Кастелян - Calmius
Родителей у меня нет, я живу у дяди c тётей. Что случилось с мамой и папой — для меня загадка, и тётя Петуния очень злится, когда я ее об этом спрашиваю. К дяде я вообще ни с какими расспросами не пристаю.
Дадли — единственный сын мистера и миссис Дурслей. Мой погодка. «Кабанчик» — довольно точное определение его комплекции и веса. Рацион питания у нас с ним разный, это увы. Поскольку ребенок, как я уже сказал, у Дурслей один, из своих родителей он может вить веревки, и на удивление умело это делает. Так-то мальчик туповат, но конкретно в этом вопросе — своего не упускает. Требования и угрозы, притворный плач и тяжелые истерики — обычный коммуникационный протокол с родителями. Жор постоянно и за пятерых — обычное обращение со всем съестным в зоне видимости. Загонная охота за доходягой в моем лице — обычное поведение со мной. На улице мне чаще всего удается убежать или спрятаться, но в доме — куда я с подводной лодки денусь? С вазой именно так и получилось.
Дядя Вернон — бизнесмен и совладелец фирмы по производству дрелей, шуруповертов и прочих шлифмашин. Тётя Петуния — образцовая домохозяйка, помешанная на чистоте и розах. У нас есть двухэтажный дом в пригороде Лондона. В этом доме мне выделено отдельное помещение для проживания. Чулан под лестницей.
Вопреки рисуемой воображением картине, мой чулан достаточно просторен. Туда помещается детская кровать, узкая тумбочка, книжная полка и несколько крючков-вешалок для одежды. Жалюзийная дверь обеспечивает приемлемую вентиляцию, маломощная лампочка — дежурное освещение, пауки — вынужденную компанию для обсуждения прочитанного в школьной библиотеке.
Имеется даже запирающий шпингалет — к сожалению, снаружи, и от его использования Дурсли быстро отказались. Работу выводящего при малолетнем приживале они не оценили, а снабдить «камеру» детским горшком… Я уже говорил, что Петуния помешана на чистоте? Никаких намеков на грязь или вонь в доме не допускалось. Ежедневная ванна — непреложный закон, к выполнению которого принуждали даже Дадли, несмотря на грандиозные истерические концерты. Я донашивал старую одежду Кабанчика, висевшую на мне безразмерным мешком, однако эта одежда всегда была выстиранной и чистой.
Пора бы уже представиться самому. Худой шкет, пособие по анатомии. До пяти лет я думал, что меня зовут «Эй ты, урод», но потом нас в первый и последний раз посетила строгая тётка из какой-то «опеки». Будучи заинструктирован до легкого отупения, я выучил, что меня зовут Гарольд Джеймс Поттер, и у меня есть дом, семья и трое де… тот есть, меня хорошо кормят, тепло одевают и заботливо воспитывают. По этому поводу Петуния даже приобрела комплект одежды почти моего размера — самые дешевые штаны и майку в секонд-хенде, благо требовался лишь домашний казуальный наряд для малолетнего сорванца. И еще меня досыта накормили обедом, пока чиновница неторопливо заполняла бумаги на кухне. Дадли на этот час был посажен на короткий поводок и почти не кусался. Он отыгрался позже… но ту одежду мне оставили.
Ростом я не вышел и замыкаю строй на физкультуре. Бегаю быстро, но недолго. Лицо — ожидаемо худое, в наличии темные непослушные волосы и ярко-зеленые глаза. Так их, по крайней мере, называли взрослые, я же до попадания в Замок на подобные мелочи внимания не обращал.
Сейчас радужки просто серые, а в сумерках начинают отливать синевой.
Был еще шрам. Выдающаяся деталь, твердая первая позиция в графе «Особые приметы»: росчерк в виде молнии, настоящая мечта электрика прямо посередине лба. Шрам, зараза, долго не желал заживать, регулярно кровил и почему-то давил на мозги, словно небольшая подстанция за стенкой. Говорю же, мечта электрика. Впрочем, оценил я этот дискомфорт лишь тогда, когда Замок избавил меня от него. Словно обувь на полтора размера меньше, которую вы носите всю жизнь не снимая — а потом вас от нее избавляют. Теперь на лбу лишь едва заметный рубец с тенденцией к полному исчезновению.
Да что шрам — Замок исправил мне зрение! Ходить в очках с переломанной дужкой и молиться, чтобы следующая выходка Дадли не раскрошила линзы прямо в лицо — тот еще экстремальный вид борьбы со скукой. Чужие страдания для Поросенка — отсутствующая философская категория, поэтому удары он никогда не сдерживает. Эта игрушка сломалась, несите другую.
Так, собственно, и произошло в тот день. Время было вечернее, аккурат после ужина. Я шел по коридору второго этажа со злополучной вазой в руках. Не то чтобы это действительно была любимая тётина ваза — эпитет «уродливая» к такому сосуду подошел бы комплементарнее — но она была подарком тетушки Мардж, а потому находилась на особом контроле и у Дурслей, и у самой Мардж. В вазе находился букет чайных роз из личного цветника тети Петуньи, и моей задачей было поменять на ночь воду и подрезать стебли у цветов. Это входило в мои ежедневные обязанности, наряду с готовкой завтрака, мытьем посуды, мойкой дядиной машины, прополкой цветника и сортировкой мусора. Уборку тетя никому не доверяла и делала сама.
Приближающийся кабаний топот за спиной я услышал уже у лестницы, а потому просто прижался к стене, пропуская торопящийся к своей судьбе мясной снаряд. К сожалению, намерения Дадлика я распознал неверно. Прицельный толчок сильно превосходящей массой в спину — и я кубарем лечу со второго этажа навстречу жесткому содержимому прихожей. Я успел выставить руки, защищая голову, но очень неудачно напоролся ладонью на осколок разбившейся вазы. Рана была нешуточная, но привлекать внимание в этом доме — себе дороже. Запас бинтов в чулане имеется, перевязку я худо-бедно освоил сам. Звон в голове вот только пусть немного спадет. И надо бы найти очки, выбравшие иную траекторию полета.
К сожалению, грохот падения и торжествующий хохот малолетнего придурка не оставили мне шансов на мирное завершение трудового дня. Явившаяся на шум Петуния мгновенно выцепила главное: разбитую вазу и мараемый кровью линолеум. Полился дежурный ор про наркоманов-родителей и неблагодарного урода-разрушителя. Обычный день у Дурслей. Разве только нарастающий звон в ушах напрягал.
На мою беду, именно сегодня вскрылось еще одно обстоятельство: Дадли не переносит вида крови. Увидев тонкую тягучую струйку алого цвета, стекающую с моих изгвазданных пальцев, брутальный мачо опасно позеленел и… ослабел коленями. Услышав в паузе на вдохе звук падения мешка с картошкой, Петуния не на
