Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Эркин тоже засмеялся, привстал на стременах, оглядываясь.
– Дневку высматриваешь? Пора, вроде.
– Сейчас, – Эркин достал карту. – Точно. Вон у того ручья сворачиваем.
– Ага. А смотри, как ходко идём.
– Без бычков, вот и быстро. Есть будем?
– Надо бы. И чайку глотнём.
– Чай хорошо.
На этот раз они достали из мешков фляги, хлеб и мясо и уже тогда отпустили лошадей, а сами расположились возле узкого быстрого ручья. Вымыли руки в прозрачной холодной воде.
– Родник, видно, недалеко.
– Да, и осень уже всё-таки. Трава сухая, без сока.
– Ага. Ну, давай, режь хлеб.
– А какой хлеб был, заметил? Белый-белый и мягкий. Я слышал, французским называется.
– Ну да, Джонатан же сказал, французская кухня.
– Да, не сравнить, – Андрей оглядел свой бутерброд и стал его перемалывать.
– Ну так, – Эркин рассмеялся. – Мы же пастухи, а не короли.
Андрей засмеялся, чуть не поперхнувшись.
– Это как ты догадался, а?
– А я такой умный, – фыркнул Эркин.
Отсмеялись, запили бутерброды чаем.
– Сюда бы эти, коктейли. Здорово их Фредди делает. Ну, всё умеет мужик. И машину водит, и ковбоем, и проводку… а стреляет как. И это ещё.
– Мужик что надо, – кивнул Эркин. – Но на пути у него… не становись.
– Ага, то-то ты на рожон лез.
– Куда я лез?
– Ну, задирался с ним.
– А ты овечка кроткая, – засмеялся Эркин. – Забыл, как с ножом на него шёл?
– Было дело, – засмеялся Андрей. – Давай ещё по бутерброду.
– Давай. Мясо хорошее.
– А не салями.
– Это такая колбаса жгучая? Ага, хороша была. И масло… Я почти и не ел такого. Только вот весной, пару раз.
– Я, вроде, ел. Ну, ещё до всего, или нет, не помню. Война же. Вроде было, по карточкам. Но вкуса я совсем не помню.
– Ох, до чего чай хорош!
– Ага. А до чего кофе это надоело…
– Рабское-то?
– Угу. Чай я и без сахара могу.
Эркин оглядел остатки мяса.
– Оставим на вечер? А то приедем к ужину, а Мамми на нас не готовила.
– Дело, – кивнул Андрей. – Лошадей расседлаем, оботрём и в загон. А мы в сенной?
– А куда ж ещё? В барак только?
– Ну его. Слушай, одеял-то не взяли.
– Тепло, не замёрзнешь. Курткой накроешься, – Эркин увязывал остатки мяса и хлеба. – Да и Молли согреет.
Он ловко увернулся от броска Андрея и вскочил на ноги.
– Ах ты! – Андрей тоже вскочил и пошёл к нему в боевой стойке.
– Ну, давай, давай! – смеялся Эркин.
Андрей выхватил нож и прыгнул. И тут же полетел на землю. Едва коснувшись земли, сделал выпад ногами.
– Молодец! Научился! – Эркин едва успел отпрянуть от летящего в лицо каблука. – Ещё или хватит?
Андрей в перекате ухватил лежащий на земле нож и, не вставая, изобразил бросок. Эркин изобразил падение. Андрей спрятал нож в сапог и встал. Призовой пояс он всё-таки убрал в мешок, не желая привлекать лишнего внимания серебряной пряжкой и нарядными ножнами.
– Ладно, хватит. Поехали?
– Поехали, – кивнул Эркин.
И снова скачка. Снова холмы и деревья, и проплывающие на горизонте остатки имений, просёлочная дорога, еле различимые тропы, и просто напрямик. И ветер в лицо, и солнце уже не над головой, а сбоку. И…
Эркин резко осадил Принца и достал карту.
– Ты чего?
– Сейчас… осмотрюсь. Ну… ну, точно, Андрей!
– Чего?!
– Смотри. По карте нам сейчас прямо.
– Так.
– А если возьмём влево, то там резервация.
Андрей посмотрел на Эркина.
– Хочешь… повидаться?
Эркин опустил голову, погладил Принца по шее. Андрей молча ждал.
– Да нет, не стоит, – наконец сказал Эркин. – Они уже уехали, наверное. Помнишь, трепали, что целый эшелон видели.
Андрей молча кивнул. Он помнил. И помнил, как все первым делом спрашивали Эркина, чего тот остался. Был как все, а стал наособицу. А такой дважды приметен.
– Ладно, – Эркин решительно послал Принца прямо. – Ладно…
Ещё немного скачки, ещё чуть-чуть… и Андрей с торжествующим криком швырнул в воздух и еле поймал свою шляпу. Они пересекли границу имения. Да, точно, здесь они кочевали со стадом. Всхрапнули и сами прибавили ходу лошади. Они тоже узнали. Майор, всю дорогу спокойно бежавший за Принцем, теперь рвался вперёд. Длинные тени деревьев перечёркивали им дорогу.
– Домой, Принц, домой! – Эркин, бросив поводья, полностью доверился коню.
Как тогда, в первый день, когда Джонатан показывал ему границы имения. И как тогда, Принц безошибочно скакал к дому. Даже Бобби, не любивший скорости и предпочитавший всем аллюрам неспешную рысь, а ещё лучше шаг, теперь пластался в галопе. Огонёк, приученный всегда идти сзади, сейчас держался рядом с Бобби.
Быстро темнело, и каким чудом они ни на что не налетели в этой бешеной скачке, ни Эркин, ни Андрей потом понять не могли. И уже в полной темноте они влетели во двор имения и остановили коней у ослепительно-яркого окна кухни.
– Эй! – заорал Андрей. – Есть тут кто живой?!
– Ты и мёртвого разбудишь, парень, – из кухни вышел с зажжённым фонарём Стеф, за ним, толкаясь, повалили остальные. – Вы вдвоём, что ли?
– Ага. Добрый вечер всем, – Эркин спешился. – Дай фонарь, Стеф, или посвети. Лошадей в загон надо.
– Держи. Как добрались, парни?
– Добрый вечер. Нормально.
– Добрый вечер, парни, это вы из Бифпита, что ли?
– Мамми, есть ещё чего им с дороги?
– Добрый вечер, как доехали?
– Откуда ж ещё, оттуда, конечно.
– Сейчас каши вам, молока ещё есть немного.
– Не надо, Мамми, нам бы выспаться.
– С дороги-то… поесть надо…
– Это весь день скакали?
– А хозяин следом, что ли?
– Всё потом, – Эркин привычно пересиливал накатывающую усталость. – Спасибо, Мамми, только спать хотим. Две ночи не спали.
– Чего ж так? Загуляли?
– Всё было, Стеф. Расскажем…
– Уж ты натреплешь…
Под общий гомон лошадей отвели в загон при конюшне, расседлали и оставили обсыхать. Ковбойские кони привычные.
– В сенной пойдёте?
– А что, занято там?
– Нет, вас ждёт.
– Молли, ты б показала дорогу, а то, небось, забыли.
– Сена бы натрусила им.
– А ну заткнись, довёл девчонку…
Эркин и Андрей взяли свои мешки, свалили сёдла и уздечки в конюшню – завтра разберём – и как-то добрели до сенного сарая. Эркин отдал кому-то фонарь. Всё равно глаза сами закрываются. Залезли на помост и прошли к еле угадывающемуся в темноте окну. Да, вот здесь. Эркин бросил свою ношу и услышал, как рядом так же упали мешки Андрея.
– Разуйся.
– Знаю. Ох, хорошо-то как, – Андрей рухнул на сено и зашуршал им, укладываясь.
Эркин заставил себя разуться, смотал и сунул в сапоги портянки, привычно положил сапоги в изголовье
