Два фотографа - Татьяна Юрьевна Холина-Джемардьян
— Анга, как думаешь, твоя белобрысая зазноба знает, что мы здесь?
Теперь рык издали два охотника, Анга — громче и грознее.
— Не пакостит, и хорошо. Хочешь разъяснить ситуацию? Сходи, пообщайся. Ты же говорил, у тебя к этой ведьме какой-то свой подход. Интересно, откуда?
— Во время Вторжения мы вместе подвизались в "Тайногородских известиях", — улыбнулся воспоминаниям Ромига. — Только я, в основном, снимал, а Мила писала статьи. Жгла глаголом, и вообще, зажигала. Таких оторв среди зелёных — поискать. А ещё у нас была весьма приятная любовная интрижка.
— О! "Мой первый нав!" Теперь понятно, — скривился Анга.
Зворга ехидно подмигнул приятелю, перевёл взгляд на Ромигу:
— Интересно, будет ли она рада встретить тебя снова спустя столько лет? У них с этим всегда такие сложности... И будешь ли ты сам рад видеть эту старую стерву?
Ромига чуть призадумался. Да, пожалуй, он хотел повидать Милонегу. Как бы ни изменили её годы. Однако интуиция подсказывала: ещё не настало время, чтобы встреча прошла с пользой и удовольствием для обоих.
Первым, кого Ромига встретил, заходя на кафедру, была Леночка, то есть Елена Петровна. "Плохо, когда день начинается с дона Тамэо!" — вспомнил он её же любимую присказку-цитату, сопровождавшую начало каждого второго рабочего дня. Усмехнулся про себя. Леночка приторно разулыбалась в ответ, принимая веселье сослуживца за радость встречи с собой, ненаглядной. Прошла мимо так, чтобы обязательно задеть его бюстом, плечом или бедром. Нав уклонился от столкновения, произнёс изысканно светским тоном:
— Вы сегодня отлично выглядите. Эти блюдцеобразные серёжки потрясающе подчёркивают округлость ваших форм. А красное золото — точно в тон лица.
Чела издала нечто вроде гадючьего шипения. Она была не из тех жизнерадостных толстушек, которые радуются своему полнокровию. Леночка худела, вечно и безуспешно. Взмахнула в воздухе пухлой наманикюренной ручкой, будто когтистой лапой. "Хорошо, швабру на этот раз не схватила. Кокетничает напропалую, а за то хулиганство, между прочим, даже не извинилась. Недоразумение ходячее". Леночка умчалась по коридору, не оглядываясь, но Ромига и так знал, что из накрашенных глаз брызжут злые слёзы. "Теперь, может быть, отстанет на недельку-другую".
Ему было и смешно, и слегка досадно. За восемь лет в Университете нав наблюдал, как довольно симпатичная девушка превратилась в склочную, обрюзгшую тётку. На неё одинаково неприятно стало смотреть, ощущать её эмоции, иметь дело по работе. Все эти восемь лет Леночка была пылко, бурно, безнадёжно влюблена. Сперва в профессора Старостина, потом переключилась на Романа Чернова. Притом, за стенами кафедры, вышла замуж за какого-то бизнесмена, родила и растила дочку. Увлечённо делилась со всеми желающими и нежелающими подробностями своей семейной жизни. Коллеги молча терпели это и многое другое. Но если бы Ромига планировал оставаться на кафедре после защиты, от Леночки следовало избавиться.
Нав неспешно направился в аудиторию, где должен был вести семинар у группы второкурсников. Аккуратно развесил на доске наглядные пособия, сел за стол, ожидая студентов.
Река становилась всё уже и мельче, чаще попадались поваленные поперёк русла деревья. В принципе, двигаться вверх по течению было ещё возможно: проводя лодку бечевой, разбирая или обнося завалы. Поэтому с сожалением оставили моторку в сарайчике на необитаемом лесном кордоне, как было условлено с хозяином.
Перепаковали снаряжение с уменьшением объёма и веса. Потратили немало дефицитной энергии, но рюкзаки всё равно получились страшенные. Навы, поправляя лямки на плечах, поминали тренировочную базу. Шас ворчал в унисон, хотя в его маленьком рюкзачке не было ничего, кроме выверенного долгим опытом набора личных вещей.
В середине второго пешего дня группа набрела на остатки ещё одного большого людского поселения. Погода явно портилась. Порывами задул сырой, холодный ветер, деревья шумели, вокруг солнца повис блёклый радужный круг. Анга понюхал воздух и заявил:
— Побаловались хорошей погодой, и хватит. Лагерь ставим на дождь. Очень хорошо, если он пройдёт за день-два, но вряд ли.
— Я вижу неделю, как минимум, — подтвердил Зворга. — Вот теперь проверим снаряжение. Годятся на что-то эти палатки, или одно название, что непромокаемые?
Палатки поставили, натянули тент над местом для костра. Пока дождя не было, Анга и Зворга отправились на охоту, Ромига и Фарид — сканировать. Нав не оставил попыток разобраться с неустойчиво работающим арканом и теперь пробовал научить ему шаса.
— Погибель и разорение! Вот только что получилось. Интересные вещи здесь лежат. А сейчас пусто. Ромига, ты что-нибудь понимаешь? Ладно бы он совсем не действовал!
Злой и озадаченный нав в который раз попробовал пересчитать в уме напряжённость магических полей, потом махнул рукой:
— Заканчиваем на сегодня. Но смеха ради, Фарид, встань-ка вон под тот куст. Да, ещё на пол-ярда правее. И повернись спиной точно к солнцу. А теперь попробуй ещё раз.
— Ого! Ромига, это отлично! Всегда бы так! Был бы очень серьёзный прорыв в нашем деле. Но почему действие зависит от места? А главное, как ты определил, где мне встать?
Нав зарычал. Фарид Хамзи, посмотрев на заострившиеся уши сюзерена, не стал больше задавать вопросов. Но он не был бы шасом, кабы вовсе не нашёл слов:
— Это очень хороший аркан, Ромига. Я согласен участвовать в его отработке столько, сколько потребуется. Доходы пополам.
— Нет, в зависимости от реального участия. Большая часть работы уже сделана. Доделаем, посчитаемся.
— Меньше, чем за двадцать пять процентов я не возьмусь.
— Пять, или не берись вовсе.
— Ладно, договорились: десять минимум. Сплошное с вами, навами, разорение!
Звонок на пару — пустая аудитория. Ромига хмыкнул, сверля недобрым взглядом дверь. За восемь лет он так и не привык к безалаберности и непунктуальности большинства студентов. Выдержать конкурс, поступить в один из лучших вузов города, чтобы потом прогуливать и опаздывать? Челы, одно слово! Учитывать особенности поведения можно, понять — нет.
Сам будучи студентом, Ромига подрёмывал на лекциях: чутко, не теряя связи с реальностью, как умеет любой нав. Полагался на отличную память и не всегда вёл записи. Или разрисовывал тетради "опорными конспектами",
