Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1982 год
Открытие так поразило всех, что от сожаления по поводу отсутствия монет в «дарохранительнице» не осталось и следа. А позже ваза еще раз вознаградила археологов. Уже когда в Запорожском краеведческом музее обработали ее специальным составом, стало ясно, что ваза эта из чистого золота, да еще покрыта тончайшим орнаментом! Сверкающая, грациозная, под стеклянным колпаком на временной выставке в музее она казалась невесомой.
Но это будет потом, после окончания раскопок. А пока археологи надеялись расчистить захоронение и поднять хана за два дня...
Но вот прошел еще один день кропотливой работы. В яме, почти не разгибаясь, осторожно орудовал скальпелем Юрий Рассамакин. Ему помогала лаборант Таня Гошко. Художник Виктория Редзюк снимала план захоронения, зарисовывала отдельные детали. Что сделано? Расчищено два квадратных дециметра «пола», снято с позолоченных пластин несколько горстей земли и обломков саркофага.
Очень мало...
Утром следующего дня прибыли из Киевского института археологии АН УССР Владимир Дорофеев, специалист по средневековым кочевникам, и Виктор Клочко, специалист по древним тканям. Первый занялся вооружением хана, второй — его одеждой.
И полетели из ямы на поверхность большие и маленькие сенсации. Виктор насчитал у хана пять видов парчи, а их, добытых археологическим путем, до сих пор вообще известно всего лишь шесть! Обнаружился кафтан, шитый золотом, под ним — шелковая рубаха. В ногах — парчовая рубаха, а по разным уголкам саркофага — остатки, по меньшей мере, еще трех или четырех кафтанов. Один из них, темно-синий, шитый золотом, и украшен электровыми бляшками. Вскоре выяснилось, что золотая «проволочка», торчащая из обломков дерева, вовсе не булавка, а выпрямленная гривна. Хан «держал» ее в правой руке — чуть ли не триста граммов золота! Возле головы лежала серебряная чаша.
Здесь есть возможность порассуждать о происхождении хака. Много было бесед с археологами. И вот к чему все пришли. Дело в том, что одежду из парчи и пурпура имели право носить только императоры и представители высшего духовенства. Этим правом с успехом пользовались русские князья. По-императорски одет и половец, следовательно, знатным ханом он был; и не одной орды, а, по-видимому, целого объединения! Интересно, что византийский кафтан прикрывается у него одеждой сугубо восточного происхождения: словно подчеркивается этим пренебрежение к цареградским монархам, с которыми у половцев никогда не было согласия...
А с кем у них было это согласие? 1068 год, 1092-й, 1093-й, 1096-й — полоса опустошительных набегов половцев на южнорусские земли. Потом Владимир Мономах надолго их укротит. В битвах 1103, 1106, 1107, 1109, 1111 и 1116 годов половцы терпели от русских неслыханные поражения. Татаро-монгольское нашествие смело кипчаков с исторической арены. Хан Котян с частью орды попросил убежища у венгерского короля Белы IV, женил на его дочери своего сына и вместе с другими именитыми половцами играл видную роль при дворе. Немало кипчаков ушли в Египет и дали целую династию египетских султанов половецкого происхождения.
Но то уже был поздний период кипчацкого времени. Наш хан скорее всего — сын XII столетия. Жил он на широкую руку, потому и заказал для себя специальное вооружение у лучших мастерок. Какой-то искусник изготовлял ему ножи, одинаковыми бляшками оббивал колчан для стрел, золотил шлем. Такими же бляшками украшен деревянный щит, обтянутый кожей. Даже древки стрел имели орнамент, а тугое их оперение дожило до наших дней.
Шлем — вершина восторга. Археологи не ожидали, что он будет иметь длинный наносник, который вместе с нащечниками составит полумаску. Такой конструкции «железная шапка» у кочевника найдена впервые. Шлем с полумаской характерен для античных времен — и вдруг такой сюрприз... Да и вообще весь комплекс — большая удача Запорожской экспедиции Института археологии АН УССР. Неразграбленное захоронение половецкого хана не встречалось на протяжении последних восьмидесяти лет, а с таким богатым инвентарем его не находили ни разу за всю историю археологии...
Десять дней расчищали снаряжение хана. На третий на курган стали пускать небольшие экскурсии. На автобусах, на машинах, на мопедах и велосипедах, пешком ехали и шли люди со всех окрестных сел. А однажды в субботу прибыл длиннющий кортеж обвитых лентами «Жигулей» и «Москвичей» — свадьба. Татьяна и Николай — без пяти минут Лисняки — прямо с кургана поехали в загс. В тот же день на безымянном пальце правой руки хана нашли чудесный золотой перстень с александритом. А позже, на левой руке, еще один — с рубином. Как добрый знак на счастье молодым.
...Ночью кучи земли вокруг развороченной ямы напоминали фантастические черные горы. Над ними кружились совы и летучие мыши. В недалекой посадке ухал филин. Никакой тебе посторонней тени, никакого лишнего звука. Внизу по широкой долине петлял узенький Чингул. Почти незаметный среди зарослей камыша и густой травы, он давно уже непохож сам на себя. Но вода в Чингуле не высохла. Значит, память осталась.
К. Сушко Запорожская область
Поющий бархан
После многих часов пути через жаркую степь и пустынное бездорожье перед нами выросли отроги Джунгарского Алатау — Большой и Малый Калкан. Зубчатый гребень Большого Калкана пилил безоблачное, уже по-вечернему сиреневое небо. Малый Калкан затянуло дымкой… На его фоне явственно проступил полуовальный силуэт — будто в. полумрак глубокой тени, резко отброшенной горами на пустыню, вплыл и улегся отдыхать огромный кит. Это был знаменитый Поющий бархан. Сумерки сгущались. Еле заметная на каменистой почве колея свернула вправо, уходя от берега Или, и повела куда-то в глубь пустыни. Вдали маячил желтоватый огонек...
— Кордон Кудинова,— заметил мой спутник, энтомолог Виктор Анциферов.
Огонек оказался окошком, освещенным керосиновой лампой. Мы приехали на один из егерских участков Алма-Атинского государственного заповедника.
Егерь Кудинов был в отъезде. Встретила нас его жена Галина Федоровна и сразу усадила ужинать. Усталость валила с ног. Однако ночь не принесла облегчения. Давила густая духота, одолевали комары — поблизости протекала река в сырых, густо заросших берегах. Всю ночь мы провели на улице, обороняясь сигаретным дымом. Галина Федоровна, человек привычный, не ложилась спать лишь из вежливости, сидела с нами на крыльце и рассказывала о Поющем бархане. Я спросил:
— Он что, действительно поет?
— Кто говорит — поет, кому слышится, что плачет,— сказала она.— Местный старик один рассказывал, что в эту гору аллах когда-то засадил шайтана, ну тот и воет, просится на волю. А по-моему, он гудит. Иной раз очень громко, прямо как пароход. У нас даже стекла дрожат... Но обычно потише, вроде как самолет на большой высоте. И чаще по ночам.
— Ночью слышимость лучше,— заметил Виктор.— Холодильника, например, днем не слышно, а ночью гудит.
— Может, и так,— кивнула женщина.— Мы по нему погоду узнаем. Когда «верховка» дует, он молчит. Загудел — значит, ветер меняется. А к дождю звук прерывистый, будто бормочет что, как старый дед.
Перед рассветом комары угомонились. Воздух посвежел. Галина Федоровна постелила нам в сенях, но сон не шел. Я лежал с открытыми глазами, чутко прислушиваясь к тишине. Очень хотелось услышать голос Поющего бархана — ведь ради этого и ехали.
Время от времени я принимал за голос песков рокот идущей по реке моторки или жужжание заплутавшейся в потемках мухи. Но вдруг бархан, мне показалось, загудел именно так, как должен был гудеть, собственным, непохожим на другие звуки голосом. Я вышел на крыльцо. За рекой в чуть побледневшем мраке плыли, покачиваясь, сдвоенные огоньки, и оттуда доносился приглушенный гул моторов. Все сразу стало на свои места: была в разгаре страда, и не бархан гудел в ночи, а бессонные работяги-грузовики.
Никто не знает, сколько лет трудился ветер, чтобы принести и уложить сотни тысяч, а может быть, и миллионы тонн песка в этот бархан в полтораста метров высотой.
Говорят, что песок с речных отмелей... Но для этого нужен был ветер, дувший столетиями по строго заданному азимуту. Он прилетал из-за Или, свистел украденными у реки песчинками, бился с размаху о горный щит, терял разбег и умирал, роняя ношу к подножию Малого Калкана. Так, песчинка к песчинке, и вырос Поющий бархан. Он и сейчас продолжает расти. И может быть, когда-нибудь перешагнет Малый Калкан и похоронит под собой горную гряду. Песка на отмелях Или еще достаточно, и ветер дует в том же направлении, что и столетия назад.
«Месторождения» поющего песка встречаются хоть и нечасто, но почти на каждом континенте — на земном шаре их насчитывается более ста.
В нашей стране пески поют на Рижском взморье, на побережье озера Байкал, на берегах Оки, Днепра, Вилюя, Лены, на Кольском полуострове, в пустыне Каракумы. Однако самый громкий голос — среди голосов наших песков — у бархана в Алма-Атинском заповеднике на берегу реки Или.
