Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1977 год
— Крейг, отведите его в каюту. — Голос Бланда дрожал.
— Пойдемте-ка, — сказал я Хоу.
Он с трудом поднялся на ноги.
— Если вы его убили, Бланд, — произнес Хоу свистящим шепотом, — то Да хранит вас бог.
Бланд сжал его своими ручищами.
— Что вы хотите сказать? — Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на Хоу с кулаками.
Толстые губы доктора раздвинулись, обнажив зубы.
— Если бы была жива Юлия Хиттит, — сказал он тихо, — что бы тогда было?
— Не говорите со мною загадками, — отрезал Бланд.
— Вы обманом лишили Бернта женщины, которую он любил! — заорал Хоу. — А теперь вы обманом хотите присвоить его долю в компании. Насколько мне известно, вы делали дела и похуже этого. Но будьте уверены, Бланд. Я узнаю правду о его смерти. И если этому причина — вы, — он посмотрел прямо в глаза Бланду, — я вас убью.
— Считайте, что с сегодняшнего дня вы... уволены! — хрипло выкрикнул полковник.
— На вашем месте, Бланд, я бы так не поступал, — произнес Хоу. — Не очень-то красиво все это выглядит: сперва Бернт, потом я...
Хоу захохотал и, не переставая смеяться, пошел, покачиваясь, по коридору к себе в каюту.
Джуди молча глядела ему вслед, и на ее белом лице раной алели плотно сжатые губы. Бланд повернулся ко мне и, как бы извиняясь, пожал плечами.
— Сожалею, что вам пришлось присутствовать при этой глупой сцене, — сказал он. — Боюсь, этот человек не в своем уме. Я бы никогда не взял его на работу, если б не Нордаль. До сих пор я не знал, что ему известны наши личные дела. Надеюсь, что все происшедшее останется между нами.
— Разумеется, — сказал я. Бланд пробормотал:
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил я. Он закрыл за собою дверь.
Я налил себе еще виски и сидел, соображая, в какой же ад меня занесло.
На следующий день солнце зашло. Серое море покрылось барашками. С юга холодный ветер гнал по небу рваные клочья облаков. «Тауэр-3» качался, как пьяный, и палуба его ходила ходуном. Люди, сбившись в кучки, толпились на палубе и тихо переговаривались. Царила мрачная, гнетущая атмосфера.
Утром, производя осмотр, я уже не видел дружелюбных улыбок. А позднее между двумя членами команды произошла безобразная драка. Рулевой не дал мне вмешаться, и я вызвал Макфи на мостик, чтобы он рассказал, в чем было дело.
— Ну... — шотландец, как всегда, тронул пальцами подбородок. — Как бы это объяснить... Видите ли, судно принадлежит Нордалю. Почти все люди на нем из Тёнсберга. Но есть и саннефьордцы. И теперь, когда им стало известно, что Нордаль мертв... Да еще вчерашняя ссора между Бландом и Хоу... Вы, наверно, удивитесь, но многие очень любят Хоу, так же, как они любили Нордаля.
— Это не причина для драки.
— О-о-о, пустяки, они так спускают лишние пары. Прав был рулевой, что не дал вам вмешаться. От этого любовь между людьми Тёнсберга и Саннефьорда ничуть не пострадала: досталось же парню из Саннефьорда.
— Саннефьорд — это что, поставщик китобоев? — спросил я.
— Да, самый большой. Другой — Тёнсберг.
— Но не могут же они драться только потому, что соперничают города?
— О, вы не понимаете. Дело вот в чем. Нордаль родом из Тёнсберга. После войны, когда они с полковником Бландом создали свою компанию, Нордаль мог свободно выбирать команду. И он, естественно, вербовал тёнсбергцев. Но миссис Бланд родилась в Саннефьорде. Говорят, что она ведет там себя как королева. Так или иначе, а на этот раз саннефьордцев тоже включили в команду, и в нынешнем сезоне их примерно половина. Тёнсбергцы, само собой, возмущены. Они настроены враждебно и подозрительно. Подозрительно оттого, что им не сообщили о смерти Нордаля, а враждебно... что ж, тут есть кое-кто, кого бы они не прочь вышвырнуть за борт.
— Кого вы имеете в виду? — спросил я.
Он молча покачал головой.
— Вы имеете в виду Бланда и его сына?
— Я не сказал ни слова, — ответил он. Но по его глазам я догадался, что попал в точку.
— Надеюсь, они не станут делать глупостей, — сказал я.
Макфи посмотрел на небо, в ту сторону, откуда дул ветер, и кивнул.
— Да-а, видно, ночка будет неспокойной. Но с судном они справятся. Можете не беспокоиться...— Он помялся в нерешительности. — Вы ведь не передадите то, что я тут наговорил?
— Разумеется, нет.
— Плохо, когда между людьми нет согласия, а им месяцами приходится быть вместе, да еще в тяжелых полярных условиях. На китобойцах дела лучше. Каждое судно — либо Тёнсберг, либо Саннефьорд, а в машинных отделениях есть еще и шотландцы. Но, скажу я вам, на самой плавбазе дела не так уж хороши.
— Вы хотите сказать, на «Южном Кресте» смешанная команда?
— Да. — Он мрачно покачал головой.
...Я расхаживал взад и вперед по мостику, теряясь в догадках.
Около семи на мостик поднялся Бланд. Поверх пальто он был закутан в шарф и казался еще массивнее, чем обычно.
На коже его одутловатого, с синевой лица были видны красноватые прожилки.
— «Южный Крест» уже сообщил вам свои координаты? — спросил он.
— Да. Сегодня утром я получил сообщение от капитана Эйде.
— Хорошо. — Полковник взглянул через плечо рулевого на компас, затем в сторону, откуда дул ветер. — Слышал, здесь была драка, — сказал он.
— Была. Саннефьорд против Тёнсберга. Тёнсберг победил.
Бланд пристально посмотрел на меня.
— Хоу вам говорил, что жить мне осталось недолго? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Он что-то говорил насчет ваших сердечных приступов.
— Да, я скоро умру. — Бланд говорил так, словно информировал группу акционеров о том, что компания оказалась в дефиците.
— Все мы будем там...
— Разумеется... Никому не известно, какие пределы ему отведены, а мне врачи дали от силы один год жизни. — Бланд вцепился рукой в парусину ветрового щита и рванул ее. — Год — это немного, — сказал он хрипло. — Двенадцать месяцев — всего лишь триста шестьдесят пять дней. В любой момент может начаться новый приступ, и тогда мне конец. — Полковник вдруг рассмеялся. Это был горький, отчаянный смех. — Когда вы приговорены, ваше отношение к жизни меняется. То, что раньше казалось важным, теперь уже не имеет значения. — Он помолчал немного и неожиданно добавил: — Когда будем на борту «Южного Креста», вы познакомитесь с моим сыном. Хотел бы слышать ваше мнение о нем.
Резко повернувшись, полковник тяжело спустился по трапу на палубу...
В тот же вечер, когда мы ужинали, радист принес Бланду радиограмму. Бланд читал, хмуря тяжелые брови. Затем встал.
— Крейг, на одно слово...
Я последовал за ним в его каюту. Он прикрыл дверь и передал мне листок с сообщением.
«Эйде — Бланду. Тёнсбергцы требуют расследования причины смерти Нордаля. Эрик Бланд ответил отказом. Прошу подтвердить отказ. Настроение тёнсбергцев внушает опасения. Китов очень мало. Координаты 57°98"3"—34°62"8". Мощный паковый лед».
Я вернул радиограмму Бланду. Он смял ее в кулаке.
— Чертов осел! — прорычал полковник. — Теперь всему судну станет известно, что Эйде не рад решению Эрика. Эрик же совершенно прав, что отверг такие требования. Решать — это наше дело.— Он походил взад и вперед, дергая себя за мочку уха. — Меня беспокоит, что они вообще осмелились требовать расследования. Еще мне не нравятся слова Эйде о настроении, — добавил Бланд и круто повернулся ко мне: — Когда мы сможем подойти к «Южному Кресту»?
— Самое раннее через восемь дней, — ответил я.
Он мрачно кивнул.
— Многое может случиться за восемь дней. Плохо то, что они забивают мало китов. Я видел, как люди мгновенно меняли улыбки на ярость, если киты пропадали. Это народ суеверный и, конечно, свяжет отсутствие китов со смертью Нордаля, черт их побери! У Нордаля на китов был нюх.
— Что же вас пугает? — спросил я. — Не думаете же вы, что люди взбунтуются?
— Я, конечно, не думаю, чтобы они взбунтовались. Но и без этого может создаться чертовски неловкое положение. В эту экспедицию вложено три миллиона фунтов. Чтобы за четыре месяца получить прибыль, все должны работать с точностью часового механизма. — Он дернул себя за мочку уха. — Эрику не справиться с таким делом. У него нет опыта.
— Тогда передайте руководство кому-нибудь еще, — предложил я. — Скажем, капитану Эйде.
Он бросил на меня быстрый взгляд.
— Нет, — сказал он. — Нет. Эрик должен научиться вести дела сам.
Бланд расхаживал по каюте, не произнося ни слова. Внезапно он подошел к двери:
— И все же я заставлю Эрика быть независимым, — бросил он, выходя.
Я поднялся на мостик. В сером полусвете море вздымалось и опускалось. Было холодно. На ветровом щите образовалась тонкая пленка льда, парусина стала жесткой и скользкой. Я зашел в штурвальную рубку и взглянул на барометр.
