Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1989 год
Аносов все правильно рассчитал, и действительно с начала 1868 года начала вести добычу золота Верхнеамурская компания Бенардаки и Аносова.
Сделавшись капиталистом, совладельцем приисков, Николай Павлович Аносов не утратил свой искательский дух. Многочисленные заботы нового дела держат его отныне в Санкт-Петербурге, не позволяя самому вести поиск. Но геологические карты им уже составлены и новые маршруты определены. Средства компании позволяют, и в поиск отправляется партия, которой руководит его брат — Павел Аносов. Цель — обследовать верховья Зеи и Селемджи. И хотя места эти в более чем полутысяче верст от приисков на Ольдое, Николай Павлович убежден — будет и там удача. Ведь точно такая же геология: соприкосновение гранитов и сланцев, секущий их хребет и множество ручьев и речушек, берущих на нем начало.
Руководствуясь точными инструкциями брата, Павел Павлович Аносов без задержек следует в указанные места. Он открывает обширную свиту россыпей, на которой с 1873 года уже ведет добычу Средне-Амурская компания, основанная теми же Бенардаки и Аносовым.
Базовый поселок промыслов был назван Златоустовск — помнили Аносовы родовое гнездо.
Казалось бы, Николай Павлович Аносов мог бы уже и угомониться. Богат, славен — что же еще надо?! Но Аносов не приучен просто стричь купоны. Он настаивает на продолжении поисков. Он утверждает: необходимо снаряжать новые партии и для дальнейшего изучения края, и для поиска новых россыпей — создавать резервный фонд запасов для поддержания уровня добычи. Подход дальновидного рачительного хозяина.
Однако поиски в тех местах стоят дорого. Истратив более двухсот тысяч рублей за четыре года на снаряжение поисковых партий, правление компании порешило — все, будет. На отдаленные разведки на 1875 год не выделим ни копейки. Не хватает денег на изучение уже открытых россыпей.
Напрасно Аносов убеждал своих компаньонов — нельзя жить только ближайшей перспективой, надо строить жизнь основательнее. Ему говорили: сначала освой то, что есть. Позаботься о синице в руках. А эти журавли в небе — не для серьезных деловых людей. Ему тыкали в нос — смотри, другие вот тоже снаряжали партии, хорохорились, а теперь, ничего не найдя, бегут с Амура. Нет здесь больше ничего хорошего, все доброе уже подмели.
На правлении победили оппоненты Аносова. Денег на продолжение поисков не дали. Но его, если он в чем-либо был убежден, разве так просто остановить?! Он уже не раз это доказывал. Вновь начинает он искать человека, способного поверить его интуиции и удаче.
И находит!
В 1875 году Аносов снаряжает-таки партию. Руководить ею приглашается горный инженер В. Н. Набоков. Аносов тщательно разрабатывает его маршрут — на узел гор в Хинганском хребте, в ту же геологическую обстановку, что и в зоне россыпей Средне-Амурской компании, только двумястами верст юго-восточнее.
Набрав вожаков из якут и орочей, Набоков добрался со своей партией до первых указанных Аносовым притоков реки Ниман и стал их шурфовать. Первые шурфы не показали богатого металла, и Набоков решил переместить партию немного севернее. Проводники наотрез отказались следовать туда. Они утверждали: в те края ни один их соплеменник не забирался, и они не пойдут. Знакомая история. Также в свое время местные проводники не хотели вести в непроходимые дебри и партии самого Аносова..
Набоков решился идти дальше. Он верил Аносову. И не прогадал.
Вскоре один из отрядов его партии, добравшийся до правых притоков реки Нимана, сообщает долгожданное: пошло хорошее золото. Первому оно объявилось бывалому промывальщику, и во сне, наверное, не расстававшемуся с промывальным инструментом. Тот пошел после трудного перехода искупаться в привольной речке. А ковшик с собой прихватил. Сам окунулся — и ковшиком загребнул. Тут-то золото ему и блеснуло.
Разведка шла столь успешно, что на исходе того же года Аносов основывает, совместно с И. Ф. Базилевским, Ниманскую компанию для разработки вновь открытых россыпей. Этим Аносов отметил свое сорокалетие.
Ниманские открытия его последнее дело как разведчика. Вся дальнейшая деятельность Аносова в Амурском крае направлена уже на обжитие этих отдаленных мест. Но поколения геологов, работавших на золото после Аносова, учились у него подлинно научному, профессиональному подходу к поиску, выработке правильной методики и последовательности в исследованиях. В этом непреходящая ценность его трудов. Но не только в этом. Николай Павлович был убежденным сторонником внедрения передовой техники на золотых промыслах, облегчения труда старателей. Он ездил во Францию и с тамошними инженерами обстоятельно обсуждал новейшие способы разработки россыпей. Лучшие заводы Бельгии, Швеции, Англии изготовляли для Амурских промыслов локомобили, станки, передвижную железную дорогу. Все это немедленно доставлялось морем — из Гамбурга, через Суэц, Индийский океан, по Амуру — до Благовещенска и оттуда на склады Набокова на Селемдже.
Но заказать и доставить новую технику оказалось намного легче, нежели внедрить ее в работу. Заграничные станки и вагоны были поначалу свалены на склады и объявлены неудобными. Только энергия и упорство Аносова смогли заставить запустить приобретенное в работу. И только когда пески с речных долин повезли на фабрику не лошадьми, а железнодорожными вагонами и промывка стала вестись не вручную, а на высокопроизводительных машинах, когда выход золота стал намного больше, а затраты уменьшились, только тогда нововведения Аносова признали местные управители работ.
Нельзя сказать, что правительство не оценило труды горного инженера Аносова. За разведку россыпей Амура он был пожалован орденом Святого Владимира, правда, 4-й степени. И званием камер-юнкера.
Живя в Санкт-Петербурге, Аносов много сделал для обездоленных детей. За большие пожертвования он был удостоен звания почетного члена многих детских приютов, в частности, почетного члена детского приюта принца Ольденбургского, что очень высоко ценила русская общественность. И даже правительство. За приметный вклад в улучшение жизни сирот Аносову пожаловали орден Святой Анны 2-й степени.
Умер Николай Павлович Аносов 17 сентября 1890 года.
Выпестованные Уралом первопроходцы открывали золото не только на Алтае, в Сибири, на Дальнем Востоке, но и в Венгрии, Персии, Египте... Исполать им за их труды.
Лев Сонин
Грэм Грин. Третий
Продолжение. Начало см. в № 9.
Окончив фразу, Мартинс понял, что его необдуманное заявление оставило Курца равнодушным. Не маскировался ли он сдержанностью и спокойствием? Руки преступника не обязательно дрожат — только в книгах выроненный стакан говорит о волнении. Напряжение гораздо чаще проявляется в нарочитых действиях. Курц допивает кофе с таким видом, будто ничего не было сказано.
— Что ж,— он отпил еще глоток,— я, конечно, желаю вам удачи, хотя, по-моему, искать тут нечего. Если будет нужда в какой-то помощи, скажите.
— Мне нужен адрес Кулера.
— Да-да. Сейчас напишу. Вот, пожалуйста. Это в американской зоне.
— А ваш?
— Написан ниже. Это в советской.
Курц поднялся с хорошо поставленной венской улыбкой; изящные, словно подведенные тонкой кистью, морщинки в уголках глаз и губ придавали ему обаяние.
— Держите со мной связь, и если понадобится помощь... Но все же я думаю, что это совершенно напрасная затея.— Он взял со стола «Одинокого всадника».— Очень горжусь знакомством с вами. С мастером интриги,— и одной рукой поправил парик, а другой, легко проведя по губам, бесследно стер улыбку.
5
Мартинс сидел на жестком стуле у служебного входа в театр «Йозефштадт». После утреннего спектакля он послал Анне Шмидт свою визитную карточку, приписав к ней: «друг Гарри». То в одном, то в другом из расположенных аркадой окошек с кружевными занавесками гас свет — актеры расходились по домам подкрепиться перед вечерним спектаклем кофе без сахара и булочкой без масла. Все это казалось кинодекорацией улочки в съемочном павильоне, но и на этой улочке даже в теплом пальто было холодно, поэтому Мартинс поднялся и стал расхаживать под окошками взад-вперед. По его словам, он чувствовал себя как Ромео, не знающий балкона Джульетты.
Время поразмыслить у него было: он уже угомонился, теперь в нем преобладал Мартинс, а не Ролло. Когда в одном из окошек погас свет и актриса спустилась в коридор, он даже не взглянул на нее. С инцидентами было покончено. Он думал: «Курц был прав. Полиция знает свое дело. Я веду себя как романтичный болван. Вот только скажу Анне Шмидт несколько слов, выражу соболезнование, а потом соберусь и уеду». О мистере Крэббине он забыл напрочь.
