Свадьбы не будет, Светлый! - Анна Солейн
Я снова с тоской посмотрела на Лили, слезы которой уже промочили ткань моего платья. И что с ней делать?..
Ладно. Иногда, в конце концов, нужно плыть по течению.
Аккуратно, медленно я подняла руку и погладила ее по спине — видела, как так делают светлые в АТиС.
— Это… просто…
Лили разразилась еще более громкими рыданиями.
Да что с ней?
Вздохнув еще раз, я потянула Лили к скамейке.
Она продолжала всхлипывать, закрыв лицо руками.
Интересно, а она так долго может?
— Про-простите, Медея… — наконец проговорила Лили. — Это просто… я никому не говорила. Так тяжело...
И снова в слезы.
Да что ж такое!
Мне же интересно, что случилось! А она молчит. Рассказала бы сначала, а потом уже плакала.
— Мне ты можешь довериться, — проникновенно проговорила я.
— Отец разозлится, если узнает!
Так.
С этого момента поподробнее.
— И бабушка…
Я опустила глаза, чтобы Лили, если захочет на меня взглянуть, ни дай Проклятый, не увидела в глазах жадный блеск. Лайтвуд разозлится, говоришь... Ну-ка, ну-ка...
— Ну-ну, не плачь. Лучше расскажи, что случилось.
Я надеялась, что мой голос звучал мягко.
Ну, или Лили в целом не до того, чтобы разбираться в интонациях.
— Это… — Она всхлипнула в последний раз и выпрямилась. Глаза у нее были красными, лицо — заплаканным. — В этой книге… вещь дорогого мне человека.
Я оглядела томик стихов, который по-прежнему держала в руках.
— Темного?
Лили молниеносно повернулась ко мне и спрятала лицо в ладонях, локтями опершись на колени.
Отрывисто кивнула.
Интересно.
— Ты ее украла? — предположила я. — И он теперь хочет тебе отомстить? Ты боишься?
Это ведь самые очевидные причины для такой степени... огорчения, верно? Страх? Злость? Паника? Отчаянье? Из-за чего еще плакать-то можно?
Лили ошарашенно посмотрела на меня.
— Нет! Он сам мне ее отдал!
Ее щеки стали красными.
Та-а-ак.
— И почему тогда ты плачешь?
Я несколько раз видела плачущих светлых, когда те не могли сдать экзамен, например.
Но Лили, кажется, не сдавала сейчас экзамен. Я не видела темного, который пытается ей отомстить…
Так что случилось?
Пока я раздумывала, лицо Лили снова покраснело, и по щекам побежали слезы.
— Потому что он не любит меня! Я отдала ему свое глупое сердце, а он меня оставил. Я ему не нужна, не нужна, как старый башмак! Я люблю его больше жизни, а он…
Не договорив, Лили снова закрыла лицо руками и разрыдалась.
— О, — проговорила я, пытаясь переварить то, что услышала.
— О! — повторила я спустя минуту, так ничего и не придумав.
Что?!
И из-за этого плакать?..
Лили продолжала всхлипывать, перемежая плач невнятным рассказом о том, что она любила, а он… подлец! Ну, она говорила по-другому, но суть была такой.
— Я думала… — Всхлип. — Он говорил… — Короткое рыдание. — А еще… А я его люблю!
Она шмыгнула носом.
— Так, — дернула головой я и попыталась придать голосу твердости. — Давай-ка сначала и поподробнее. Что у тебя случилось?
Он ее проклял?
Но оказалось, все намного проще.
Лили плакала… из-за любви. В буквальном смысле.
Я-то в глубине души была уверена, что любовь — большой заговор светлых. Удобно для того, чтобы оправдывать всякую ерунду. Например, супружеский адюльтер, если он вдруг случится.
“Это любовь!” — можно крикнуть в сердцах, если поймали на горячем.
И кто бы осудил? Возвышенное ведь чувство.
Была бы светлой — точно бы пользовалась этим в любой подходящей ситуации. Например, могла бы сказать: “Я прокляла его, потому что люблю!”
Как-то так.
Но Лили, кажется, все воспринимала всерьез.
— Он мне давно нравился, очень! А потом, на балу, два года назад… мы танцевали! Все было так романтично, как в поэме!
Ага, это она, наверное, про тот самый ежегодный бал объединения светлых и темных.
Очередная идея императора, чтоб он правил долго и не очень счастливо. Сначала — АТиС, а потом, два года назад, он учредил еще и бал, где должны были встречаться самые влиятельные темные, самые влиятельные светлые и самые влиятельные не-маги.
В общем, мир, дружба, пунш и полностью нейтральная территория.
Веселый праздник, отличная идея.
Отец только поседел наполовину, пытаясь уследить за всеми темными, которых так и подмывало устроить какую-нибудь пакость.
Такая уж у нас природа.
Выходит, за кем-то из темных отец все-таки не уследил, и этот темный успел… потанцевать с Лили?.. Ну, в целом… ничего страшного. Большое дело.
Плакать-то зачем?
— Вы танцевали, — повторила я, надеясь, что она еще что-то расскажет. — И все?
Лили дернула головой, щеки ее стали красными, как… как мак. Как кровь. Как подкладка отцовского плаща.
Очень-очень красными.
— Не все.
Я подняла брови.
— Я думала, мы друг друга полюбили! С первого взгляда! Как в поэме! И мы… встречались. Потом. Я видела, как горит огонь в его глазах, с каким теплом он на меня смотрит! Я не могла ошибиться!
Может, это у темного в глазах были отблески пламени из подземелья Проклятого? Говорят, у всех нас такое в глазах.
— О, — осторожно произнесла я. Это ведь не может быть правдой — то, что только что пришло мне в голову? — Вы… были близки?
— Только однажды! И... нет! Все не так! Это не было... Ох, Триединый...
Лили бросила на меня еще один косой взгляд и стала еще краснее.
Вот это новости.
Я многого ожидала. Но не этого.
Отвернувшись, я против воли улыбнулась. Ну-ну, лорд Лайтвуд. Лили еще ребенок, говорите?
Ох… да он взбесится!
Как прекрасно.
На щеках Лили можно было поджарить грешника.
Интересно, что же за темный так вскружил бедняжке голову? Лили говорила, что он давно ей нравился — значит, это кто-то из живущих на территории светлых. Это мог быть торговец, кто-то из представительства темных или кто-то из стражей.
Интересно-интересно.
Хм-м-м…
В голову закралось нехорошее подозрение.
Или наоборот — хорошее?
Я никак не могла решить.
Братик мой Белз, а не просто так ведь ты пропал почти год назад…
Прячешься от гнева Лайтвуда?
Или я выдаю желаемое за действительное?
Неужели у меня появился шанс напакостить сразу двоим?
— И что между вами случилось? — поторопила я.
Вариантов была — масса. Белз (если Лили говорила о нем) был известным сердцеедом — матушкино наследство. Точно так же, как она сводила с ума мужчин, братик легко кружил головы женщинам.
В лучшие времена у нашего особняка дежурили не только матушкины кавалеры, но и поклонницы брата разной степени экзальтации. Сложно сказать, кто доставлял больше неприятностей.
Кавалеры матушки хотя бы приносили подарки и не давали отцу растерять боевую форму, а вот поклонницы братца в основном кидались ему на шею и пытались украсть что-то из его одежды — на память.
Ну или женить на себе.
Посмотрела бы я на ту, у кого бы это получилось! К свадьбе мой братец относился примерно как к чахотке: всеми силами старался ее избежать.
— Мы… мы встречались, —