Судьба в руках твоих - Ена Вольховская
— Хватит! — крикнул он в пустоту, и, вопреки ожиданиям юноши, звук не исчез, а многократно отразился, становясь громче и отдаленнее, будто бы не в крипте храма, а под сводами огромной пещеры. — Что это за игры?! — голос юноши, хоть и был по-прежнему громок, нервно дернулся.
Голоса затихли на несколько мгновений, будто юноша обратил на себя внимание толпы, а после заговорили все разом. Гул нарастал, в нем уже нельзя было распознать ни единого слова.
От шума закладывало уши с такой силой, что Сун согнулся пополам, сжав голову ладонями. Пол, ранее не ощущавшийся под ногами, дрогнул и разлетелся сотнями сияющих осколков, однако Сун не двинулся с места. Он стоял, согнувшись в три погибели, в абсолютной тишине, оголтело смотрел в одну точку и, не понимая, чего ему ждать, думал только об одном: нужно было отказаться. Кричать, сопротивляться, сбежать. Выставить себя на посмешище, но не лезть в это странное место, столь ловко игравшееся со слабостями человеческого разума. Все равно никто и не ждал его успеха. Его швырнули сюда лишь в исполнение воли умершего. Скорее всего, они разошлись, едва закрылись врата.
Остатки гордости больно полоснули, вернув юношу в сознание. Он медленно отвел дрожащие руки в стороны и, наконец, позволил себе оглядеться, понимая, что все же прозрел. Сияющие осколки усеивали своды храма и огромные колонны, будто вросшие в камень. Значит, это была иллюзия? Морок, исчезнувший, стоило Суну понять, что происходящее не может быть реальным?
Парень нервно оглянулся, опасаясь, что это лишь смена декораций, но, увидев за спиной вытесанный в камне коридор, по спирали поднимавшийся наверх, облегченно выдохнул.
— Отчего ты так дрожишь, дитя? — раздался мягкий мужской голос. — Неужто мой путь по храму так ужасен?
Не веря собственным ушам, Сун вскинул голову и тут же отшатнулся, рухнув на каменный пол. Добродушно и чуть насмешливо, явно забавляясь реакцией парня, перед ним стоял Акари. Высокий мужчина средних лет, одетый в черную сутану, в которой его и видел последний раз Сун. Длинные темные волосы его плащом лежали на спине. Слепые глаза смотрели вперед, далеко за юношу, но мужчина безошибочно протянул ему свою руку. Сун вперил взгляд в тонкие изрезанные бумагой пальцы и, не в силах произнести ни слова, беззвучно открывал и закрывал рот. Все слова мигом вылетели из головы парня, оставив только одно: невозможно!
Игнорируя протянутую руку, Сун, не поднимаясь с пола, подался вперед.
— Мессия? Мессия Акари?! Почему вы здесь? Это же… невозможно… Это очередной фокус этого места? — едва не кричал Сун. — Или… если вы живы, почему я здесь? Где вы были все это время?!
Холодный палец коснулся губ юноши, призвав его в молчанию, но это ощущение тут же исчезло, будто его коснулся призрак.
— Мертв. Был и остаюсь, — печальной улыбкой покачал головой Акари. — Моих сил едва хватает, чтобы хоть как-то взаимодействовать с миром, но и это ненадолго. Я здесь лишь потому, что вижу, как ты мечешься. Скажи мне, дитя, что тебя тревожит? Неужто словам завистников удалось отравить твою душу?
— Всякий в монастыре жаждет моего провала и мой наставник — прежде остальных! — неожиданно громко ответил Сун. — Так почему я не должен сомневаться, почему должен хотеть взять на себя этот груз? Как мне ратовать за людей, которые предпочли бы не видеть меня вовсе?!
Акари все также улыбался, но Сун был уверен, что видел проскочившее на лице мужчины недовольство.
— Такова людская природа. Одних слепит жажда власти, другие желают, чтобы ими правили достойные, но разглядеть достоинство не в состоянии. И сложнейшая из наших задач — принять человеческое несовершенство и помочь людям двигаться к лучшему.
— Не знаю, смогу ли.
— Твоя душа светла, для многих в ней найдется сострадание. А несогласных заставит молчать сила, — все с той же благостной улыбкой ответил Акари.
Сун шокировано уставился на него, на мгновение усомнившись в личности говорящего, когда мужчина продолжил:
— Благо таких будет немного. Поверь, когда ты выйдешь отсюда с триумфом, едва ли кто-то пойдет против. В мое вознесение даже гордец и завистник Венан умолк, — Акари ненадолго замолчал, будто прислушиваясь к себе. — У меня осталось не так много времени, а я бы хотел видеть, как мышонок, вошедший в храм, выйдет отсюда драконом. Встань и иди за мной!
Акари развернулся и двинулся вдоль коридора, и Сун, как ягненок на веревочке, послушно шел следом. Впереди, освещенная холодным сиянием осколков, виднелась зала алтаря. Коридор, немного наклоненный, подобно снежным горкам, и забирающий слегка вправо, внизу резко выравнивался и расширялся в огромное округлое помещение. Купол потолка и колонны у стен изрезаны надписями на том же языке, что носил на своем теле старый жрец, однако Сун не знал значений. Впрочем, стыдиться здесь было нечего. Божественный язык. Едва ли кто-то мог прочесть и, тем более, понять, что здесь написано. Но почему-то казалось, что письмена напрямую связаны с испытанием духа.
— Мы на месте, — довольно сообщил Акари. — Все куда менее страшно, чем говорят, тебе не о чем беспокоиться! Иди и прими свою судьбу!
Сун с удивительным для себя спокойствием перешагнул невидимую черту, отделявшую коридор от залы. Он все еще не хотел принимать навязанную роль, не хотел искать в себе любовь и сострадание к своим истязателям. Он совершенно не был уверен в последствиях, но идти по чужой указке казалось таким заманчиво легким, самым простым путем. Проторенной дорожкой, по который он и так шел всю жизнь. Путем, который не любит сопротивления и жестоко карает за своеволие.
Сун почти вплотную подошел к каменному постаменту. Приподнявшись на мысках, словно это могло существенно увеличить обзор, Сун посмотрел на алтарь, на котором так призывно золотом сверкал посох. Рактаас. Божественная реликвия, соединяющая Ксенона с его смертными последователями. Золоченый посох, что навершием-полумесяцем напоминал копье. Впрочем, десять лет назад его украшал красивый прозрачный камень, несколько исправлявший эту схожесть. Но камень пропал незадолго до смерти Акари. Вероятно, его украли убийцы Мессии, желая поживиться. Хотя, странно, конечно, что сам посох они не тронули…
Парень поднял взгляд от постамента на вставшего перед ним Акари. Мужчина сложил руки на груди и слегка наклонил голову. В выражении его лица читалось нетерпение, будто что-то особенно важное зависело от того, возьмет ли Сун
