Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов
Ефим встречает радушно.
— Ну, Егор, потешил ты меня, потешил. Отлично мероприятие организовал, поздравляю тебя. А народу сколько было интересного. Спасибо, что и меня старика пригласил, не забыл.
— Вы шутите, Ефим Прохорович? Как бы я вас мог не пригласить? Вы-то главным гостем и были.
— Ох, Брагин-Брагин, — сладко улыбается он, складывая руки на своей сдобной груди. — Один ты у нас такой. Единственный. Ты давай присаживайся, сейчас кофе с тобой попьём. С булочками. Мне секретарша такие булочки носит, пальчики оближешь.
Я сажусь.
— Я вот что подумал, — продолжает он. — Такой у тебя талантище, а ты сидишь на этой фабрике. Без тебя они что ли джинсы не пошьют? Надо тебя куда-то повыше подтянуть.
— Не беспокойтесь, Ефим Прохорович, мне там хорошо. Я же ещё и года не отработал, не хотелось бы летуном прослыть, сами понимаете.
— Ай, — машет он рукой. — Если ты вверх поднимаешься, то это уже не летун, а птица большого полёта. Улавливаешь разницу? Но ладно, не об этом. В общем, подумал я, что мало мы на городском уровне твои таланты используем.
Начинается, сейчас повесит на меня хрень какую-нибудь.
— Поэтому, слушай приказ по коридору, — возвышает голос Ефим. — Будешь помогать Куренковой готовить городской слёт трудовых коллективов. И смотри, чтобы не хуже открытия казино было.
Он смеётся мелким кудахтающим смешком и грозит колбаской указательного пальца.
— Так что давай, сейчас, как кофе выпьем, сразу иди к Валентине и активно включайся в работу.
Что мне остаётся, иду включаться. Захожу в приёмную. Секретарша фыркает и показывает рукой на дверь. С самого начала невзлюбила меня карга старая.
— Разрешите, Валентина Романовна? — говорю я с порога, чтобы было слышно в приёмной. — Мне Ефим Прохорович велел к вам зайти.
Я прикрываю дверь и прохожу вглубь кабинета.
— Вот, — кокетливо отвечает она. — Если бы не Ефим, так и не зашёл бы, наверное. Присаживайся.
Я сажусь боком к конференц-столу и лицом к ней. Валя встаёт с кресла, демонстрируя пышную юбку, которая, будучи помноженной на её широкий зад, выглядит весьма внушительно.
Она дефилирует мимо меня, мягко утапливая острые каблуки в ворсе ковра, и подходит к двери.
— Меня ни для кого нет, — бросает Куренкова секретарше и плотно затворив дверь, поворачивает ключ.
Потом она возвращается, но не садится на своё место, а подходит ко мне. Она наклоняется и упирает руки мне в колени. Большой и гостеприимный вырез её блузки оказывается прямо перед моими глазами, заманивая кисельными берегами волшебных рек.
— Ну что, Егор, — мурлычет первый секретарь горкома ВЛКСМ мне на ухо, — надо нам хорошенько поработать.
2. Как же ты меня бесишь
Прекрасное и даже, можно сказать, восхитительное зрелище, сопровождаемое ароматом импортного дезодоранта и импортного же парфюма. Головокружительный, пленительный коктейль. Да вот только… Даже и не знаю с чего начать перечислять эти самые «только»…
Во-первых, я хоть и старый пень, но переживаю романтический период, налагающий на меня определённые ограничения. Во-вторых, юность-юностью и, могу даже признать, что у Вали милое симпатичное личико, но сама она не вполне отвечает моим… как сказать-то… В общем, прости, Валя, мне нравятся другие… э-э-э… попки… Хотя понимаю, привередничать глупо и стыдно.
А с другой стороны, разве можно отказывать девушке? Разве это допустимая линия поведения для порядочного молодого человека? М-да… Есть, о чём подумать.
Я накрываю руками её руки, лежащие на моих коленях.
— Валя, — тихонько говорю я, собираясь с мыслями. — Ты очень красивая девушка.
Она издаёт что-то вроде мурлыканья. Блин, неправильно начал.
— Ты тоже ничего, — шепчет она.
— На нас Ленин смотрит, — тоже шепчу я.
Она смеётся. Голос её делается низким, а грудь начинает вздыматься, указывая на внезапно возникшие трудности с дыханием. Грудь у неё не слишком большая, но амплитуда, как оказывается ого…
Я не успеваю додумать, потому что в этот момент кто-то пытается войти в дверь, а она оказывается запертой. Валя выпрямляется и внимательно смотрит на дверь, словно пытается просветить её взглядом. Раздаётся резкий стук и неведомый посетитель начинает дёргать ручку.
— Какого хрена, — произносит Куренкова и снова дефилирует по ковровой дорожке в сторону двери.
С недовольным видом она поворачивает ключ и впускает посетителя.
— Вы чего заперлись? — с удивлением спрашивает Ефим. — У меня тут пара мыслей возникла по мероприятию.
— Отлично, Ефим Прохорович, — с энтузиазмом говорю я. — Мы тут как раз мозговой штурм с Валентиной Романовной проводим.
После небольшого совещания я вырываюсь из горкома и еду на работу. Так, надо сообразить, что делать. Хотел переговорить с Цветом, но он уехал в Ленинск, будет только вечером. А где я буду вечером? Пока неясно…
Трыня сегодня уже в школе, каникулы кончились. Наташка хотела ещё пару деньков потусоваться дома, а потом только ехать, но придётся, похоже менять планы. Раз меня требует Галина Леонидовна, нужно лететь. Это может быть полезно.
Перед фабрикой я заезжаю домой. «ЕрАЗик» пыхтит на холостом, дежурные несут вахту. Молодец Скачков. Я выхожу из машины, но иду не к себе, а в соседний подъезд.
— Наташ, одна? — спрашиваю я, когда она открывает дверь. — Ты спала что ли ещё?
— Ага, — кивает она и виновато улыбается. — А что, уже обед?
Она стоит босая в сбившейся ночнушке и пытается поправить свою шевелюру.
— Нет, милая, я пришёл на завтрак, — шепчу я. — Но ты не беспокойся, я сам всё возьму, всё, что захочу.
А хочу я в этот момент именно её, растрёпанную, тёплую со сна и немного растерянную Наташку. Я взваливаю её на плечо, утаскиваю в спальню и люблю так что она громко стонет от этой до невозможности прекрасной любви, а её неудобная старая кровать, грозит развалиться под напором наших ярких и совершенно нескромных чувств.
— Наташ, говорю я, когда дело доходит-таки до завтрака. Я сейчас вернусь на фабрику, а ты, пожалуйста, собирайся.
— Куда? — с любопытством спрашивает она.
— В Новосибирск. Платоныч звонил, просит завтра в Москву приехать. Довезу тебя, переночую и утром полечу дальше.
— А… — начинает она и тут же замолкает.
— Чего? — поднимаю я брови.
— Нет, машет она головой, ничего, всё хорошо. Во сколько нужно быть готовой?
Демонстрирует, что как жена декабриста всегда сделает то, что потребуется. Без лишних разговоров и расспросов. Ну что же, тогда поедем пораньше, чтобы подольше побыть вместе.
Я возвращаюсь на фабрику, даю распоряжения, заглядываю к директору и ухожу. Командировку решаю не оформлять. Возьму без содержания, иначе такое большое количество поездок действительно вызовет подозрения и какая-нибудь рядовая проверка поставит жирную точку на моей карьере.
И Снежинский запросто стуканёт при первой возможности. Нужно мне какую-то работёнку подыскать, чтоб мотаться можно было туда-сюда, не вызывая подозрений. А вот ребятам командировку оформить придётся и путёвку тоже. Блин, это очень неудобно всё. Надо уже машину собственную приобретать и парней тоже пристраивать куда-то…
— Егор Андреевич, — окликают меня, когда я иду к проходной.
Я оборачиваюсь и вижу Снежинского. Тут как тут шпик хренов.
— День на фабрике начинается и заканчивается встречей с вами, Эдуард Фридрикович, — усмехаюсь я. — Это что-то должно значить, мне кажется. Вы в астрологии не сведущи?
— Уже заканчивается? — удивляется он и смотрит на часы.
— На фабрике да, еду вот в горком. Меня включили в группу по подготовке городского слёта трудовых коллективов. Будем до ночи там заседать сегодня. А вы что-то сказать мне хотели?
— Да, — поджимает он губы и замолкает.
Я молча жду, когда он продолжит.
— В общем, я подумал над вашими словами и готов признать, что вы правы.
Во как, и к чему это, интересно?
— В чём именно? — чуть щурюсь я.
— Я неправильно строил свою жизнь. Но сегодня задумался и признаю, вы правы, дружба, а не конфронтация, вот что важно.
— Ну что же, я рад нашему взаимопониманию. Давайте попробуем строить дальнейшие отношения на этой общей для нас позиции.
— И ещё я понял, — говорит он, не слушая меня, — что недооценил вас с самого начала и за это поплатился. Да. Я всё неправильно сделал. И вы абсолютно правы, время ещё есть. Теперь буду действовать правильно. Спасибо вам за разговор. Вы, сами о том не догадываясь, очень мне помогли.
Он поворачивается и идёт прочь, а я смотрю ему вслед,
