Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1980 год
Когда Виктор впервые вышел на сцену в коротком узком пиджаке, похожем на жилетку с длинными рукавами, перетянутый широким цветным поясом, в узких черных брюках поверх сапог с позванивавшими шпорами, он чувствовал себя стесненно в этом праздничном костюме чилийского уасо. Когда-то индейцы называли так белых поселенцев, пахавших землю на лошади. Постепенно пришельцы смешались с коренными обитателями. Имя уасо закрепилось за потомками-метисами, имевшими свой надел и лошадь, а потом оно стало нарицательным для чилийского крестьянина.
Виктор вспоминал отца, вся жизнь которого прошла на земле, что ему не принадлежала. И никогда не было у Мануэля живописного одеяния уасо — только грубошерстное пончо. Немало горя пришлось на долю отца. Вместе с семьей он кочевал из селения в селение, и везде издольщика ждала одна и та же участь: работай от зари до зари, а половину урожая отдай помещику за клочок тощей земли. Маленькому Виктору очень нравилось наблюдать, как пахал его отец, напевая протяжные, грустные песни. Да только слишком рано кончились эти первые «музыкальные уроки»: доведенный до отчаяния беспросветной нуждой, Мануэль снова решил поискать счастья в другом месте, да так и пропал. С тех пор о нем ничего не слышали. Наверное, где-нибудь заболел и умер.
Все заботы о детях — а их было шестеро братьев и сестер — легли на хрупкие плечи матери, которая годами носила одно платье, штопая и латая его, лишь бы ее дети были одеты не хуже других. Но как бы тяжело ни приходилось крестьянке Аманде, никогда не расставалась она с песней, а на самом почетном месте в доме всегда висела гитара. Мать пела, когда готовила обед, стирала, работала в поле. Она славилась пением по всей округе, и поэтому без нее не обходился ни один деревенский праздник. Приглашали Аманду и на веселую свадьбу, и на печальный обряд «велорио», чтобы оплакать грустными песнями смерть маленького ребенка. И повсюду, держась для смелости за старенькую, выгоревшую юбку, шел за голосистой крестьянкой похожий на цыганенка мальчуган. Это был самый младший в семье — Виктор.
...Хотя прошло немало времени, в Лонкене Виктора признали за своего.
— А, приехал сын доньи Аман-ды, нашей канторы (Кантора — сельская певица (испан.). Смотрите, каким красавцем стал, настоящий уасо. Вот бы мать порадовалась, — говорили одни.
— Как она пела, — вздыхали другие, — жаль, что рано умерла. Это все город виноват. Зачем было уезжать туда?
На следующее утро Хара пораньше направился к энрамаде — месту традиционных гуляний в чилийских селениях, где должен был проходить «Фиестас патриас» («Фиестас патриас» — «Праздник родины» — национальные торжества по случаю Дня независимости 18 сентября). Делают энрамаду повсюду одинаково, ставят столбы, на них укрепляют навес из плотных свежих ветвей, защищающих от солнца, и деревенский «зеленый театр» готов. В этот день на энрамаде собралось столько народа, что там было не протолкнуться, и много празднично принарядившихся мужчин и женщин толпились вокруг. Были среди них и в костюмах уасо, и в обычной одежде, но каждый второй в пончо.
Праздник начался выступлениями лучших кантор. Виктор вслушивался в мелодии песен, многие из которых знал еще от матери, и не переставал удивляться тому, как точно соответствуют они характеру чилийского крестьянина: обстоятельного, неторопливого и в то же время готового вспыхнуть, как пожар. Живуч, оказывается, старый обычай: на деревенских праздниках развлекают людей своим пением непременно канторы, а мужчины должны показать себя, танцуя вместе с дамой куэку, «ла рейна де энрамада» — «королеву энрамады».
В Чили это самая любимая народная песня и танец, как самбо у бразильцев или танго у аргентинцев. Танцуют ее обязательно под песню. Но есть куэки, которые только поют. Без куэки нет чилийца, и потому без нее не обходится ни одно торжество, свадьба или день рождения. Недаром чилийцы говорят: «Пусть даже случится землетрясение, все равно станцуем куэку». Она может выражать самые разные оттенки человеческих чувств. Ее мелодия и слова бывают радостными и печальными, лирическими и гневными, а все тексты, в большинстве своем сочиненные безвестными авторами из народа, не перечесть. Ведь куэкой чилиец откликается на все, с чем сталкивается в повседневной жизни. Есть, например, даже «Профсоюзная куэка», а после военного переворота появилась зовущая к борьбе куэка «Сальвадор Альенде».
Но не одни только фольклорные записи интересовали Виктора Хару во время поездок по отдаленным деревням и селениям. Он стремился глубже понять мысли и чаяния тех, кто живет в них, чтобы рассказать об этом в своих песнях. «На сцене должен быть не просто артист, услаждающий зрителей своим голосом, а настоящий крестьянин, знающий цену хлебу, которому бы они верили, сопереживали...», — считал он.
Поэтому-то, отказавшись от броского костюма уасо, Хара стал петь на сцене обязательно в пончо, истинной одежде латиноамериканских сельских тружеников, которая кажется европейцам столь экзотичной. Тяжелое пончо на плечах, какое носили еще деды и прадеды, заменяет крестьянину и, пиджак и пальто, а частенько и одеяло. Виктор, например, хорошо помнил, как в детстве мать укрывала их, малышей, в постели широким отцовским пончо. По цвету и по тому, как соткано оно, чилиец безошибочно может сказать, откуда родом его владелец. Если пончо длиннополое, как плащ, из толстой черной шерсти, значит, человек приехал с острова пронзительных морских ветров Чилоэ; грубошерстное, песочного цвета — из Пуэрто-Монта; расшитое цветным орнаментом носят в центральных районах; пестрое, из шерсти ламы, делают в горах Северного Чили. Знатоки утверждают, что в расцветке пончо есть все краски родных мест — рек, гор, долин, пампы, пустынь. Индейцы, например, вкрапливают в нее яркие цвета, чтобы такой же радостной была жизнь у того, кто его носит. Словом, пончо само уже целая фольклорная поэма. Не зря чилийские крестьяне, когда хотят узнать, что у человека на душе, спрашивают: «Что прячешь ты под пончо?»
Хара предпочитал однотонное, серое или темное, пончо, ибо не такой уж радостной была жизнь трудового люда, о которой он рассказывал в своих песнях. В нем он ездил по всей стране в составе артистической группы «Чили смеется и поет», в которой собрались выдающиеся представители новой чилийской песни. Среди них была «фиалка» национального фольклора Виолетта Парра — духовная наставница Виктора в искусстве.
Когда группа приехала в крестьянский кооператив в местечке Кебрада де лос Камаронес на севере Чили, пришлось выступать под открытым небом, без всякой сцены.
В заключение концерта Виктор пел свою новую песню «Плуг». Крестьяне слушали молча, словно погруженные в свои думы, и лишь когда прозвучали завершающие аккорды, радостно зашумели. Это было равносильно буре оваций в обычном концертном зале.
Затем ведущий объявил, что концерт окончен, но люди не расходились. Хара опять взял в руки гитару и еще раз спел «Плуг» на столь необычный, беззвучный «бис», а потом подошел к ним. Пожилой крестьянин выступил вперед и обратился к певцу:
— Ты что же, сам-то будешь от земли?
— Да, из крестьян.
— Вот я и смотрю, песня-то такая...
— Какая такая?
— А как обо мне или моем брате...
О большей похвале Виктор не смел и мечтать.
«Человек всегда пел, — сказал Виктор в одном телевизионном выступлении, — и до сего времени пение неотрывно от укрепления духа людей в борьбе со злом, с враждебными силами, которые его угнетают. Человек пел, чтобы урожай был хороший и чтобы подбодрить себя на удачную охоту. Пением он наивно стремился вызвать дождь и отвести бурю. Древние инки звуками тростниковой флейты «кены» успокаивали и собирали отару в тиши андского плоскогорья. В долинах Венесуэлы индейцы пели во время сбора кукурузы, а когда мололи початки, под ритм мелодии двигались их тело и руки. В Чили арауканы созывали народ на праздник «нгуильятун» и пели хором, чтобы земля была плодородной. В настоящее время песня-протест возникает как могучий импульс, придающий трепетность основным свойствам пения. Люди восстают с песней против угнетения».
Выстрелы в Пуэрто-Монте
Пуэрто-Монт — небольшой городок и порт на юге Чили, где кончается железнодорожная линия. Дальше, до самого Мыса Горн, вдоль тихоокеанского побережья тянутся острова и островки, проливы и фиорды, переплетающиеся в причудливый лабиринт. В Пуэрто-Монте Виктору нравилось бывать в приморском квартале Анхельмо — месте паломничества чилийских художников, для которых словно специально природа приготовила живописную натуру: невысокие светлые домики под красными черепичными крышами на зеленых холмах вокруг тихой бухточки, забитой рыбацкими шхунами, лодками, парусниками. Но главная достопримечательность Анхельмо — пестрый базар со своими знаменитыми «океанскими рядами», где играют всеми красками дары моря — зеленые, круглые, как шары, морские ежи и свежие устрицы в плоских раковинах; крабы и кальмары; сушеные моллюски, как грибы, нанизанные на палочки; груды свежей и вяленой рыбы; связки толстых сухих водорослей для супа.
