О любви. О жизни… с болью - Евгения Кибе
Понимал, что она не при делах, что начальство там крутило свои махинации по обману иностранных клиентов. Конечно Ира была в курсе, только не уверен, что осознавала весь масштаб проблемы.
Про то, что у брата ее условка по наркотикам, я знал. С этим в принципе я готов был мириться. Прикопаться конечно можно, но это же не она со статьей. А вот про такую работу "переводчиком"…
На тот момент мне светило повышение, о котором давно грезил. Претендентов на хорошие должности всегда хватает. Во все временам и на любой работе. Так что, как бы мне ни было больно, но на тот момент казалось, что я принял правильное для себя решение.
Сказать Ире о том, что мы расстаемся, не мог. Трус, понимаю. Я просто перестал ей писать и отвечать на звонки, поменял номер телефона и исчез. Единственное, что мне осталось, ее имейлы, которые она писала практически каждый день.
Вот и сейчас, в ночи, при свете Луны я сижу и перечитываю их. Одно из последних, которое сейчас перед моими глазами.
" Дорогой Лёша.
Я уже тебе вчера писала, что сдала сессию, но не уверена, что вытяну дальше. Этот семестр меня совершенно измотал. Очно-заочно учиться на юридическом крайне сложно, как оказалось. Не успеваю ничего. Ты же знаешь, что хотела поступить туда всегда, а ты мне дал стимул. И мне теперь кажется, что стимул пропал вместе с тобой. Не вижу смысла вообще что-то дальше делать, так как тебя нет рядом. Мне очень тяжело без тебя. Очень тяжело и сердце рвется на кусочки."
Однажды, после какого-то застолья, на меня нахлынули воспоминания, вставил в сотовый старую симку и написал смс Ире, что меня отправили по службе далеко и телефоном не мог пользоваться. Она тут же начала писать в ответ теплые, нежные сообщения, от которых сердце таяло все сильнее и сильнее. Ира ждала меня, любила, скучала. Я упивался этими мгновениями нашего " вместе", но в какую-то секунду поймал себя на мысли, что начинаю снова строить планы, в которых есть она. Поняв, что делаю только хуже и себе, и ей, вынул симку и лёг спать. На утро принял решение окончательно. Надо обрубить все раз и навсегда.
Прошли годы. Я женился, у меня родились дети. Образ Иры как-то начал постепенно таять в рутине дней.
По работе меня часто отправляли в горячие точки. Иногда бывало совершенно невыносимо, но, когда в памяти всплывал образ Иры и ее улыбка, становилось проще, легче. Однажды, когда меня ранили во время одной из таких поездок, мне приснилась Ира. Мы стояли на Дворцовой у моста и смотрели друг на друга.
— Ты не жалеешь? — спросила она.
— Жалею, но всё уже сделано.
— Тогда живи и радуйся.
Я заплакал. Она встала на цыпочки, вытерла своими тонкими пальчиками мои слезы, поцеловала в подбородок, развернулась и убежала, не оглядываясь. Я видел, как ее каштановые волосы развевались по ветру и хотел протянуть руку, что бы остановить, но руки как-будто прилипли к телу, язык сковало холодом. Я не мог кричать, не мог бежать за ней, хотя безумно этого хотел. Хотя бы во сне обнять, поцеловать ещё раз, поговорить.
Очнулся в реанимации и понял, что именно она меня тогда вытянула с того света.
Вернувшись домой первым делом стал искать ее в соцсетях и нашёл. Она живет в другой стране, замужем, тоже двое детей. Помладше моих на несколько лет. Да, она уже не выглядит той тоненькой девчонкой, взгляд на фото изменился, стал серьезнее, взрослее. Задорные огоньки пропали. Но она всё так же прекрасна. Она всё та же Ира, которая налетела на меня ночью в центре Питера.
Я смотрю на ее фото в соцсетях, читаю имейлы столетней давности и понимаю, что никакая должность на свете не стоит того, что бы оторвать кусок сердца, пропустить через мясорубку и выкинуть. И я сейчас не только про свое, но в первую очередь про ее сердце.
Только теперь осознаю, что из-за своего эгоизма, расчетливости, я раздавил Иру, ее чувства и доверие. Мне больно было в то время, а ей было ещё больнее.
Надеюсь, что она счастлива и что смогла забыть меня. А я буду помнить и пусть эта боль, которая в моей душе, будет той ценой, которую плачу за ошибку.
А поговорить?
Холодный питерский ветер февраля пронзал лёгкие при вдохе, но способствовал тому, что заплаканные глаза Саши понемногу переставали гореть. Холод вдруг резко сменился теплом, плавающем в характерном запахе резины и машинного масла. Людской поток стройной и плотной массой внёс девушку в вестибюль станции метро. Обычно Саша старалась избегать загруженные станции в час-пик, потому что выходила оттуда, как после спарринга на дзю-до (хотя даже после хорошего спарринга синяков оставалось меньше), но сегодня ей было абсолютно всё равно.
Не раздражало и не злило то количество пинков и тычков, которые сопровождали ее плавание до турникета. Когда она прошла через вертушку, то дышать стало значительно легче, но к горлу опять подступил предательский комок.
" Только не здесь и не сейчас" проносилось в голове.
А руки нервно теребили кошачью шлейку. Всё, что осталось от любимого кота.
Несколько часов назад позвонил ветеринар из клиники, куда своего" мохнатого братика" (как называли все родственники и друзья Саши питомца) девушка привезла на плановый осмотр (онкология, а с ней не шутят) и сказал, что Патрюшки больше нет.
Умом она понимала, что, привозя его в ветеринарку, больше может не увидеть, так как котик был уже плох. 18 лет он прожил с Сашей, пережил переезд из родного города в огромный и шумный Питер, скрашивал одинокие вечера после смены на скорой. Но вот теперь она осталась одна. Совсем одна. За 5 лет, что девушка живёт в музыкальной столице, так и не обзавелась друзьями. Знакомые да, но не друзья. И вот теперь она ехала к себе на Дыбенко, в съемную однушку, в которой кроме часов-ходиков и телевизора, никто больше не будет подавать признаков жизни.
Не очень дружелюбная толпа занесла Сашу в вагон метро, и поезд, монотонно скрипя и свистя рельсами, помчался от Чернышевской к Владимирской.
Она стояла, держась одной рукой за поручень, другой за воспоминания в кармане и пыталась сдержать слёзы. С каждой секундой это становилось делать всё труднее. А когда сзади по
