Случайная ночь, или Беременна от Санты - Яна Невинная
— Ты можешь объяснить по-человечески? У меня такое ощущение, что я схожу с ума, — мотаю я головой. — Может, это какой-то психологический эксперимент и везде скрытые камеры?
— Нет, Нинуль, ты совсем не сходишь с ума, это просто ты попала в сумасшедшие обстоятельства по моей вине. Извини, конечно, что я тебя в это втянул.
— Извиню, но в качестве компенсации просто отпусти меня, ладно? — прошу я слабым голоском, желая в самом деле отсюда убраться. Всё это слишком, и было даже немного весело, в какой-то степени задорно и бодряще, пока дело не дошло до беременных жен. На этом мое терпение лопнуло. — Давай мы свяжемся с тобой, когда ты разберешься со своей женой и вашим выводком. Я не буду против.
— Нет, ни за что, я тебя никуда не отпущу, женщина, ты способна вообще исчезнуть из моей жизни, а я этого не позволю. Я и так чуть не сдох без тебя эти полгода. А теперь, когда я провел с тобой всего лишь один день, я верю, что мне есть за что бороться. Надо просто дождаться, пока она родит, тогда мы сделаем тест ДНК. И докажем, что это не мой ребенок. Пока этого нельзя сделать.
— И когда ей рожать?
— Она должна родить на днях, мы практически не виделись и не жили как семья. У меня создаётся ощущение, что она очень боится разоблачения.
— В смысле?
— Я думаю, она или беременна, или инсценирует беременность, а потом где-то найдет ребенка, чтобы ему досталось наследство от меня, на тот случай, если после моего убийства окажется, что я завещал кому-то другому свои средства. Жену же можно обойти в наследстве, а вот ребенка не получится.
— Мирон, это всё действительно ужасно, — сказала я, вдруг сникнув.
Почему-то я ему поверила, не знаю, как и почему, но мой гнев схлынул сам собой. Зато моя бурная реакция показала, в первую очередь мне самой, что я к этому мужчине далеко не равнодушна.
Меня просто перемололо, как в мясорубке, когда я подумала, что у него может быть другой ребенок от другой женщины, что он касался другой женщины, и, когда я это поняла, вдруг почувствовала, что он мне необходим. И что мне важно понять, что этот мужчина принадлежит мне, что он только мой и ничей другой.
— Мирон, люби меня! — кинулась я к нему, отрицая всю гордость, просто стирая ее в труху, потому что была неспособна больше бороться со своими чувствами.
— Нина, ты меня сводишь с ума, — удивился он, обнимая меня, но смотря с опаской. — Ты только что грозилась меня убить.
— А теперь я убью тебя, если ты не сделаешь меня своей. Я устала быть без тебя и тоже скучала эти полгода. Думала, что ты меня бросил, а ты, оказывается, не забывал.
— Нет, никогда не забывал, — стал он ласкать мои щеки, прижимая к себе всё ближе, глаза горели страстью, но не только, в них было гораздо более глубокое чувство, которое находило во мне отклик.
— Мы разоблачим твою жену, посадим их с отцом в тюрьму, но сначала оставим без гроша!
— Боже, какая ты кровожадная, — смеется он, обхватывая меня руками и снова неся в спальню, которая была вся в полном беспорядке с разбросанными по полу подушками и одеялом.
— Конечно кровожадная, — киваю, забираясь руками под футболку и гладя мускулистую спину своего мужчины. — Они же хотели убить тебя. Как твоя женщина, я должна с ними поквитаться.
— Значит, ты моя женщина? — спрашивает Мирон глубоким голосом, глядя мне прямо в глаза и заглядывая в самую душу.
— Твоя, даже не сомневайся.
Глава 27. Твой
— Нин, давай, может, полежим, телевизор посмотрим? Или пойдем на кухню? Ты переволновалась. А я не хочу пользоваться ситуацией… Я ж не баклан какой… — неожиданно смутившись, мой мужчина чешет голову.
Что за дела? Подбоченившись, обрушиваю на него праведный гнев:
— Издеваешься? Бирюков, ты отказываешь беременной женщине?!
— Я берегу свою беременную женщину, — парирует гад. — Вдруг я там что-то поврежу…
— Хм. А что это было на кухне? — спрашиваю с намеком, и к лицу приливает кровь от воспоминаний. Жутко хочется повторения, а Мирон вдруг стал стесняшкой-недотрогой. Как подменили.
— Могу повторить, — играет бровями этот невозможный мужчина.
О, ну слава богу, а я думала, снова чудеса метаморфоз будет демонстрировать.
— А я хочу пойти дальше… Ты не навредишь… — провокационно подмигиваю я ему.
Не знаю, что действует на Мирона, но он, усмехнувшись истинно мужской самодовольной улыбкой, подхватывает меня на руки и под мой заливистый визг несет в спальню. Нависает сверху, опираясь на руки, и смотрит, изучает, сияет победной улыбкой завоевателя.
Но побежденной или поверженной я себя не чувствую! За-во-е-ва-нной!
— Я буду нежным… — шепчет Мирон, склоняясь ниже и ловя мои губы в сладком, поглощающем все мысли поцелуе. Уходят тревоги, сомнения, недоверие. Остается единение душ и тел. И любовь.
— Любишь? — спрашиваю, положив пальцы на влажные губы. Мне очень надо убедиться, что я не одна это ощущаю. Что не только я влюбилась с первого взгляда окончательно и бесповоротно. И не разлюбила несмотря на то, что он бросил и исчез на время.
— Больше всего на свете. Вас обоих. — Страсть сменяется трепетом, когда Мирон поглаживает живот большой ладонью. В глазах непередаваемое выражение, а сам весь светится. — Люблю. А ты?
— Да, — единственное, что я могу сказать, зная, что это точка невозврата.
Больше я не буду брыкаться и сопротивляться. Разве что в качестве игры. Скучно с Бирюковым точно не будет, в этом нет сомнений, и бесить он меня не перестанет. Но другого я не хочу.
