Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 04
Он понимал, что пронес какую-то чушь, в которой сам уже запутался. Вот Тарас Балашов, писатель, чье тело он носил, как новый костюм, наверняка бы придумал какой-нибудь правдоподобный сюжет.
— О чем задумалась моя королева? — спросил он.
— О любви, — коротко ответила Наталья.
И тут она все рассказала ему. Она рассказала, что всю свою жизнь любила одного человека. Именно его — Серого, чей труп уже уложили в землю. Кого уже не вернуть — никак. Сколько же он нагородил всего: сколько потратил энергии, денег, убил двоих… Или троих, если считать свое собственное тело. Это, впрочем, не так важно. Главное, что признаться ей он в этом не может.
И в голове его вновь закрутилась огненная планета-апельсин. Безумие. Оно вдруг прорвалось из внутреннего мира во внешний. Он расхохотался столь громко, что прохожие, идущие мимо их столика, оглянулись. Встал, хохоча, попятился, прошел несколько шагов, крикнул ей:
— Тарас из четвертой квартиры дурак!
Сам не понимая, что делает, вдруг оттопырил уши и высунул язык, поднял руки вверх и помахал ладонями с блаженной улыбкой, но тут, в зеркале за стойкой кафе, увидел себя, машущего ладонями, словно арлекин, и бросил руки на бедра, будто вообще отшвырнул их.
Все кончено. Все. Ничего больше не будет. Остается только сделать с этим телом то же самое, что и с тем. Он повернулся и пошел, не оглядываясь, уже больше не видя ее — ни Наталью новой жизни, ни девочку с двумя светлыми косичками цвета и сияния спелой луны. Наткнулся на свою машину за кустами акации, едва узнав ее. Она отозвалась знакомым писком. Значит, его. Сел и рванул ее с места, так, что резина закрутилась на этом месте, визжа. Ехал неведомо куда. Щелковское шоссе. Зачем-то свернул на Кольцевую. Понесся по ней, в левом ряду, до пола выжав газ. Стрелка спидометра перевалила за двести. Вот так он и будет нестись, по кольцу бесконечно, пока не слетит с трассы и не найдет свою смерть в жухлой траве, в кривом дереве, в бетонном столбе.
Схлопнулось время. Закончилась история мальчишки с рабочей окраины, которого столь долго вела через жизнь его первая любовь.
35
Серый сидел на балконе отеля, перед ним ультрамариновой стеной стоял океан. Странным ему казалось, что и в этой новой жизни с ним множество тех же самых вещей, что были в России, — вот эти шорты, и майка, и тот же самый ноутбук, который, впрочем, давно пора заменить.
Для интернета было абсолютно безразлично, в какой части мировой паутины сидит муха. Он открыл ящик, куда не заглядывал уже несколько месяцев, ящик на Рамблере, с которого он писал Наталье, когда стал Тарасом Балашовым, теперь уж — навсегда. Где-то под снегом России гниют его бренные кости. Где-то в сетях частного института живет разум изначального Тараса. Где-то здесь, в столице архипелага, стоит сервер-анонимайзер, который принимает письма со всего мира и обезличивает их. Мог ли он подумать каких-нибудь полгода назад, отправляя Наталье первое письмо под личиной Тараса Балашова, именно через эти Сейшельские острова, что будет сидеть тут в отеле, в этом молодом крепком теле… Куда дальше? Для человека с деньгами и ясной головой место найдется везде. Можно купить небольшую виллу на этом берегу, пусть остров Маэ станет его резиденцией. Открыть какой-то бизнес, поскольку невозможно сидеть без дела. Например, он всегда мечтал строить яхты…
Серый лениво лазал по сети, набрал в поисковике «yacht», рассмотрел несколько моделей. Вышел на Прозу-ру, поставил на поиск «тарас балашов». На его странице не было никаких изменений, лишь появились новые отзывы, и читателей, разумеется, прибыло: теперь их количество перевалило за семь тысяч. Он ждал другого. Ведь где-то в недрах мощных компьютеров сидит освобожденный разум Тараса. Вполне возможно, что он выйдет в сеть и продолжит свое сентиментальное повествование…
Убедившись в том, что этого до сих пор не произошло, Серый прощелкал сеть далее: посмотрел странички Натальи на Байде и ФБуке, увидел, что вчера после полуночи по московскому времени она поговорила с тем-то, ее пригласили туда-то… Пора бы прекратить эту слежку, теперь уж совершенно бесполезную. Он удалил закладки, через которые выходил на ее страницы. Все это больше не нужно, не понадобится уже никогда, особенно ящик, где все еще красовалось веселое лицо Влада, человека, которому просто не повезло. Человека с футбольным мячом, вратаря и мечтателя. Ладно. Нечего тебе было по сети шататься, от живой жены.
Серый, теперь уже Тарас Балашов до конца своих дней, пока еще гражданин России, но житель Вселенной по сути, выбрал опцию «удалить ящик». В тот момент, когда он ударил по клавише ENTER, будто во всей его прошлой жизни раздался щелчок… «Согласны ли вы удалить?» Да, согласен. Удалить навсегда всю свою прошлую жизнь этим победоносным жестом.
Я мыслю, я существую, я есть. Миллионы окон распахнуты передо мной. Миллионы лиц, дважды миллионы глаз, машущих ресницами. Мысли и чувства этих людей. Их тайны, их письма и дневники. Я общаюсь с тысячами девушек, и они любят меня, думая, что когда-нибудь встретят живьем. Я демон сети, я забыл свое имя, теперь у меня много имен, как у древнего божества. Иногда я хулиганю и шалю. Я могу разбушеваться, как Фантомас, и люди получат сотни тысяч писем с просьбой о помощи или признанием в любви. Мой английский, конечно, желает лучшего… Когда-то мне казалось, что все это смерть — и я умер. Теперь я знаю, что все совершенно наоборот. Я — родился.
Павел АМНУЭЛЬ.
«Я ВОШЕЛ В ЭТУ РЕКУ…»
1a.
2043. Вадим Бердышев. Нобелевская лекция.
Уважаемые члены Шведской академии, Ваши Величества, леди и джентльмены.
С некоторых пор каждый новый лауреат пишет не один, а, по крайней мере, несколько вариантов своей нобелевской лекции. Это было необычно еще несколько лет назад и выглядело бы слишком экстравагантно в 2023 году, когда первый, в значительной мере спонтанный эксперимент открыл новую эпоху в развитии квантовой физики, в частности, и человеческой цивилизации, в целом. Говорю это без ложной скромности, поскольку уверен, что сделанное мной, то, за что мне присуждена премия, — результат, далеко не однозначно связанный с моей особой, и я убежден, что сейчас — надеюсь, присутствующие это понимают — свои нобелевские лекции читают другие ученые, получившие ее с той же формулировкой, теми же почестями и тем же ощущением почти бесконечной сложности мироздания, какое испытал я, узнав о решении Нобелевского комитета.
В мире науки принято писать статьи и лекции так, чтобы они имели по возможности завершенный вид; в них не остается никаких следов от тупиков, в которые мы попадали по дороге к цели, никаких намеков на ошибочные идеи, с которых мы начинали путь. Физику или другому ученому просто негде бывает рассказать о том, что было проделано, прежде чем получен тот или иной результат. Поскольку присуждение премии — факт сугубо персональный, я решил, что в данной ситуации меня можно извинить, если я расскажу о моих личных взаимоотношениях не только с квантовой физикой. Второй причиной, возможно, даже более значимой, по которой я включил в лекцию некоторые эпизоды из своей жизни, — это тот печальный факт, что в течение последних недель мои личные обстоятельства столь часто становились предметом обсуждения в средствах информации, что я вынужден изложить истинную историю, как она сохранилась в моей памяти. Полагаю, что аудитория, успевшая, надеюсь, привыкнуть к мысли о многовариантности интерпретаций, примет мой рассказ не как утверждение единственной истины, а как одну из альтернативных возможностей, имевшую место в корневой ветви множества реальностей, в одной из которых я имею честь стоять на этой трибуне, читать эту лекцию и получать положенную мне долю славы и уважения.
Еще в университетские годы я провел серию наблюдений, считающихся сейчас классическими, а в те годы казавшихся мне курьезом, для объяснения которого нужна не квантовая физика, а психология.
Явление, о котором идет речь и которое в конце концов привело меня на эту кафедру, известно всем. Каждый из присутствующих встречался с этим явлением много раз, и парадокс заключается в том, что никому не приходило в голову свои наблюдения систематизировать и провести серию контрольных экспериментов, использовав для их обработки стандартный математический аппарат, который изучают на первых курсах физических факультетов.
Внезапно исчезает предмет, недавно лежавший на видном месте. Или появляется предмет, который вроде бы на этом месте еще недавно не находился. Сколько раз вы смотрели на стол, где только что лежали очки, книга или лист бумаги, и думали: «Куда я это положил, никак не припомню, что-то с памятью моей стало…» Вы начинали искать пропажу, не находили, приписывали исчезновение собственной забывчивости и прекращали поиски в надежде, что предмет найдется — ведь куда-то вы его по забывчивости положили! И действительно, чаще всего пропажа обнаруживалась через час, день, неделю, а порой даже через месяцы, причем во многих случаях на том же месте, где лежала прежде, — к полному вашему удивлению, поскольку уж это место вы в свое время обследовали тщательно и никаких следов пропавшего предмета не обнаружили.
