Грани Света. Падший - Юлия Четвергова
— Да… То есть, нет. — Запнулась моя первая любовь. — У тебя скоро день рождения. Хочу встретиться, поздравить.
— Зачем⁈ — Рявкнула я прежде, чем успела себя остановить. С силой сжала корпус телефона.
— Подумал, что ты захочешь увидеться. Поговорить. То, что произошло тогда, — раздалась небольшая пауза, — я погорячился. Поспешил. — А дальше его слова полились одним сплошным потоком, словно он боялся не успеть сказать все, что хотел, думая, что я могу положить трубку в любой момент. — Но ты тоже меня пойми, это расстояние давит. Я ревновал, как последний придурок. Думал, у тебя кто-то появился. А в тот день выпил много. Я и сейчас жалею о сказанном. Дай мне шанс все исправить, или хотя бы попытаться…
Я молчала. Слушала и молчала, с каждой новой секундой, с каждым новым словом осознавая, что теплых чувств к этому человеку у меня не осталось. Горечь, боль и ненависть все вытеснили. Заполонили то пространство, что некогда занимали безграничное счастье и любовь.
А еще была грусть и тоска. Та, о которой говорят, что хочется выть и на стенку лезть.
Но я понимала, что былого отношения уже не вернуть. Влад все испортил, уничтожил все хорошее, что между нами было. А друзьями нам уже никогда не стать, по понятным причинам. Я не смогу видеть его и улыбаться, всякий раз чувствуя, как раненое сердце кровоточит. Меня нельзя назвать сильным человеком. В чем угодно, но не в этом. Не в любви. Тут я была слаба и беспомощна, как маленький котенок, который искренне полюбил, открылся, доверился, а потом был выброшен на улицу за ненадобностью. Так легко и просто.
— Не молчи, пожалуйста. — Я слышала сожаление в его голосе. И сердце вопреки разуму сжималось, а в мысли закрадывалось желание простить, дать еще один шанс. Попытаться все исправить.
Вот только мама мне всегда твердила, что люди не меняются. Очень редко, и то ради чего-то, что считают в своей жизни значимым, главным. Это я хорошо запомнила, и в своей личной мысленной скале выдолбила надпись, которую не сотрут время и обстоятельства.
А раз меня так просто вычеркнули из своей жизни, да еще и по телефону, вряд ли я представляю хоть какую-то значимость в жизни Влада. И не стоит тешить себя пустыми надеждами, пытаясь воскресить умерщвленную любовь. То, что мертво, оживить нельзя. Можно создать иллюзию, видимость, но когда-нибудь и она перестанет существовать, разбившись о скалы реальности.
— Я встречусь с тобой, но не в день рождения. Не хочу портить себе праздник. — Последнее я будто выплюнула, настолько сильно фраза сочилась желчью. Никогда бы не подумала, что так могу. Аж самой стало противно видеть себя такой.
Нет, я не должна позволять ненависти взять верх. Иначе она подтолкнет к тем поступкам, которые изменят меня в худшую сторону, а я и не замечу. И пусть Влад — мой друг детства и первая любовь, он того не стоит, чтобы рушить свою жизнь, как делают многие девушки, упиваясь болью и ненавистью, продолжая страдать по тому, что не вернуть.
— Прости, Санни. — Послышался вздох. Я почти поверила, что каждое слово дается ему с трудом. — Когда?
— Я напишу тебе на этот номер, когда буду… — Я хотела сказать «готова», но вовремя остановилась. Если Влад хоть немного почувствует, что на меня и мои чувства можно надавить, он это сделает не задумываясь. Я часто видела, как он, благодаря своему обаянию всегда получает то, что хочет. — Когда буду свободна.
— Хорошо. Я буду ждать. Доброй ночи, Санни.
Я не стала ничего отвечать, нажав на красную кнопку отключения вызова. И тут же швырнула телефон на кровать, будто это ядовитая змея, а не «коробочка» передовых технологий.
Закрыв лицо руками, прислонилась к прохладной стене. Плотина со слезами прорывалась наружу с новой силой. И даром, что я недавно ревела в прихожей. Начала делать глубокие вдохи и выдохи, чтобы успокоиться, как нас учили на сестринском деле. Глаза закрыла, стараясь ни о чем не думать, сосредоточившись на дыхании. Лишь вдох и выдох. Вдох и выдох.
Когда дыхание постепенно нормализовалось, я чувствовала себя настолько уставшей и вымотанной, что просто хотелось лечь и исчезнуть из этого мира. Что я и сделала. Правда, я не исчезла, а заснула, укутанная в полотенце и с мокрыми волосами — как и была.
* * *
Габриэль
— Не думал я, что все настолько серьезно.
— Ты пришел сюда читать мне нравоучения? — Стоило Лекси уйти, как напряжение и желание разорвать брата в клочья немного поутихло, хотя и не исчезло окончательно. Лёд в словах, который можно было крошить ледоколом, нельзя было скрыть ничем.
— Нет, я пришел увидеть своими глазами то, что передали мне братья в последнем отчете.
Я был ни капли не удивлен тем, что за мной следили Ангелы. Это в их стиле — все контролировать.
И в какой момент я перестал причислять себя к Ангелам?
— Поэтому нужно было запугивать мою подопечную? — В голосе вновь проклюнулась злость. Только за одно это мне хотелось насадить Михаила на острие перьев крыла — столь сильна была ярость. Мои инстинкты вопили, чтобы я защищал свою женщину. Даже от друга. От своего брата, с которым мы плечо к плечу прошли через многое.
— Она больше не твоя подопечная. Александра должна умереть, такова воля Отца. И ты это знаешь. — Михаил сделал жест рукой, предлагая взлететь, чтобы поговорить в другом месте.
Я резко качнул головой в отрицательном жесте. Михаил неодобрительно поджал губы.
— Отвечай на вопрос. — Приказной тон в моем голосе набросил тень на лицо друга. Не удивительно, Михаил — лидер Карающего Отряда, он привык приказывать. Естественно ему не понравилось то, что я поставил его на ступень ниже себя.
— Эта небольшая демонстрация нужна была для того, чтобы открыть тебе глаза, Габриэль. Неужели ты не видишь, что творит с тобой греховная любовь? Да и любовь ли это? Скорее похоть! — Его косматые брови сошлись на переносице, а сам он принялся наворачивать круги вокруг меня, словно коршун над добычей. Вот только мы оба знали, кто из нас двоих всегда выходил победителем в битвах. Поэтому брат и не спешил нападать, пытаясь убедить меня силой, а не словом. — Она уже изменила тебя настолько, что ты пошел против воли Отца, и теперь тянешь с Искуплением. Я уже молчу о том, что ты воспринимаешь своих братьев, как кровных врагов.
— А это не так? — Выгнул бровь. — Вы лезете не в свое дело. Только мне решать, искуплю я вину перед Отцом или же паду окончательно.
С Михаила слетела высокомерно-снисходительная маска. Он тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.
