Искра - Тася Тараканова
Соня пошевелилась, заворочалась, я отодвинулся, выскользнул из кровати, подхватил одежду и бесшумно покинул комнату. У меня созрел план, приготовить угощение для моей путешественницы. Она, несомненно, проснется голодной, я преподнесу ей королевский ужин, а потом задам тысячу вопросов о том, где она так долго была, и что с ней случилось.
Насчет королевского, это я, конечно, поторопился. Из нехитрых продуктов, имевшихся в запасе, я смогу приготовить только что-нибудь обыкновенное. Спустившись на второй этаж в зал, где была оборудована кухня, я разжег огонь — живое тепло и повесил над огнём медный чайник.
Немного подумав, плюнул на готовку, вдруг Соня проснется быстрей, чем я накашеварю, поэтому нарезал хлеб, ветчину, сыр и сложил на блюдо. В закипевший чайник бросил ароматных трав и сушеной ягоды. Рванув с подносом и чайником, у самой двери остановился. Соня же любит хлеб с маслом! Я кинулся обратно к столу. Масло лежало в камере охлаждения, достав его, намазав три ломтя толстым слоем, второпях положил хлеб обратно на поднос, но один кусок, красиво перекувыркнувшись, упал на пол. Эх!
— Извини, что разлучил вас, но один страстный поцелуй вам позволил, — хмыкнул я и соскреб остатки масла с пола.
Поднявшись на два этажа, осторожно открыл дверь и вошел в комнату. Один взгляд, и я чуть не уронил поднос. Соня исчезла. Оставалась надежда, что она в купальне, но оттуда не доносилось ни звука. Зачем я ушел? Надо было держать ее за руку, за ногу, привязать веревкой к себе. Я хотел уберечь ее от всего мира, заслонить от любых невзгод и злых людей. Быть рядом, оберегать, лелеять, растворяться в ее глазах, ощущать ее дыхание, чувствовать тепло тела и вкус ее нежных губ. Даже рядом с ней я грезил о ней. Полчаса назад я проснулся рядом с Соней, боясь пошевелиться и разбудить ее, чувствуя трепет каждого ее вздоха, а сейчас стоял раздавленный и несчастный, готовый завыть, как одинокий волк в каменной пустоши.
Я не знал, что влюбиться можно так быстро и просто, но потом платить за это непомерную цену. Соня исчезла в один краткий миг, как упавшая с неба звезда.
Тонкие пальцы закрыли мне глаза, и я вцепился в поднос, ощутив дрожь облегчения, пронзившего всё тело. В последнюю минуту приговоренному к смерти объявили помилование.
Соня
— Что? — я удивленно смотрела на обернувшегося ко мне Эрвина, не понимая, почему поднос трясется в его руках. — Тебе помочь?
Эрвин упрямо затряс головой.
— Завтрак, — выдавил он с трудом, — я думал, ты…
Его отчаяние вперемешку с облегчением сказало больше, чем слова.
— Не исчезла, — я ласково прикоснулась рукой к его щеке, — мне надо было одеться, а вся одежда в моей комнате, — Эрвин поцеловал мою ладонь, его губы были теплыми и мягкими.
— У меня много рубашек, и бутерброд упал, — сказал он, — только не уходи…
В наступившей тишине мы смотрели друг на друга не в силах оторваться, словно не могли насмотреться, желая взглядом проникнуть в глубину души и прорасти в ней. Наши глаза сказали больше, чем слова и прикосновения, они открыли наши сердца и связали наши души.
Слова не нужны.
Звездная песня сердец невидимой мелодией окутала нас, очаровывала, пленяла и утверждала свою магию — признание.
Я моргнула и посмотрела на кулон на шее Эрвина. Сохранил, не потерял. Когда я его сняла? Сколько дней прошло? В шкуре драконицы один день похож на другой, легко заблудиться во времени. Я сняла родовой кулон, когда улетела из Башни Ветров. Тогда еще начиналась гроза. Потом тюрьма. Её из памяти не вытравишь, врезалась, что вмятина в камень, да только память драконицы не человеческая, у нее другая мера.
При мысли о Калитке руки сжались в кулаки и огонь хлестнул по жилам. Нет. Не хочу об этом. Надо сказать главное, пока не растворилось, не ушло, не забылось.
— Эрвин, я переместилась сюда как дверница. Не знаю, как это получилось. Все произошло само собой, — я выдохнула. — Утром, укладываясь спать, я просто думала о тебе, вспоминала твой голос, твои глаза, хотела быть рядом с тобой.
— Я тоже, — хрипло ответил Эрвин, — звал тебя, смотрел на солнечный камень.
Поднос, что до сих пор разделял нас, пошатнулся в руках Эрвина.
— Чай остывает.
Почти не помню, как съела поздний завтрак, выпила кисленький чай, как очутилась на коленях Эрвина, прижалась к нему, и рассказала о том, что случилось со мной и Горынычем.
— Верг приказал нас бить плетьми. Охранники нас… чуть не убили.
Эрвин крепко прижал меня к себе.
— Я чувствовал твою боль и…постарался забрать её.
— Эрвин! — слёзы благодарности выступили у меня на глазах. Я вспомнила этот миг. Тогда мне показалось, что меня спас Горыныч.
— Ты превратила кулон в артефакт, и он помог мне. Я увидел тебя в Калитке. Мечислав поехал в Энобус, чтобы вытащить вас.
— А мы сбежали.
— Но почему ты так долго не возвращалась?
Эрвин бережно вытер пальцами мои мокрые щеки, а мне стало стыдно.
— Не… знала, как добраться до Башни.
Я утаила не только факт своей амнезии в драконьей ипостаси. Про пещеру, антракс и черного дикаря, пожелавшего со мной дружить организмами, тоже не рассказала.
Мы не заметили, как наступила ночь, но свет не включили. Он бы помешал нам обнимать, целовать, касаться друг друга.
— Соня, я знаю имя алой драконицы.
— У неё есть имя?
— Её зовут Искра. Когда мне открылось имя, по энергетическому следу я нашёл тебя…
Глубокой ночью мы уснули, чтобы увидеть чудесные сны. Мы были детьми в глазах Мироздания. Любимыми детьми, которым оно даровало право самим распоряжаться своей судьбой.
Глава 12. Ярмарка драконов
Соня
Эрвин показал мне устройство, чем-то напоминающего наш телефон. Он называл его Говорун. Примерно таким у нас умели пользоваться даже дошкольники, поэтому я не особенно удивилась этому гаджету. Вот, оказывается, о чем говорил Мечислав — устройство, скопированное с нашего телефона.
Эрвин послал Мечиславу сообщение, и на следующий день в сумерках тот появился в башне, нарушив наше уединение.
Мы, кажется, не обрадовались встрече. Слишком тягостно стало на душе при виде Княжича. Исхудавший и осунувшийся Мечислав внимательно выслушал повтор моей истории, которую я опять изложила с купюрами. Особенно это касалось огромного антракса в пещере. Черный камень являлся настоящим сокровищем, а о сокровищах следовало молчать.
Предпочитаю спокойно спать и не сожалеть потом о своей болтливости. Княжич, как любой человек, имел слабость, которую недалече с блеском продемонстрировал. Напился в хлам, что и мычать не
