Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
В ответ она сначала взглянула на него, и во взгляде её не было ничего хорошего, упрёк, да усталость… А потом и говорит ему:
- Отец Христофор – духовник мой, духовник моих дочерей, но ко всяким делам он стремления давно не имеет, уж и не помню, когда исповедовалась ему или видела на амвоне его самого, всё клирики его, всё иные прелаты.
- Вот как? – удивляется генерал. - И что же, он так плох?
Маркграфиня замедляет шаг и, идя рядом с ним, тихо, чтобы не слышали фон Готт и горничная, почти шепчет ему:
- Немолод наш архиепископ, а ещё уже двадцать лет живёт в греховном браке с одной женщиной…
- Ах вот оно что!
- Да, - подтверждает принцесса. – Женщина та из хорошего рода и родила ему за те года пятерых детей, и ещё двое померли; и все доходы архиепископ тратит на свою семью, троим дочерям собрал хорошее приданое и сына одного уже женил, поместье ему устроил… В общем, он живёт так, чтобы про него лишний раз никто не вспоминал, чтобы никому дорогу, не дай Бог, не перейти, тих и кроток, как мышонок под печью… Думаете, он отважится от горожан Туллингена требовать выдачи колдунов Тельвисов? Думаете, станет заводить дело в Инквизиции? У нас во всей земле Винцлау на моей памяти ни одного такого дела заведено не было. Ни одной ведьмы не поймано при муже… Или про то мне не говорили.
- Может, поэтому подлые Тельвисы ничего и не боялись? Творили ужасы, и дерзость их так разгорелась, что осмелились они на госпожу земли покуситься.
- Может, и поэтому, - согласилась она со вздохом. И добавляет: – Даже спать боюсь, как подумаю, что эти люди не в кандалах, не за железными дверями… А вдруг опять я к ним в лапы попаду, а вдруг дочерей моих они захватят? – она крестится и шепчет: – Господи, спаси и сохрани. Как вспомню о них, так сердце холодеет… - она прикладывает руку к груди и снова вздыхает.
И был так горестен этот вздох, что Волков не выдерживает и, решая поддержать принцессу, говорит ей:
- Я съезжу к архиепископу и поговорю с ним.
- Вы? – она поднимает на него глаза, и на сей раз в её взоре барон замечает, кроме удивления, ещё и сомнение.
- Конечно. Я же Иероним Фолькоф, Рыцарь Божий, Опора Трона Святого Петра и Меч Господень, так записано в рыцарской книге кафедрала славного города Ланна. А солдаты зовут меня Инквизитором, так что у меня найдутся правильные слова для вашего отца Христофора. Конечно, обещать ничего не буду, но поговорить с ним уж поговорю. Злу надобно воздавать должное, иначе всякая нечисть уверует в свою безнаказанность, и тогда с нею слада просто не будет.
И после этого больше всяких слов сказала ему рука Её Высочества: женщина положила длань свою ему на запястье и поглядела на него, а в глазах её кавалер увидал слёзы.
Глава 15-28
Глава 15
Девочка была одета в красивое платье с кружевными манжетами, но полулежала при том на кровати поверх одеял, опираясь на большую кучу подушек, и, несмотря на жару, была прикрыта по пояс лёгким покрывалом. Она была причёсана, и волосы её были убраны лентами. Сама дева выглядела очень худой, а кожа её была, если не цвета воска, то близкая к тому. А вот глаза её вспыхнули интересом, едва генерал вошёл вместе с матерью в покои. Ещё одна девочка, лет семи, сидела за столом, её пальцы были перепачканы чернилами, она что-то писала и, кажется, только что отложила перо.
- Это моя старшая дочь, Ирма Амалия Альбертин-Винцлау фон Швацц, - подойдя к кровати, представила принцесса болезненную девочку.
«Альбертин… Ну конечно же, фон Виттернауф мне о том говорил… Муж принцессы, покойный маркграф, был из старинной фамилии Альбертинов. И получается… Эта девочка, хоть и дальняя, но родственница императора, а наш герцог хочет, чтобы маркграфиня отныне рожала родственников ему. Родственников здоровых и только мужеского пола».
А Её Высочество меж тем, указав на совсем юную девочку, добавила:
– А это наша младшенькая, Мария Оливия Альбертин-Винцлау фон Шталленвальд, - она жестом позвала младшую, - идите сюда, дорогая моя, я представлю вас самому храброму человеку, что я только видела в своей жизни.
И пока Мария Оливия вылезала из-за стола с круглыми от удивления, а может быть, и страха глазами, Волков подошёл к старшей и поклонился ей:
- Иероним Фолькоф фон Эшбахт, барон фон Рабенбург.
Девочка смотрела на него молча и с большим интересом, видно, от неожиданности, а барон взял её руку и поцеловал. Кажется, тогда она едва не перестала дышать и лишь бросала взоры на свою мать, как бы пытаясь удостовериться: мама, это, что, всё происходит в самом деле? Ну, так казалось генералу. А вот младшая, подойдя, смотрела на него уже несколько иначе, а после и вовсе спросила у матери:
- Матушка, а разве рыцари бывают стариками?
- Ах, Мария! – кажется, принцесса была раздосадована таким вопросом, несмотря на то что барон улыбался. – Барон вовсе не стар, он мудр, силён и очень храбр. Он один одолел десяток врагов, прислужников колдунов.
Но младшая всё ещё сомневается, она бросает взгляд на Волкова и добавляет тихо:
- Матушка, он ещё и хромой. Как он мог кого-то одолеть, с хромой-то ногой? У нас истопник Пётр хромой, так он с дровами еле ходит по дворцу.
- Ах, как вы глупы! – восклицает Её Высочество. Она негодует. – Что вы такое говорите, как вы вообще додумались сказать подобное? Барон очень силён; дай Бог, моя дорогая, чтобы вам попался такой сильный и смелый муж, как барон, – тут маленькая госпожа в ужасе открыла рот, видно, не о таком муже-рыцаре она мечтала, но прежде чем успела что-то произнести, её мать снова заговорила: - И что с вашим платьем?! Я просила вас одеться хорошо! Посмотрите, что с платьем! Оно всё в чернильных пятнах! Посмотрите, весь рукав в чернилах! И на груди тоже, идите переодеваться!
- Ну матушка! – воскликнула дева.
- Переодеваться! – грозно повторила мать. И тут же нянька схватила девочку за руку
