Совсем другой дракон - Рэйчел Аарон
— Но что это решит? — сказал дух-угорь, поднявшись из воды, чтобы хмуро посмотреть на Алгонквин осторожными глазами. — Я вижу, куда ты клонишь, озерная вода. Конструкт Ворона — милое орудие. Глубокое ведро, которое может содержать магию, которая тебе нужна для восстановления твоего Смертного духа и помещения его под власть твоего нового человека-марионетки, — он кивнул на Мирона, тот напрягся. — Но ведро бесполезно, пока его не наполнишь. Мы знаем, что ты планируешь с этим делать, но ты еще не сказала, откуда вся это магия, Алгонквин.
— Он прав, — Волк показал зубы. — Смертные духи всегда были проблемой. Даже когда людей были миллионы, ямы их страхов, вырезанные в магическом пейзаже, были больше гор. Теперь миллиарды испуганных смертных, и дыры, которые они роют, глубже, чем когда-либо. Ты это знаешь. Ты попросила наших детей, чтобы напитать силой круги, которые направляли магию всего СЗД в Землю Восстановления, и тебе все еще нужны были драконы в твоем городе плюс кровь Трех Сестер, чтобы подойти близко к наполнению Смертного духа. Но та кровь пролита. Тебе придется заново копить ту магию, и хоть я уверен, что Конструкт Ворона с широким ртом, я ничего не пообещаю, пока ты не скажешь, что за еду собираешься в него засунуть.
— Ту, что у нас есть, — печально сказала Алгонквин. — Нас.
В пещере стало тихо. Несколько ударов сердца духи не двигались, а потом угорь с лицом мертвеца зашипел, как змея.
— Ты сошла с ума?
— Нет, — сказала вода, протянула щупальце к своему Левиафану. — Безумием было бы игнорировать мрак, который строится. Я пытаюсь это остановить, потому я тут — единственная адекватная.
— Ты — не адекватная, — сказал угорь, прячась за камнем. — Никто адекватный не предложил бы убить души земли, чтобы спасти ее.
— А кто — земля? — осведомилась Алгонквин, поднимаясь. — Кто говорит за нас? Ты, ползающий по дну?
Угорь зашипел и отступил во тьму за камнем, оставив Алгонквин одну перед собравшимся духами.
— Я знаю, как много прошу, — сказала она уже спокойно. — Я — дух Алгонквин, когда-то великое озеро, которых теперь пять. Я защищала и любила свою воду миллионы лет, до того, как первые люди появились на моих берегах. Когда они пришли, я встретила их, как любого другого зверя, и я платила за тот выбор с тех пор. Мы все платили.
Шепот согласия поднялся из толпы, и вода Алгонквин изогнулась в подобии улыбки.
— Они используют нас, — сказала она. — Даже до того, как их стало так много, что их страхи стали богами, они забирали у земли. Они убивали наших детей, сжигали, насиловали и бросали мусор в наши тела. Они забрали нашу магию, заставили нас спать, а когда мы проснулись тысячу лет спустя, что они оставили нам? Яд. Разрушение. Весь мир был радостно принесен в жертву их бесконечной жадности. Посмотри, что они сделали с моими озерами. С моей красивой водой.
Ее голос дрожал в конце, и Алгонквин сжалась, серебряный поток свернулся с пустым горестным звуком. Она не была одна. Все духи дрожали, наполняя пещеру горем по потерянному. Это был такой печальный звук, что зрение Эмили стало расплываться. Она боролась с этим, когда Алгонквин снова заговорила:
— Нам нужно отбиваться, — прошептала она, вода развернулась. — Человечество сделало больше вреда за тысячу лет, чем все, что мы видели с массовыми вымираниями, и это без их богов. Теперь магия вернулась, наполняет не только нас, но и каньоны ненависти и страха человечества. Когда они наполнятся, Смертные духи будут сильнее, чем раньше. Что тогда станет с землей? Что станет с нами?
Никто не говорил. Все духи сильнее сжались у влажного камня, Алгонквин двигалась решительно.
— Нас растопчут, — прошептала она. — Вы знаете, как много магии нужно, чтобы создать даже одного Смертного духа. Такая сила просто так не уходит. Даже если все люди на планете умрут от жадности, их Смертные духи будут оставаться миллионы лет, как остальная грязь людей. Когда это случится, наш красивый мир будет пустошью, адом безумных богов, и нам, бессмертным духам, не удастся сбежать. Даже смерть не может спасти нас от того, что грядет. Мы будем навеки пойманы под каблуком монстров, с которыми не можем бороться, которыми не можем управлять. Это наша судьба. Это будет, если мы не будем действовать сейчас, пока можем.
Когда она закончила, было так тихо, что Эмили слышала стук капель воды, стекающих с блестящей плоти Левиафана. Даже Мирон затаил дыхание, глядя на Алгонквин с выражением, которое Эмили не могла прочесть. А потом, словно волна отступила, собравшиеся духи опустили головы в поражении.
— Ты права, — прошептал Волк. — Но что мы можем сделать?
— Что мы всегда делали, — с горечью сказала Алгонквин. — Бороться за выживание. Я вызвала вас сюда, потому что вы — духи, которые больше всего пострадали от рук людей. Некоторые из вас проснулись и обнаружили, что ваших детей почти истребили. Другие лишились владений. Земля их корней была выкопана под ними. Я знаю вашу боль, потому что и я ее пережила. Когда я проснулась, моя вода была отравой, а моя рыба умирала вокруг меня, но я была не беспомощной жертвой. Я поднялась и боролась с городами, которые вредили мне, убивала их, как они пыталась убить меня. Я захватила Детройт, создала новое будущее, где я была у власти. Это нужно сделать сейчас, потому что мы — будущее. Мы — земля. Мы тут, потому что слова были произнесены, история — написана. Мы — живая магия этого мира, и мы должны вернуть власть над своим, пока не потеряли ее навеки.
Ее вода потекла из лужи у ее ног, пока она говорила, по камню, чтобы обнять всех духов сияющим потоком.
— У нас уже есть то, что требуется, — сказала она, сияющая вода поднялась выше. — Вы спросили, откуда я возьму силы, чтобы наполнить Конструкт Ворона, но ответ перед вами. У нас есть вся нужная магия тут, в этой пещере, и в этот раз у нас есть надежный сосуд для Смертного духа.
Одно из ее сияющих щупалец поднялось и задело щеку Эмили.
— Даже драконы не могут навредить Конструкту Ворона. Это доведет ее до предела, но Мирон уверяет меня, что ее заклинания могут вместить силу, которая нам нужна, достаточно, чтобы создать Смертного духа. Лучше, дух вырастет внутри темницы заклинания Феникса, пробудится под контролем моего мага,
