Скверная жизнь дракона - Александр Костенко
— И как? Получилось?
— Чудом, но получилось. С попытки двадцатой, — меня всего передёрнуло от воспоминания этого процесса. С каждой неудачной попыткой тётя приносила новое животное и обязательно одаряла меня зарядом бодрости по хребту. Под конец я стал ловить себя на мысли, что мне начинает это нравиться.
— Так ведь это хорошо. Мне мама говорила, что если ты не раскроешь умение сейчас, то следующая возможность будет только тогда, когда мы перелетим на новое место. А ещё, знаешь… — и сестру понесло рассказывать всё, что с ней произошло за время нашей разлуки.
— Мама! — резко, на полуслове прекратив монолог, сестра подскочила к вошедшим в пещеру драконам.
— Мы все в сборе, так что сейчас самое время выполнить одно из моих обещаний разузнать про новый вид разумных, который стал рождаться на свет. К сожалению, в моих странствиях мне не довелось повстречать их, но удача улыбнулась Изулисе.
— Всё так. Мне довелось не только увидеть представителя этого вида, но и узнать подробности. Я покажу этот момент. А потом расскажу всё остальное.
В мой разум хлынули воспоминания.
Набитая людьми площадь города. Шум толпы перекрывал все возможные звуки: все обсуждали человеческого паренька, прикованного к столбу, стоящему на помосте в центре площади. Слипшиеся от грязи волосы и измученный, отсутствующий взгляд. Торс его был оголён, видны были свежие кровоподтёки и шрамы, закрытые свежей, красной кровяной коркой. Ниже пояса была накинута ткань, скрывающая его наготу, вместе с ногами.
Рядом стоят три человека в коричневых робах. У двух лица были скрыты капюшонами. Третий же, чьё лицо было открыто, взглядом бегал по толпе, иногда переводя его то на узника, то на стол, накрытый грязной серой скатертью, то опять на узника, то на своих компаньонов. Люди в капюшонах кивнули и человек с открытым лицом поднял одну руку, призывая толпу к тишине. Гам стал постепенно стихать, пока на площади не воцарилась тишина, и глашатай стал говорить.
— Все вы, представители разумных, что проживают в нашем великом королевстве. Все вы, кто получает кров, еду и защиту от нашего великого и мудрого правителя. Все вы, что поклялись в верности нашей стране, королевской семье и церкви. Все вы, что ставите интересы нашей страны и нашего мира выше собственных. Вы все, слушайте!
— Полвека назад наш мир, что сотрясётся, но не прогибается под ударами богомерзкой скверны, стали одолевать новые болезни. И имя им — Троптос. Выродки, что рождаются у представителей всех возможных разумных рас. Не важно, чем ты занимаешься, какому богу поклоняешься или где ты живёшь. Это напасть может постичь любого из нас.
— Неважно, жили ли вы рядом со скверной, или далеко — всё равно никто не защищён. И в дом каждого из нас может прийти несчастье, и наши жёны могут родить осквернённых существ. Существ, что совмещают в себе и начало своих родителей и семя скверны. Существ, что перенимают свойства диких зверей. Существ, что не являются нами, разумными. И не смущайтесь, что могут они говорить и мыслить, подобно нам: они порождение скверны, ими они и останутся до смерти своей, — глашатай дал небольшую паузу, позволяя толпе осмыслить сказанное раньше, после которой он продолжил:
— Но знайте! Знайте и живите в спокойствие, ибо не являются они гневом богов, а лишь очередное наше испытание! Испытание, что мы выстоим и преодолеем, как и преодолеем нашествие скверны! И, дабы мы выстояли, Всеобщая Церковь, вместе со всеми императорами, королями и лордами приняла закон, по которому подобные выродки не имеют права спокойно жить в нашем мире, словно они одни из нас! Каждый из вас, кто знает о рождение подобных существ, обязан сообщить об этом любому человеку, что представляет интересы вашего лорда, или любому священнику, что несёт святую волю богов в наш мир. И если вы родили подобное существо, то не следует бояться — в том нет вашей вины! Ибо никто не знает, когда семя скверны поселится в нём.
— Сдайте подобное существо, что несёт в себе зачатки скверны. Сдайте, и получите очищение и живите как жили. Ведь вся скверна, что была в ваших телах, будет вычищена, и да прибудете вы в гармонии!
Глашатай вновь сделал паузу, давая возможность народу переварить сказанные им слова.
— Но находятся те, кто роднит себя с подобными существами. Те, кто скрывает их. Те, кто считает, что, такие как он — одни из нас!
С этими словами он сорвал простыню с узника и толпа, с ужасом и возмущением загалдела, обсуждая увиденное.
Ниже колен у пленника вместо нормальных человеческих ног были птичьи лапы. Посередине его человеческие голени сужались. Нормальная кожа, словно витиеватая мозаика, переходила в грубый, твёрдый, жёлтого цвета кожный покров. Стопы также были от птичьего рода: тонкая и длинная стопа заканчивалась спереди четырьмя пальцами с длинными, крючковатыми когтями, и одним таким же пальцем с задней части.
Несчастный вдруг поднял свою голову и посмотрел в центр толпы. В его усталых глазах отражалась немая просьба — мольба о сострадании. Слёзы стали нескончаемым потоком литься из его глаз. Он открыл рот и попытался что-то сказать, но лишь смог мычать — его язык, как и его зубы, были вырваны, обнажая изуродованную пытками глотку.
— Узрите же! Разве порождения скверны одни из нас? Разве это существо может быть одним из нас? НЕТ! Он семя скверны, что призвано разрушить наш мир. Искоренить нас всех! Поработить нас всех! Изничтожить нас всех! Изничтожить, дабы низвергнуть наш мир, что подарен нам богами, во власть скверны. Но пусть же знают все эти выродки — мы не отступим перед натиском скверны!
Два человека в капюшонах, стоявшие неподвижно, вдруг зашевелились: быстрыми, отмеренными движениями они подошли к столу и подняли ткань, под которой покоился кинжал. Один человек поднял его и передал его второму. Взяв его с такой же церемониальной наигранностью, второй тожественно, с протянутыми руками, подошёл к глашатаю. Присев на одно колено, он приподнял свои руки, протягивая кинжал вверх. Приняв его, глашатай окинул взглядом толпу, застывшую в ожидании.
— Мы не примем их! Мы не сдадимся им! — развернувшись, он резким движением полоснул острой сталью по шее парня — кровь тут же хлынула пульсирующим потоком из разрезанных артерий. Узник задёргался, пытаясь вырваться из мёртвой хватки цепей. Но было тщетно: сколько бы он ни брыкался, он не мог высвободиться, сколько бы он ни раскрывал свой рот в беззвучных попытках обрести помощь — никто не пришёл на подмогу. Вскоре его движения начали становиться вялыми. Бросив последний, затуманенный
