Сяо Тай, специалист по переговорам (СИ) - Виталий Абанов
— Точно! — смеется она: — мы уже старые, ждать осталось недолго. Если умрешь раньше — ты уж подожди меня там. Знаешь, я вот подумала — столько людей хотели бы быть с тобой вместе, а ты звонишь мне. У тебя нет молодых учениц и последовательниц? Каких-нибудь студенток третьего курса? Старый ты развратник. Решено! В следующей жизни — я буду мужчиной! Здоровенным, мускулистым и волосатым. А ты — девушкой. Маленькой и хрупкой. Вот повеселимся!
— У тебя странные понятия о веселье. — откликается он, надеясь, что его голос прозвучит достаточно сухо и саркастично: — я пас. Если и перерождаться, то в кота, например. Вот у кого забот нет, спи себе целыми днями.
— Тебя совершенно точно кастрируют! — продолжает веселится она: — я бы тебя кастрировала!
— Дай тебе волю. — ворчит он: — ты бы всех кастрировала.
— Все, уже в дверь звонят, дочка с зятем приехали. Увидимся! — в трубке звучит короткий гудок, затем — тишина. Он кладет телефон в карман. У него еще много дел. Сегодня обязательно придут посетители, будет младшенькая внучка, его любимая Алина. Будет жена, которая принесет обязательные апельсины, такая уж традиция. Хотя цитрусовые в палате запрещены, она все же с тем же упорством приносила эти оранжевые фрукты. Нельзя чтобы они узнали про это от медицинского персонала. Это достаточно тяжелое известие. Ему-то что, он просто умрет, а им терять своего близкого человека. Хм. Как там говорят в индии — «когда ты родился, все вокруг улыбались, а ты плакал, так проживи жизнь так, чтобы, когда ты умирал — все вокруг плакали, а ты улыбался».
Надо будет все объяснить, думает он, шагая по коридору в свою палату. Все организовать, у него еще есть время. Пусть «полгода жизни» — вранье, но все же он чувствует себя совершенно нормально, ничего не болит, для своего возраста — в отличной форме. Так что время еще есть. Надо будет попрощаться со всеми, спокойно и с достоинством. Возможно — написать что-нибудь в назидание, как и положено мудрым патриархам. Уйти в окружении любящих родственников и друзей, учеников и последователей, приняв смерть с улыбкой на лице… если так подумать, то у него все еще есть время. Время чтобы уладить дела.
Он входит в свою палату. Садится на кровать. Оглядывается. Сейчас ему немного жалко, что он в палате один. Статус все же дает о себе знать, и никто не поместил бы его в обычную палату с другими пациентами, обязательно в этот VIP-аквариум. А он бы сейчас дорого отдал за то, чтобы увидеть хоть кого-то на соседней койке, кого-то, кто бы спросил «ну как?». Конечно, стоит только нажать кнопку как прибежит медсестра, а если он решит поговорить с кем-нибудь, то прибудет психолог. Можно позвонить родным, можно друзьям. Но сейчас охота поговорить именно с кем-то незнакомым, с кем-то, кто не знает его лично.
— Земную жизнь пройдя до половины. — говорит он вслух и слова словно исчезают в тишине палаты, едва сорвавшись с его губ: — и пройдя долиной смертной тени, не убоюсь я зла. Хотя, нет, что европейцы знают о искусстве умирать. Лучше всего взять восточный источник. Например, Тибетская Книга Мертвых, трактат и наставление для умирающих и умерших… «Сейчас ты созерцаешь Сияние Чистого Света Совершенной Реальности. Познай его. Твой разум пуст, он лишен формы, свойств, признаков, цвета; он пуст — это сама Реальность, Всеблагость. Твой разум пуст, но это не пустота Небытия, а разум как таковой — свободный, сияющий, трепещущий, блаженный; это само Сознание, Всеблагой Будда».
— Душа первична, а все остальное, даже сами Боги — лишь отсвет этой души. — продолжает он и улыбается: — все-таки у древних явно была мания величия. И размах. Ладно, поступим как Паскаль советует в своем пари — будем верить. Хотя… это верно, если бы была только одна религия. Впрочем, можно выбрать. Есть же еще Египетская Книга Мертвых. Есть Некрономикон, в конце концов. Есть даже исследования шведских ученых, которые доказали, существование феномена наблюдателя. Есть математическое обоснование виртуальности этой вселенной. Так что все еще возможно. Хм, а я сам себе — довольно неплохой собеседник. — он усмехается.
Еще полгода. Враки, конечно. Никаких шести месяцев у него в запасе нет. Опухоль в мозгу растет и просто в один прекрасный-непрекрасный день выключит ему какую-нибудь важную функцию. Может быть очень больно, а может быть совсем безболезненно. Он может потерять способность узнавать людей, формировать осмысленные предложения, его может парализовать. А может и нет. Замечательная неопределенность. Он стискивает зубы. Снова накатило. Все, вдох, выдох, белая прана вдыхается, черная грязь страха и паники — выталкивается из организма. Выдохнуть с силой, прикусить кончик языка и выдавить диафрагму вниз, напрячь мышцы живота… еще раз. Страха нет. Когда люди умирают — они не осознают свою смерть, он так много раз видел это. Сперва отключается именно высшая нервная деятельность, осознание себя как личности, а уже потом все остальное — дыхание, сердцебиение и прочее. Так что эта вот грань между жизнью и смертью — это как грань между сном и явью, никогда не поймаешь ее за хвост, сперва ты перестаешь осознавать себя. Такое, чтобы человек полностью осознавал свою смерть — бывает разве что в кино. Покой и темнота — вот что ожидает всех после смерти. Что же… если вспомнить ощущения, с какими просыпаешься рано с утра — никому ведь не охота просыпаться. Остается надеяться, что «сны в том смертном сне» приснятся самые замечательные, хотя сон без снов — тоже прекрасно. Вот в чем вопрос… он встает с кровати, вернее — пытается встать, но в этот самый момент мир падает набок, что-то ударяет его прямо по голове… свет меркнет в глазах. Успевает увидеть паркет под кроватью и подумать, что полугода у него точно нет.
Глава 2
Темнота начинает рассеиваться, становятся слышны голоса где-то вдали. Гулкое эхо отдается болезненными ощущениями, бьет по вискам, отдается вспышками боли где-то в самой глубине. Тьма обретает форму и вкус, запах. Боль, тошнота,
