Ты мой худший вариант - Анастасия Градцева
Надо подойти к Громову и поблагодарить его? Нет, это страшно.
Надо пойти к директору и честно во всем признаться? Нет, это еще страшнее и грозит последствиями, с которыми я не справлюсь.
Может, просто написать Громову и спросить, зачем он это сделал? Да, наверное, так лучше всего. Безопаснее. Не придется, задрав голову, смотреть в эти наглые зеленые глаза и видеть ухмылку, от которой у меня каждый раз озноб по коже. Каждый раз. С первого курса. То есть уже полтора года…
Пусть он меня и не замечал ни разу, но я-то его видела. Такого, как Громов, невозможно не увидеть.
Да, написать ему – это хорошая мысль. Осталось только найти у кого-то его номер телефона.
Заканчивается пара, я выхожу из аудитории и даже взвизгнуть не успеваю, как меня кто-то хватает за руку. Миг, и я уже спиной прижата к стене, с обеих сторон мне преграждают путь крепкие рельефные руки, а сверху вниз на меня смотрят зеленые глаза. Все с тем же прохладным любопытством.
– Ну привет, кукла, – тянет лениво низкий голос. – Ничего не хочешь мне рассказать, м?
Я замираю, как загнанный зверек, которому уже некуда бежать.
Номер телефона можно не искать – Громов сам нашел меня.
Кажется, обед мне не светит. И физкультуру тоже прогулять придется.
Но похоже, это не самое страшное из того, что меня сегодня ожидает.
Глава 2. Когда выбирать не приходится
– Ч-что я должна вам рассказать? – лепечу я. – Я не понимаю, простите.
И хотя прекрасно знаю, что от меня нужно Громову, инстинкт самосохранения заставляет меня прикидываться дурочкой.
Ну а вдруг поверит?
У него ведь нет доказательств, что это сделала именно я.
Но Громов, к сожалению, не идиот. Он хищно ухмыляется, а потом вдруг приближает свои губы к моему уху и опасно шепчет:
– Это ты устроила погром, кукла. И не ври мне, я ведь могу и передумать тебя прикрывать.
Меня опять начинает трясти. Не то от новой волны страха, не то от чужого горячего дыхания на шее и терпкого мужского запаха. Никогда не стояла так близко к парню, и меня это смущает и пугает одновременно. Тем более, что это не просто какой-то парень. Это Захар Громов.
Которому что-то от меня нужно.
Я зажмуриваюсь, потому что не могу больше видеть этот полный холодного интереса взгляд, и еле слышно шепчу:
– Здесь?
– Что здесь? – хмыкает он.
Судя по голосу, его реально забавляет вся эта ситуация.
– Вы хотите… чтобы я прямо здесь… рассказала?
Хрипловатый смех заставляет меня открыть глаза.
– А что? – ухмыляется он.
Я замираю, потому что слышу в коридоре голоса. Густой голос Вадима Семеновича узнаю сразу, ему вторит высокий неприятный смех Магды Валерьевны. А еще там голос…моей мамы.
Ужас пробегает по позвоночнику ледяными мурашками.
Чертов Громов, нашел, где до меня докопаться! В коридоре! Во время большой перемены! Они же сейчас все услышат!
– Что молчишь? Стесняешься, кукла? – продолжает он, совершенно игнорируя голоса за спиной. – А когда к старому мудаку в кабинет лезла, не стесня…
– Заткнись! – отчаянно выкрикиваю я и вдруг делаю то, чего от себя в жизни не ожидала бы: молниеносно запечатываю рот Громова своей ладошкой.
И да, это, конечно же, не может не привлечь внимание преподавателей, даже если до этого они меня не видели: широкая спина Громова надежно загораживала им обзор.
Но теперь мы под прицелом преподавательских взглядов.
– Что тут происходит, молодые люди? – недовольно спрашивает Вадим Семенович. – Я…
– Лия! – тут же перебивает его мама, и ее голос звучит очень строго. По-учительски. – Что ты тут делаешь?
Громов стоит, даже не пытаясь убрать мою ладонь со своего рта, и всем своим видом демонстрирует абсолютную безмятежность. В зеленых глазах пляшут веселые искры.
– Простите, – я молниеносно отдергиваю руку от его лица, как будто от горячего чайника. – Просто он… он… говорил плохие слова! Да!
Громов тут же непочтительно фыркает. Кажется, его реально это забавляет.
– Плохие слова? – недоуменно переспрашивает мама.
– Да! Такое нельзя говорить в колледже, и я решила…
Я не договариваю, краснею и умолкаю, потому что звучит это все как полный бред, конечно.
– Истомина, но даже если так, – пафосно вступает в разговор Магда Валерьевна. – Вместо того, чтобы корректно сделать замечание, вы стали по-хамски кричать. Вас разве не учили родители, что недостойно на грубость отвечать грубостью? Тем более в стенах колледжа.
У моей мамы вспыхивает лицо, а на лице Магды появляется мерзкая улыбочка. Она явно не случайно сделала этот выпад. Старая стерва!
– Простите, – бормочу я. – Я все поняла и больше так не буду.
– А вы Громов? – нравоучительно обращается к нему Вадим Семенович.
– А я буду, – небрежно пожимает он плечами.
Типа ну и что вы мне сделаете?
Преподаватели хмурятся, но ничего не говорят. Просто делают вид, что инцидент исчерпан, и идут дальше – к лестнице, которая ведет вниз, на цокольный этаж, где у нас расположена столовая. И только мама в какой-то момент оборачивается и одними губами сообщает мне «Дома поговорим». Будь это в любой другой день, я бы точно мучалась предчувствием этого вечернего разговора, потому что мама умеет отчитывать так, что чувствуешь себя ужасно. Но сейчас я совсем про это не думаю: у меня есть другие поводы для волнения.
Едва стихают голоса преподавателей, как Громов кривит в усмешке губы и внимательно смотрит на меня:
– Хера себе ты наглая. А по виду и не скажешь! Боевой воробей.
– Я не хотела… Правда.
– Ладно, пошли в машину, – вдруг решает он. – Тут и правда дохрена народу.
– Зачем в машину? – пугаюсь я и судорожно оглядываюсь.
Как назло, мы сейчас на четвертом этаже,
