Нет в лесу страшнее зверя - Маша Ловыгина
— Господь с вами, Полечка, мы же не жить здесь собираемся. Все очень натуралистично! Аж мурашки по рукам и ногам! Так что, думаю, начало положено — то, о чем вы говорили, вполне можно обыграть в таких декорациях.
— Что вы хотите этим сказать? — не поняла она.
Кушнер удивленно посмотрел на нее.
— Ну как же. Вы сказали, что встретили здесь нечто необъяснимое, так? Ну вот и давайте вспоминать, что это было. А затем мы расскажем вашу историю.
— Нет… — отшатнулась Полина и замотала головой. — Вы не так меня поняли. То есть, я не знаю, смогу ли вспомнить… Это уже не я. Еще не я…
— Не волнуйтесь, — посоветовал режиссер. — Выкладывайте вашу историю с самого начала. Мы внемлем каждому вашему слову!
— Лева, вот ты весь в этом! — ткнула его локтем Алла. — На девчонке лица нет, а ты, знай, одно — расскажи да покажи! Жуткое место, — передернуло ее. — Я вот чувствую, что не зря нас Валентина отговаривала. И Митрич этот…
— Мне тоже не по себе, — согласилась Мара. — Андрей, а ты… чувствуешь что-нибудь?
— Чувствую, — скривился Сайганов, а затем вздохнул: — чувствую, что очень хочу жрать.
Геннадий Викторович громко захохотал, а затем стал вытирать свободной рукой выступившие слезы. Второй рукой он крепко прижимал к себе камеру.
— Андрюшка прав — надо поесть. Ну же, други мои! Место как место. Что вы, ей-богу, носы повесили? Мало ли в России заброшенных деревень? Да сплошь и рядом! Ну чего нам бояться? Диких зверей? Я вам так скажу — вы их скорее в городе увидите, на городских окраинах. Я однажды предвыборный репортаж снимал на городской свалке — вот где настоящая клоака и ужас! И представьте, даже там люди живут. Так вот, — он понизил голос и сделал «страшные» глаза, — из леса по ночам выходят дикие звери, чтобы поужинать отбросами и, возможно, одинокими заблудившимися путниками. А наутро от них ничего не остается, кроме…
— Тьфу на тебя, Генка! — замахала руками Алла. — Гадости какие!
— А если звери учуют запах съестного? — взволнованно спросила Мара, с подозрением поглядывая в сторону леса.
— Ну мы же не собираемся жарить мясо, которого у нас, кстати, нет, — успокоил ее Кушнер. — Подкрепимся тем, что нам хозяюшка положила, да и за работу. Пойдемте, поищем место, где реквизит оставим.
Пока шли, насчитали с десяток брошенных домов. Полина сразу же нашла ту самую избу, в которой они останавливались с отцом, что удивило ее саму. Все же казалось, что воспоминания, размытые и нечеткие, действительно больше похожи на сон, нежели на реальность. Она даже замедлила шаг в нерешительности перед входом, но и деревянная дверь с выцветшей коричневой краской и подбитыми паклей зазорами, и квадратное оконце с треснувшей рамой оказались теми же, что и десять лет назад. Будто время повернулось вспять.
21
… «Прежде чем уйти, Шуша заглянула в окошко. Связка лука, помещенного в капроновый чулок, висела на манер елочной гирлянды и загораживала вид. Но Шуша знала, что Король сейчас спит, с головой укрывшись курткой, а значит, у нее есть время на то, чтобы по-быстрому смотаться в лес. Даже сквозь стекло она чувствовала сладковатый запах подгнившего лука, а потому потерла нос кулаком и вприпрыжку понеслась на другой край деревни…»
— И кто здесь раньше жил? — спросила Мара.
— Бабушка Дуня… — с легким удивлением в голосе ответила Полина. Она толкнула дверь и, склонив голову вошла внутрь, едва не запнувшись о скомканный половик на самом пороге.
Сердце Полины гулко застучало, заставив ее остановиться. Она слышала дыхание остальных за своей спиной, но никто не торопил ее. В первую секунду Полине показалось, что она опять чувствует луковичный запах, но это был всего лишь самообман. Воздух в доме мало отличался от того, что был на улице — одно из окон было наполовину выбито, и сквозь дыру в комнату даже пролезла ветка сирени, росшей прямо за стеной.
— Здесь сухо и вполне себе, — Кушнер заглянул внутрь через плечо Полины, слегка подтолкнув ее в спину.
— Ну, не то, чтобы, прям, заходи и живи, но вполне, вполне… — Геннадий Викторович, на ходу снимая футляр с фотоаппарата, примеривался, откуда лучше снимать. — Гротескно, я бы сказал, но в общем очень даже!
— Можно уже? Ножки устали, спинка болит! — громко спросила Алла и ринулась в комнату, стаскивая с себя ветровку и обмахиваясь ладонью. — Отвыкла я от таких марш-бросков! А раньше-то, Левка, помнишь? Хлебом не корми, дай только погулять!
— Как же, конечно, помню, — смутился Кушнер и тут же позвал остальных: — Мара, Андрей, заходите! Хозяев нет, никто не пригласит. Так что мы сами тут похозяйничаем, правда, Полина?
Здесь все было так же, как она помнила, словно и не уезжала. Вот печка, скамьи, стол. Пыльно, сумеречно, странно…
— А где выключатели? Что-то я ламп не вижу, — Алла прошлась по комнатке, заглядывая во все углы.
— Дружочек, а ты электрические столбы вообще видела где-нибудь в округе? — отреагировал Геннадий Викторович.
— Да ладно? — Алла удивленно приподняла брови.
— Ага, попали мы с вами, ребята, как бы попроще выразиться, в анус мира.
— Фу, Геннадий Викторович! Давайте не будем перебарщивать? И что это за Слово-то вы подобрали какое неприличное…
— Это вы про жопу, сударыня? Жопа — довольно странный предмет, вроде прилично, а вроде бы нет!
— Так, господа, давайте без словоблудия! Не забываем, что рядом с нами находится культурный человек. Что она о нас подумает, даже страшно представить, — Кушнер огляделся и, ухватившись за края, перетащил стол поближе к скамье у стены, моментально подняв столб пыли.
— Надо его обтереть, — предложила Мара. — Я колодец видела, схожу за водой. Андрей, ты поможешь мне?
Сайганов кивнул. Полина проводила их взглядом и подошла к деревянному серванту. Ничего интересного в нем не было — на полках стояли пара чашек с отбитыми краями и стопка блюдец, покрытых до черноты пылью. В небольшом пристенке находилась металлическая кровать, а на ней свернутый матрас, от которого несло затхлой сыростью. Выглянув в окно, Полина обвела взглядом густые заросли крапивы.
«Почему я тогда не спросила, как зовут того мальчишку? — с грустью подумала она. — Если бы я только знала, что потом никогда… никогда…»
Когда распаковывали сумки, вернулись Андрей с Марой. Полине показалось, что лицо девушки стало немного другим — живее, что ли. Румянец покрывал щеки, и губы были приоткрыты, будто она никак не могла отдышаться.
— Мы набрали воды, представляете? — звонко возвестила блондинка. — Сами! Из колодца!
Никто не обратил на
