Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год
Когда солнце скрывается за горизонтом, танцоры снова прихорашиваются и выстраиваются в одну линию. Сильный голос запевалы вырывается из общего оживленного шума, ему отвечает хор. Руки все быстрее отбивают ритм, и линия танцоров, будто не выдержав этого темпа, сломалась и медленно двинулась к стоящим невдалеке девушкам. Старики протискиваются поближе, подбадривают молодежь криками и шутками. Иногда один из них выскочит из толпы и покажет этакое замысловатое па: вот, мол, как в наше время «представлялись будущей жене»...
А темп все убыстряется. Женихи мимикой и забавными гримасами стараются привлечь внимание девушек: один щелкает языком, другой таращит глаза, третий качает головой. Проходят минуты, песня звучит все быстрее, кажется, еще чуть-чуть, и у танцоров уже не будет сил следовать этому бешеному ритму. Но вот по знаку старику, распорядителя сватовства, девушки парами направляются к цепочке мужчин. Они грациозно проплывают мимо, слегка отбивая ритм руками, и. условным знаком выделяют избранника. Жереоль-йаке окончен, брак-похищение заключен.
Кроме браков-похищений, у пёль-бороро сохранились и браки-помолвки. Их заключают родители жениха и невесты, когда у тех еще и первый зуб не появился. При выборе будущих супругов учитываются интересы семьи и всего рода. Часто, чтобы избежать раздела имущества, заключаются браки между близкими родственниками. Церемонии брака-помолвки растягиваются лет на пятнадцать, от рождения девочки до появления ее первого ребенка. В течение этих лет отец жениха должен подарить будущей снохе три бычьих головы.
И эта церемония приурочивается к праздникам ворсо. Молодой человек получает после брака-помолвки право на отцовство, даже если свадебный ритуал еще не соблюден полностью. Фактически супруги начнут свою независимую совместную жизнь года через два после рождения их первенца. Молодая жена будет жить в семье своих родителей, пока кормит ребенка грудью. Если ребенок здоров, брак будет считаться окончательно скрепленным и жена придет в дом супруга с ребенком и приданым.
Никто из бороро не может объяснить теперь, когда и как сложились эти ритуалы помолвок; скорее всего от браков между близкими родственниками рождались слабые, больные дети. А народ, ведущий полную лишений кочевую жизнь, не мог допустить ослабления рода. По-видимому, тогда и возник вид брака-похищения. Он делал возможным выбор супруга в далеких кочевьях. Потом веками выработанная мудрая традиция узаконила этот брак, создала жереоль-йаке и упростила распад семей, созданных не по велению сердца, а из экономических или социальных предпосылок.
Этими стоянками-передышками в бесконечном странствии бороро пользуется правительство Нигера, чтобы оказать помощь кочевникам. Ведь до них практически не добраться по бездорожью пустынь в другое время года. Врачи, акушеры ехали в стойбища, лечили больных или отправляли их в больницы, делали прививки против желтой лихорадки, оспы, туберкулеза. Ветеринары обследовали животных. Кроме помощи кочевникам, эти меры предотвращали вспышки эпидемий и эпизоотии. Приезжали и преподаватели, чтобы научить детей и взрослых грамоте и счету.
Государственные служащие посещали стойбища, обсуждали со старейшинами проблемы пастбищ и маршрутов и, конечно, убеждали пёль-бороро переходить к оседлому образу жизни. В начале семидесятых годов кочевников было тысяч десять, но в их стадах сосредоточивались две трети крупного рогатого скота Нигера — около трех миллионов голов.
Засуха, свирепствовавшая в странах Сахеля в течение нескольких лет, поставила под угрозу само существование кочевых племен. Только в Нигере в эти страшные годы погибло около 80 процентов крупного рогатого скота, а это значит, что у кочевников северных районов страны скот вымер почти полностью.
Правительство Нигера с помощью других стран и международных организаций старается облегчить положение беженцев, создает для них поселения, снабжает их продуктами, организует животноводческие фермы. Там кочевники учатся обрабатывать землю, изучают ремесла, ну и, конечно, разводят скот.
Великая Засуха поставила кочевников перед выбором — или погибнуть, или приспособиться к новым условиям, перейти к оседлой жизни. А это трудный и длительный процесс, ломка устоявшихся представлений, ломка всей жизни, традиций, обычаев. Надолго захвачены пустыней некогда зеленые оазисы, погребены под песками источники.
И сколько времени пройдет, пока вновь взметнется облако пыли над стадами, там, где желтые пески сливаются с выгоревшим небом...
Наталья Саратова
Устрашая ветры и волны
Не так уж давно — несколько поколений назад — океаны и моря буквально кишели всякой тварью. Мы имеем в виду, конечно, не смирную сельдь или кроткую камбалу, а существа страшные и таинственные. Морского змея, способного проглотить корабль, осьминога, одним движением пары-другой щупалец тащившего судно на дно, а также морских обольстительниц и прочего, прочего, среди чего «Летучий голландец» казался не таким уж и страшным.
Верили этим рассказам сухопутные слушатели или нет, сказать трудно, но, во всяком случае, в присловиях многих народов образ моряка, любящего приврать, занимал примерно то же место, что у нас охотник или рыбак. Главное другое: сами моряки свято во всю эту сверхъестественную чушь верили. И старались от нее уберечься всеми доступными средствами: амулетами, талисманами, заклинаниями. В серьезном рейсе нельзя было допустить присутствия женщины на борту. За плевок на палубу можно было угодить за борт.
Моряки обзаводились амулетами, потому что рисковали жизнью; владелец корабля рисковал имуществом. И относительную безопасность своего корабля и груза он обеспечивал тем, что на носу помещал вырезанную из дерева статую. Изображение прекрасной дамы, чтобы околдовать и сбить с толку злые силы, или уродину — чудовище, столь страшное, чтобы напугать их раз и навсегда.
Начало, как и всему на море, положили финикияне. Носы их кораблей украшала конская голова. Древние египтяне отдавали предпочтение голове быка Аписа — священного животного.
В раннем средневековье, когда волны морей стали бороздить ладьи викингов, узнать их было нетрудно по голове дракона. И каждому, кто видел разъяренного дракона, становилось ясно, что на палубе решительные воины с наточенными боевыми топорами и щитами из липового дерева.
Таковы предки затейливо вырезанных скульптур, которые еще в начале нашего века украшали каждый уважающий себя деревянный корабль. Причем резчики были не просто ремесленниками, выпускающими продукцию на потоке, — нет, каждая скульптура была произведением искусства.
С течением времени, когда железная техническая целесообразность окончательно определила форму и вид нынешнего судна, деревянная скульптура исчезла так же, как и корабли, носы которых она украшала. И десятки скульптур провалялись бы невесть где, пока лет десять назад не стали их собирать в морские музеи. Самая богатая коллекция собрана теперь в Стокгольмском морском музее — с эпохи викингов до времени судовладельца Юхана Нурдберга с Аландских островов.
...Языческие символы сменялись ангелами, мадоннами, святыми: выяснилось, что они гораздо лучше охраняют судно на водах. Единственным апостолом, на изображение которого на носу наложено строгое табу, был апостол Петр — так как при жизни ходил пешком по воде. Казалось бы, что столь непотопляемый святой, наоборот, будет у моряков в чести, но пути суеверий неисповедимы...
Уже в конце средних веков святые уступили место мифологическим персонажам (Гераклу, например, или Медузе Горгоне) и геральдическим зверям. Военные моряки особенно уважали единорога — зверя мощного, храброго и ужасного, нагоняющего на врага страх.
В XVII веке украшения носов на европейских кораблях «разрослись» до таких размеров, что стали угрожать остойчивости судна. Кроме того, цена украшенного корабля совершенно неимоверно вырастала отнюдь не за счет улучшения его судоходных или боевых качеств.
Первыми попытались отказаться от дорогих и, в общем-то, ненужных украшений трезвые и расчетливые лорды из Британского адмиралтейства. Дело было в XVII веке, и лорды учли все: экономию, улучшение технических данных, забыв только одно — психологию моряков. Те наотрез отказались выходить в море на «голых» судах. Запрет был отменен.
Чем больше строили кораблей, тем меньше было возможностей пригласить настоящего художника.
В то время как для военных кораблей предписывались изображения патриотические и боевые, торговый флот предпочитал сугубо цивильные мотивы, особенно дам щедрых форм. По мнению доморощенных психологов, подобные скульптуры должны были хоть как-то скрасить морякам долгие месяцы одиночества, напоминая родной дом и оставленных подруг.
