Наследники Скорби - Алёна Артёмовна Харитонова
Он рассказал ей, что на верхних ярусах живут наставники, и туда не надо ходить без надобности — двери в покои зачарованы. Рассказал о выучах и о том, что приставать к ним с беседами и разговорами не нужно. Предостерегал спускаться в подземелья, где запросто можно заплутать.
Девушка вопросов не задавала, только теребила цветные нитки в волосах и улыбалась, соглашаясь со всем сказанным.
Спустившись на нижние ярусы, целитель впихнул дурочку в каморку Нурлисы.
— Бабка ты тут? — громко спросил он жаркую темноту.
— Кто тут тебе бабка, сморчок одноглазый? Чего разорался? — хрычевка выкатилась из своего угла с чадящей лучиной в руке.
Увидев диковинную спутницу креффа, старая едва не выронила светец и запричитала:
— Ах вы, кровопийцы клятые, совсем очумели! Уж и юродивых на выучку тащите! Скоро одноногих и одноруких сюда волочь будете?!
Нурлиса наступала на лекаря, тряся морщинистым кулаком.
— Не блажи, — поморщился Ихтор. — Не выученица она. Приживалка. В логове оборотней подобрали. Целая, невредимая, но без ума.
— А чего ко мне приволок? У меня тут медом что ли вам всем намазано? — быстро сменила праведный гнев на привычную склоку старуха. — А ежели она упрет чего?
— Да уймись уж… — осадил ее мужчина. — Помыться ей с дороги надо. Да голову проверь — не завшивела ли. Вода-то чемеричная есть у тебя или принести?
— Все у меня есть, — недовольно пробурчала бабка. — Иди уже отсюда, упырь. Да далеко не ходи. Помоется — заберешь. Мне что ли по Цитадели с ней шоркаться?
— Заберу. Со мной переночует сегодня, — не подумав, ляпнул Ихтор.
Бабка не упустила случая истолковать все на ей одной свойственный лад:
— Ополоумел, нечестивец? Девочку горемычную!..
Лекарь зло сплюнул:
— Совсем из ума выжила? Мой девку, переодевай, чтобы через треть оборота, она вот тут стояла. Чистая.
— Бабушка, миленькая, ты не бойся, не обидит он меня, — голосок Светлы жалобно прозвучал в напряженной тишине. — Хороший он.
Нурлиса оглядела скаженную с головы до ног и проскрипела:
— Хороший… нет тут хороших. Заруби себе на носу. Ни единого.
Блаженная покачала головой:
— Души у них черствые. Но не злые. Вот, свет мой ясный, разве ж он плохой? Он об людях печется…
Старуха прищурилась:
— Какой еще свет?
— Как какой? — вздохнул Ихтор, устало потирая изуродованную глазницу. — Известно какой. Ясный. Вестимо — Донатос. Только он сказал — пришибет, ежели еще раз увидит. Так что пусть моется и у меня ночует.
Бабка испугано заохала, ковыляя к сундукам с утирками и одежей:
— Ой, дуреха, почто ты к этому лютому суешься? Забудь про него. Огнь — не вода, охватит — не выплывешь. Не лезь уж.
Светла упрямо кусала губы и молчала.
Ихтор же незаметно вышел, не желая более пускаться в пререкания.
— Ты не стесняйся, милая, меня, — заворковала Нурлиса едва только они остались одни. — Идем, идем.
И она повела блаженную через дальнюю дверь в мыльню.
— Рубище свое снимай да мойся. А я пока одежу чистую поищу. Эх, горе, где ж мне рубаху-то тебе девичью взять, одни порты…
Скаженная тем временем, не стесняясь незнакомой старухи, сбросила грязное платье и осталась нагой. Бабка исподволь оглядывала стройное молодое тело — мягкое, нежное, с высокой полной грудью, покатыми бедрами. Красивая девка, жаль, без ума в голове.
— Как же ты в логовище-то жила? — причитала Нурлиса, вынимая узловатыми пальцами из кудлатой головы дурочки обрывки тряпиц, перышек и шишек.
— Хорошо жила, бабушка, — часто-часто кивала блаженная. — Хорошо.
— Хорошо, говоришь? Как же тебя не загрызли? — пытливо заглядывала в безумные глаза старуха, уже заприметившая, что на шее Светлы нет никакого, даже самого нищенского оберега.
— А чего меня грызть? — улыбнулась скаженная, — я ж не семечки.
И, мурлыча что-то про себя, девушка начала намыливаться. Бабка же взялась собирать ее тряпье. Однако едва старуха собралась кинуть узелок с одеждой в печь, как юродивая кинулась коршуном:
— Ты что делаешь, родненькая?! Как же я без одежы ходить-то буду?
— Дык, какая ж это одежа? Рванье одно, — опешила Нурлиса, — вон я тебе и рубаху приготовила.
— Не надо мне новой! Некрасивая она! Моя лучше, вон, какая срядная! — блажила девка, вырывая из рук истопницы свои нехитрые пожитки. — Не забирай бабушка!
— Тьфу ты, Хранители прости! — махнула рукой та. — Вон, корыто возьми, стирай свою ветошь, а пока не просохнет, будешь ненарядная ходить.
Пока дурочка плескалась да полоскалась, Нурлиса успела задремать и не услышала, как девушка, вернулась, неслышно прокралась к сундуку, достала из него кусок доброй холстины и сунула его под стопку своей стиранной одежды.
***
— Иди, иди, — Ихтор подтолкнул блаженную в спину. — Чего застыла?
Светла опасливо шагнула через порог и огляделась. В покоях целителя было светло, в раскрытые окна заглядывало солнце. С потолка свисали пучки трав. Пахло сушеным девятильником. И вроде не было ничего лишнего: две лавки, покрытые невзрачными тканками, сундук с наброшенным на него тулупом, вытертая медвежья шкура на полу, стол у стены с горкой свитков, да очаг в углу, а все равно — уютно. Под столом девушка заметила глиняную миску с молоком.
Пока гостья озиралась, из-за очага вышла грациозная рыжая кошка. Она вальяжно потянулась, зевнула и по-хозяйски неспешно двинулась к скаженной. Светла вздрогнула и попятилась, прижимая к груди узелок со своим добром.
— Ты чего испугалась, глупая? — приобняв девушку за плечи, успокоил ее Ихтор. — Это Рыжка моя. Она ласковая, смотри…
Лекарь опустился на колено и потянулся к кошке. Но она, вместо того, чтобы приластиться, как обычно это делала, громко фыркнула и ударила человека лапой, оставляя на тыльной стороне ладони четыре глубоких царапины.
— Никак приревновала? — усмехнулся крефф, слизывая выступившую кровь.