наполеона высадиться на побережье Великобритании не сбылись. Не было хорошего флота и людей, чьи имена могли бы стать в одном ряду с британскими адмиралами.
