Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1973 год
— Да я совсем не моряк! — сказал Эрнст Теодорович. — Я радист. Правда, работал радистом в разных условиях: и на земле, и на льдинах, даже в воздухе. Я ведь на «Цеппелине» летал. Помните, международный арктический рейс? Ну и в море, конечно, «Юшар», «Сибиряков»...
— Раз в море радистом плавали, значит, моряк, — уверенно сказал капитан «Георгия Седова» Борис Ефимович Ушаков.
— То добре, — заметил заглянувший в салон капитана аэролог Денисюк, которому предстояло завтра выгрузиться на остров Визе. — Я тоже в море никогда не плавал, а вот плыву.
— С комфортом плывешь, — усмехнулся Кренкель. — А вот у меня самые яркие воспоминания связаны с плаванием без комфорта... Корабль наш «Челюскин» прошел за одну навигацию весь Северный морской путь, что в былые времена считалось совершенно невозможным, и вошел в Берингов пролив. Справа — мыс Дежнева, слева — туманные горы Аляски. Как известно, до «Челюскина» здесь только ледокол «Сибиряков» прошел, да и то под парусами, я же их и ставить помогал. Признаться, мы на «Челюскине» тоже вошли в Берингов пролив под парусами, только паруса наши на этот раз были не брезентовые, как тогда у «Сибирякова», потерявшего гребной винт в торосах, а ледяные.
— Как это ледяные? — не понял Денисюк.
Аэролог был огромного роста и с трудом втискивался между привинченным столом и диваном. Лицо его из-за массивных желваков казалось прямоугольным и чем-то напоминало Эрнста Теодоровича. Но в отличие от Кренкеля он носил щетинистые усы и щурился.
— Ледяные,— подтвердил Кренкель. — Размером от берега до берега, от Азии до Америки. Нельзя сказать, чтобы мы ловко управлялись с эдакими «парусами», то есть с ледяным полем, которое нас тащило. Мы надеялись, что на дрейфующем поле, как на белом коне, въедем через Берингов пролив и Берингово море в рай Охотского. Да, человек предполагает, а ветер, хоть и не бог и не красавица, располагает. В самый неподходящий момент он переменил направление и потащил наше ледяное поле вместе с вмерзшей в него скорлупкой «Челюскина» назад в Ледовитый океан, в Чукотское море... Что дальше было, сами знаете.
— То не добре. А как же все случилось? — допытывался Денисюк.
— На нашем «Челюскине» пожар приключился перед гибелью, прямо как на «Титанике»...
— Пожар? — изумился Денисюк.
— Самовозгорание угля, еще до льдов... Всем нам тогда в трюме побывать пришлось. Аврал! Перелопачивали, проветривали... Вонь, угар... Невольно вспоминаются четыре кочегара, которых в бункере «Титаника» заперли, чтобы в пассажирских салонах спокойствие сохранить. Так и сохранили его в шуме веселья до самого столкновения со льдом. Они с горой столкнулись, а мы в равнину влезли.
На беду, наше поле, в которое вмерзли, треснуло. И пошла одна половина на другую, как стенка на стенку в старинных кулачных боях. А «Челюскин» между ними. Наши руководители — Отто Юльевич Шмидт и капитан Воронин предвидели возможную катастрофу «Челюскина». И составили аварийное расписание. Грузы были заранее вынесены на палубу. Надеялись, что обойдется. Да не вышло! Я сам видел, перегнувшись через реллинги, как стал борт корабля выпучиваться, словно картонный. И будто затрещали пулеметные очереди — это заклепки рвались. Корабль стонал, кряхтел, а нутро его — наружу. На лед полетели книги, подушки, даже сапожные щетки. Все это на снегу выглядело нелепо. Мое дело — по радио оповестить о случившемся, а электрического тока в рубке нет. Помчался сломя голову по трапам к резервному дизельку. Тот на месте стоит, а около него на колени опустился моторист. Думаю, запустить его хочет, а он богу молитвы возносит, помощь просит, поскольку у него дома чада остались. Дизелек оказался разобранным. Машинное отделение напоминало Сандуновские бани с бассейном; вверху пар, внизу вода...
— Не моторист — труха, — заявил старший механик Карташов, с интересом слушавший Кренкеля.
— Труха тоже среди нас была, — заметил Эрнст Теодорович, — только в малой пропорции, не то не выдержали бы.
— Как же вы без резервного дизеля? — спросил старший механик «Седова».
— На аккумуляторах аварийную связь наладили. Сообщил не только то, что, мол, тонем, а и как выгрузка идет на лед. Правда, сам я в замерзшее стекло ни черта не видел, да мне через открытую дверь кричали, что происходит. Тонул «Челюскин» рывками. Льдина пропорола ему борт и вошла внутрь судна. Так он на ней и висел, как шашлык на шампуре. Временами корабль весь содрогался. И опускался носом под лед. Покатились по моему столу карандаши. «Ну, — думаю, — амба, закрывай лавочку» Тут принялись мы (славная у меня аварийная команда была, загляденье!) наше радистское хозяйство на лед выгружать. Я скорее боялся потерять какую-нибудь малость, чем утонуть... На палубе сами собой бочки прыгают, а аккумуляторы чертовски тяжелые. И когда изобретатели в них свинец заменят?
Ну а дальше уже не морская, а скорее воздушная героическая эпопея пошла. Работали мы на льду с допотопной искровой радиостанцией, от которой в эфире вроде одни помехи. Так на этих «помехах» связь и держали, пока летчики в течение месяца не вывезли более ста человек из лагеря Шмидта. Радистам привелось последними улетать с дрейфующей льдины вместе с доставленными туда на всякий случай собаками. Славные были собаченции! Мы о них грелись. Печки живые!
— Эх, завидую я вам, Эрнст Теодорович! Дюже завидую, — крякнул Денисюк и поднялся. — Как-то мы выгрузимся завтра?
Наутро у острова Визе, где Денисюк должен был работать аэрологом, разгулялся страшный прибой. Из-за позднего времени года «Георгий Седов» не мог здесь задерживаться. Льды грозили преградить ему обратный путь. Капитан Борис Ефимович и Эрнст Теодорович, посовещавшись, решили изменить своей обычной осторожности и начать выгрузку во время прибоя.
Что делалось на берегу, я не знал. Я лишь видел людей, возвращавшихся на пустых кунгасах. На моряках не было сухой нитки, а вода ледяная. Они грелись разбавленным спиртом. Некоторые ящики им пришлось вылавливать у берега из воды. Выгрузка велась и днем и ночью.
Капитан не знал, удастся ли ему выбросить на берег все грузы для полярной станции Визе, и установил очередность. Сначала — продовольствие и топливо. В последнюю очередь — водородные баллоны.
Вот тут и начались неприятности для аэролога Денисюка. Баллоны казались ему самым важным грузом. Без них он не сможет наполнять водородом шарики, чтобы выпускать их в небо. Наблюдая за их полетом на разной высоте, он должен определять скорость и направление ветра.
Денисюк категорически отказался съехать на берег без баллонов. Я видел, как он, огромный, неуклюжий, мрачно слонялся по палубе, глядя на далекий остров, пустынный и плоский, с одиноким домиком, который уже начало заносить снегом. На широком лице аэролога застыло выражение страдания.
Отправлялся Денисюк на остров с последним рейсом катера, буксировавшего кунгас с его «драгоценными» баллонами.
Повел катер третий штурман Иван Васильевич Нетаев. Вместо измученного моториста, работавшего двое суток без сна, с Нетаевым в этот рейс отправился старший механик корабля Карташов.
Я понял, какое значение придает капитан этому рейсу, послав своих помощников.
Когда катер, буксируя кунгас с водородными баллонами, отошел от корабля, налетел снежный заряд. Незаметно он перешел в пургу. Катер исчез в пелене. У всех худо стало на душе. Видимость кончалась прямо у борта корабля. Даже вершины мачт скрылись. Остров пропал. Все тревожно прислушивались к замиравшему стуку дизелька катера.
Наконец стук замер.
И вот уже полтора часа не слышно катера ни на корабле, ни на острове, с которым установлена радиосвязь. Катер не дошел до берега и не вернулся обратно. Как выяснилось позднее, дизель на катере заглох, когда Иван Васильевич уже видел ориентир — костер, разложенный на берегу.
— Что случилось? — крикнул из рубки Нетаев, наклонившись к переговорной трубе.
— Сейчас запущу, — отозвался механик. Был Карташов пожилым и удивительно спокойным моряком. В тесном машинном отделении он склонился над дизелем.
Дизель запускают не заводной ручкой, а сжатым воздухом, впуская его в цилиндры. Баллон со сжатым воздухом лежал на специальной подставке, чтобы не перекатываться при крене катера. Катер потерял ход. Его валило с боку на бок, било волнами.
Механик соединил шлангом баллон с дизелем и повернул кран дроссельного клапана, снижающего давление сжатого воздуха. Стрелка манометра на баллоне дрогнула. Сжатый воздух ринулся в цилиндры.
Карташов дал топливо — вспышка! Еще вспышка! Дизель застучал. Перестал. Опять застучал... И заглох.
— Форсунка засорилась! Надо прочистить! — уверенно крикнул Карташов в переговорную трубу.
Штурман тщетно старался поставить катер против волны. Огонь на берегу быстро удалялся. Ветер и течение несли катер в открытое море. Иван Васильевич посмотрел на компас, стараясь хоть приблизительно определить направление своего вынужденного курса. Цепляясь за поручни на машинной надстройке, штурман прошел на корму. Карташова он не торопил. Он во всем доверялся этому опытному человеку. Вспомнил рассказ Кренкеля о молившемся мотористе и мысленно усмехнулся.
