Развестись нельзя мириться - Ольга Белозубова
Жаль, что приедем до обидного быстро, не успею насладиться близостью ее тела и тонким ароматом. От нее пахло… яблоком. «Интересно, это гель для душа или духи?»
И вдруг она повернулась ко мне и спросила:
— Куда мы все-таки едем? — И улыбнулась мне. Просто так.
Я вдохнул, до остатка вбирая эту улыбку, и лишь через несколько секунд выдохнул.
— На мыс Сен-Жан-Кап-Ферра. Посетим виллу Эфрусси-де-Ротшильд.
Увидев немой вопрос в ее глазах, поспешил ответить:
— Да, тех самых Ротшильдов. Виллу построила дочь Ротшильда после его смерти. Сейчас эта вилла — музей. Но я везу вас туда совсем не для того, чтобы вы увидели само здание. Внутрь мы не пойдем. Там ждет нечто другое.
Алина приподняла бровь и закусила губу, а потом кивнула и повернулась к окну, рассматривая вид за окном авто.
Опустив взгляд, я заметил, с какой силой она вцепилась в свою сумочку. Нервничает. Или… боится?
Я украдкой снова на нее посмотрел. Нет, вроде бы просто нервничает. Что ж, взаимно. Кто бы мог подумать, что буду себя чувствовать, словно очкарик, которому выпала честь пойти на свидание с первой красавицей класса?
Теперь главное — не упасть в грязь лицом. Всё должно пройти идеально. Не могу себе позволить ошибиться. Не в этот раз. Ведь таких, как она, больше нет. А я искал, долго искал!
Вскоре мы вышли из машины, и я жестом пригласил Алину пройти на территорию.
— А где посетители? — повернулась она ко мне.
— Музей открыт до шести вечера.
— Но уже десять минут седьмого. Нас не выгонят? — округлила глаза Алина.
«Мое красивое наивное Яблочко… За ту сумму, что пришлось „пожертвовать“, не просто пустят, а будут встречать с распростертыми объятиями», — подумал я, но вслух сказал другое:
— Не берите в голову, сейчас музей работает только для нас. Лучше скажите, с чего начнем? Вилла окружена четырьмя гектарами садов.
В этот момент Алина даже рот приоткрыла, да так и застыла.
— Испанский, флорентийский, японский, экзотический… Сверский, с которого видно бухту Вильфранш. Провансальский, французский и даже каменный. Без розария, конечно, тоже не обошлось.
Кажется, Алина и правда потеряла дар речи.
— Вы гадаете, зачем мы тут? Я решил, что, раз делаете сахарные цветы, то вам будет интересно вдохновиться местной флорой.
И понял: угадал. Мое Яблочко словно засияла.
Начали мы со Сверского сада — Алина хотела посмотреть на бухту Вильфранш.
«Значит, второй сюрприз понравится ей не меньше».
Я не понимал, зачем было так тщательно всё рассматривать, но Алина носилась от цветка к цветку, восклицала, радовалась как ребенок, всплескивала руками:
— Нет, вы представляете, какие тонкие лепестки? Только посмотрите, какая прелесть!
И я смотрел. На нее.
Через некоторое время и сотню снимков цветов я подметил, что Алина устала.
— Вы не голодны? — спросил я.
— Если честно, зверски проголодалась! — воскликнула она и прикрыла рот ладошкой. — Ой, простите!
— Не нужно извиняться, мне нравится ваша открытость и непосредственность. Что ж, едем ужинать, раз прекрасная дама этого желает.
***Похоже, я вошел во вкус. Меня невероятно заводило выражение искреннего удовольствия и удивления на лице Алины.
Когда мы в очередной раз вышли из машины, мое Яблочко повернулась ко мне и посмотрела так, словно не верила, что это всё реальность.
Ресторан Le Plongeoir[3] оправдывал свое название и впечатление, которое производил на тех, кто видел его в первый раз.
Заведение стояло на скале, с трех сторон окруженной морем, и состояло из двух частей: первая — внутренний первый этаж и открытый второй. На вторую часть, что стояла на отдельной скале, вел мостик.
Туда-то мы и отправились. Обычно там многолюдно, но сегодня эта беседка работала только для нас. За очередной спонсорский взнос, разумеется.
И именно в этой части ресторана находились три трамплина.
Когда мы шли к мостику, мимо скользнул, слегка задев меня, молодой официант с парой прыщей на лбу. Я обернулся, собираясь его приструнить, но тут увидел, что на парня и так тут же накинулся явно старший по званию, ругая за нерасторопность и опрокинутый поднос с бокалами.
«Сколько тебя ждать?! Шевелись быстрее. На, держи, — процедила мать сквозь зубы и протянула мне какую-то большую коробку, — и только попробуй урони. Знаю я твои руки-крюки. — Она окатила меня и мое лицо в прыщах презрительным взглядом. — И сделай уже что-нибудь со своим лицом, смотреть противно».
«Черт побери, мне тридцать, я давно не прыщавый подросток. Когда уже эти воспоминания прекратят меня терзать? — И зарычал про себя: — Нет уж, тебе не удастся испортить этот вечер. Пошла вон из моей головы!»
Как ни странно, воспоминание испарилось.
Мы прошли через мостик, и я устроил Алину лицом к морю, чтобы она могла наслаждаться видом, а сам сел напротив.
— Алина, хочу извиниться перед вами.
— За что? — вскинула брови она.
— За то, что не удержал тогда, на яхте. Что повел туда, где низкие бортики. И за вино тоже.
— Ну… всё закончилось хорошо, кроме того, вы же не могли знать, что я умудрюсь напиться двумя бокалами вина.
Она не злилась на меня и не винила. «Это хорошо…»
Я старался контролировать себя и не задавать слишком много вопросов — еще будет время. Всё равно узнал и о ее родителях, и о работе. Правда, темы развода она старательно избегала и напряглась, когда попытался спросить о браке.
Пришлось на ходу менять коней: я начал рассказывать о странах, которые посетил, и Алина расслабилась.
— Извините, отлучусь на минутку, — вскоре сказала она и
