Может быть, он? - Елена Лабрус
— Ну, я, конечно, подозревала: что-то нечисто, не зря же он её прячет. Но, — я взмахнула руками, — никогда бы не подумала, что она массажистка. Я на занятия его чуть ли не силком таскаю, и ему там всё не нравится: тренажёры, врачи. А тут… надо же! — покачала я головой.
Он, оказывается, вкалывает над тем, чтобы встать на ноги куда больше, чем я ожидала. И доктор была права, что бы он ни задумал: всё исправить или всё окончательно испортить, в системе его координат я всё ещё была Полярной звездой. Да и он, увы, никуда не стёрся с моего небосвода.
— Ладно, я спать, — устало пошагала я наверх, но обернулась на лестнице. — И... Вет, и скажи уже Гарику, что ей больше не обязательно так орать.
Глава 15
— Милая, с тобой всё в порядке? — подала мама бокал с холодным вином.
По субботам каждую неделю мы собирались у родителей. И никакие душевные невзгоды не могли стать причиной не приехать. Такая в нашей семье была традиция. С невзгодами даже лучше: тут и выслушают, и поддержат, и помогут. Было бы желание делиться.
У пруда, где мы сидели с мамой на качелях, цвёл жасмин. Запах стоял такой, что хотелось вдыхать его полной грудью и не выдыхать. А когда лёгкий летний ветерок менял направление, с соседнего участка тянуло дымом: соседи жарили шашлыки.
Дом в городе, добротный, двухэтажный с ухоженным, с обустроенным по уму и с любовью участком, обошёлся родителям дорого. Они не смогли бы его себе позволить, хотя долго выбирали, и он им очень понравился, но мы с Вадимом помогали платить ипотеку. Родители отдали Вадику (им с Мариной) свою трёхкомнатную квартиру, ну а мне по взаимной договорённости должен будет достаться дом. Но даже если нет, я бы всё равно помогала.
Я с удовольствием возилась с мамой на грядках. И даже гордилась композициями из цветущих бакоп и петуний, что скоро должны были перекочевать на окна, а пока набрали силу и цвет в составленных в ряд на террасе длинных цветочных горшках — не зря ходила на курсы флористов.
— Ничего не ела. Молчишь. Сидишь грустная. На тебя совсем непохоже, — сокрушалась мама.
Да, сама бы себя сегодня послала на хрен — задолбала уже, вздохнула я и ответила:
— Я в порядке, мам.
На самом деле нет. Я совсем не в порядке.
Просто это был тот редкий случай, когда я не знала, что сказать.
Как объяснить хитросплетения сюжета, где есть я, Гарик, Миро, Пряник, «Органико» и «Экос», любовь и секс, верность и предательство, ревность и дружба, честность и вероломство.
Про голые сиськи, спущенное колесо, приставания начальника, правило «никаких одеяльных отношений», подписку о неразглашении. Что отец Миро̀ владелец «Экоса», он болен, а моему начальству уже кто-то слил эту информацию. Что у меня весь кабинет завален папками с документами «Экоса». И да, у меня теперь есть отдельный кабинет. Что мы с Миро̀ переспали, и мне теперь не светит работа в его компании.
Да что работа! Что — переспали! Я обещала Ротману выйти за него замуж, а сама трахаюсь с другим.
Да что — Ротман, я сдыхаю от Миро̀, без Миро̀… а мне с ним даже разговаривать нельзя. Я подписала не просто документ о неразглашении — я подписала себе приговор. Меня казнят. И оставят на площади моё истерзанное тело на съедение воронам в назидание, если я его нарушу.
Всю ночь я думала не про Ротмана. Пока он там кувыркался со своей «массажисткой», я сидела на юридических форумах и даже отправила запросы трём онлайн-консультантам с вопросом о наказании за нарушение подписки о неразглашении коммерческой тайны.
В глазах рябило от номеров статей, но ни уголовный, ни трудовой, ни кодекс об административных нарушениях, ни один из трёх консультантов не сказали мне ничего утешительного.
Минимум — увольнение. И это я, наверное, смогла бы пережить, хотя… нет, не смогла бы. Я же только жить начинаю, а кто возьмёт меня на работу после «потери девственности (зачёркнуто) доверия», даже продавцом, а я бухгалтер, там доверие превыше всего.
А дальше ещё веселее: «ст. 183 УК РФ: уголовная ответственность с назначением штрафа в размере до 1 млн руб. с лишением права занимать определённые должности, либо исправительными работами на срок до 2 лет, либо принудительными работами на срок до 3 лет, либо лишением свободы на тот же срок».
Или вот: «п. 7 ч. 1 ст. 243 ТК РФ: в случае разглашения работником сведений, составляющих охраняемую законом тайну, в том числе коммерческую, он несёт материальную ответственность в полном размере причинённого ущерба».
То есть будут ли у Мирослава Сарматова намерения продавать компанию отца или нет, сможет ли «Органико» купить «Экос» или нет, чем закончится эта сделка — неважно. В любом неудачном для «Органико» развитии событий могут обвинить меня, если я буду встречаться с директором «Экоса».
И Миро̀, конечно, поступил хреново, что не признался сразу кто его отец и какой выбор он делал, но он хотя бы пытался быть со мной честным. И это я ему щедро советовала «наплюй на принципы, делай, что должен». Он и делает. А вот что теперь делать мне? Врать, глядя ему в глаза?
О том, где работаю я, он ведь до сих пор не знает.
Самое мудрое и правильное решение, что виделось мне в данной ситуации, чтобы не оставлять в дураках мужика и не подставлять под удар, сказать: прости, наша встреча была ошибкой. То есть рассказать как есть, как-то намекнуть, что о болезни его отца узнали, и прекратить любое общение.
Так и стоило ли рассказывать про Миро̀, если всё закончилось, не успев начаться?
— До сих пор не нашла мужика для своего исследования? — словно подсказал Вадим, на что можно сослаться в разговоре с родителями.
И я тут