Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2011, № 02
Вот старый магазинчик, я бывал здесь — дверь приоткрыта на прилавке иней, словно налет сахарной пудры. Ресторанчик на углу совершенно пуст — беда случилась утром, когда он еще был закрыт. У обочины обросший инеем минивэн, одним колесом на бордюре. Окно приоткрыто, и я вижу на заднем сидении девочку, ее косички навсегда замерли антеннками, она улыбается, глаза удивленные, круглые. Не успела испугаться — сброс температуры случился мгновенно, и девочка застыла, как застывает с поднятым хвостом живой тунец в морозильной камере. На водительском сидении молодая женщина. Едва я встречаюсь с ней взглядом, останавливаюсь, замираю, не дыша.
Ее глаза… два синих озера… две светлые галактики…
Прихожу в себя от писка автоматики. Температура внутри костюма резко понижается — когда я хожу, то грею сам себя, с источниками питания в мертвом мире сложно. И автоматика толкает меня дальше. Десяток шагов — и разворачиваюсь, мне хочется посмотреть на нее еще, но едва сквозь стекло автомобиля вижу собранные в пучок светлые волосы, совладать с собой не могу — так страшно увидеть ее снова, увидеть мертвой. И я топчусь на месте, словно заводной слоненок.
Это Эвелина Гудмен, мы жили по соседству, и я был влюблен в нее. Давно, еще в школе. Я посвящал ей стихи.
«Ее глаза — два синих озера,Две светлые галактики»…
Она так и не узнала, что я ее любил. Год назад я видел ее случайно из автобуса и потом бредил вечер и всю ночь, всколыхнулось забытое, заболело, и я, побрившись утром, подрагивая от страха, с букетом незабудок пошел в ее дом. Дверь открыла толстая афроамериканка, посмотрела сочувствующе черными глазами и сказала, что семейство Гудменов давно здесь не живет.
В тот вечер я первый раз напился.
Пискнула автоматика, моргнул малиновый индикатор на стекле шлема — сердцебиение за пределами допустимой нормы. Глубоко вдохнул… выдохнул… вдохнул и поперхнулся воздухом от простой и ясной мысли: я ведь все время думал, что именно она будет той самой единственной оставшейся в живых. Глупо и смешно, только я представлял именно ее, Эвелину, в брючном, бирюзовом облегающем ее великолепную античную фигуру костюме, ее светлые, уложенные, как обычно, в пучок волосы. В разных вариантах представлял: поначалу в интерьерах гостиных, потом, когда удостоверился, что в домах живых остаться не могло, мне казалось, что мы встретимся в одном из теплых сухих подвалов. Даже в грязных коллекторах остывающих теплоцентралей, где меня встречали единственные теперь земные животные — полчища крыс. Везде представлялась мне она, два синих озера, две светлые галактики, заметившие меня, наконец. И узкая ладонь, протянутая мне навстречу…
Индикатор заморгал, скрывая от взгляда ее голову, застывшую твердо, словно она еще продолжала вглядываться вдоль улицы в поисках удобной парковки, и я отвернулся, пошел сверкающим тротуаром, похрустывая звенящими кристаллами льда.
Девочка с косичками — наверное, ее дочь. Они умерли одновременно с шестью миллиардами семьюстами миллионами жителей планеты, когда выброс энергии при столкновении летящих со скоростью света частиц материи отшвырнул Землю с ее орбиты в космос, словно пинок гигантского футболиста — мяч.
Я один знал, к каким последствиям может привести этот эксперимент. Я с точностью до сотни километров рассчитал удаление Земли от Солнца в случае катастрофы. Надо мной посмеялись. Надо же, каков гений, юнец, младший инженер адронной группы! Он смеет указывать Нобелевским лауреатам! Они находили мои расчеты «модели поведения вращающегося тела с жидким ядром при воздействии внешнего удара» весьма забавными, смеялись в лицо и не стеснялись скабрезных шуточек.
За день до эксперимента я вывел из строя электромагниты Бернской станции. Меня поймали там же, передали полиции, ускоренно уволили, объявили сумасшедшим. Потому двери газет и телекомпаний для меня закрылись — кому интересно иметь дело с чокнутым?
Вывешенные в Интернет расчеты и призыв отменить опасный эксперимент игнорировались. Бернские электромагниты были восстановлены и оглашена новая дата эксперимента.
В отчаянии я бродил по улицам, призывая людей запасаться горючим и едой, уходить в подвалы, собирать теплую одежду. Меня не слышали, обходили стороной, полицейские заинтересовались моими плакатами по-своему — сдали в психлечебницу. На осмотре я взбеленился, плевался во врачей, называл их мертвецами, грозился, что если они не выпустят меня сейчас же и не отведут к Президенту, их семьи погибнут…
В одиночке с мягкими стенами и жесткой кроватью без матраца я хотел повеситься. Припрятал жгуты, которыми связывают буйных, оставленные опрометчиво как-то санитарами, ждал вечера, чтобы никто мне не помешал. И от нечего делать, уверившись в скором решении своей жизни, я начал считать. Цифры всегда успокаивали меня. Мне показалась тогда забавной задача подсчитать, сколько же человек может остаться в живых во вселенской катастрофе, если мгновенно внешняя среда станет враждебной. Результаты изумили меня. Настолько, что я отдал жгуты на следующее утро при обходе врачам, демонстрируя свою лояльность.
Через неделю, всего за два дня до пуска частиц в ускоритель, меня выписали из лечебницы. Я успел сделать этот костюм и оборудовать себе подобие бункера в подвале гаража.
И теперь ежедневно я обхожу мертвый город. Ведь в мире осталось еще две тысячи сто восемьдесят семь человек. И одна из них здесь. Ей до тридцати, у нее светлые волосы.
И я ее найду.
ЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИ
Павел Амнуэль
МУДРОСТЬ ПРОТИВ РАЗУМА
Три года назад в Москве прошел IV Российский философский конгресс «Философия и будущее цивилизации». В МГУ собрались сотни ученых. Количество принятых к публикации тезисов превысило тысячу, и их пришлось распределить по пяти внушительной толщины томам, вышедшим из печати в день начала работы Конгресса.
Есть там и тезисы моего доклада на тему «Фантастика и эвереттика». Эвереттика — наука о многомирии — в последние годы стала (во всяком случае, на Западе) популярной дисциплиной, ею интересуются и ее разрабатывают физики и философы, будущее человечества прямо зависит от эвереттических идей, размышлений и выводов о том, по какой из ветвей Мультиверсума будет развиваться человечество.
В России, однако, эвереттика еще не входит в число официально признанных наукой дисциплин. К счастью, и к лженауке (паранауке) эвереттику тоже не причислили, иначе мой доклад попал бы в материалы коллоквиума «Наука и паранаука», состоявшегося в рамках Конгресса.
Открыл работу Конгресса ректор МГУ, академик РАН Виктор Антонович Садовничий, прочитавший доклад на тему «Знание и мудрость в глобализирующемся мире». Мир, как известно, глобализируется, количество знаний растет, а вот мудрости у человечества что-то не прибавляется. Да и не может пока человечество быть мудрым — по очень простой причине, которую легко понять, внимательно прочитав доклад В. А. Садовничего. Ибо что такое мудрость и чем она отличается от знания?
«В отличие от знания, образованности, информативности, — утверждает академик В. А. Садовничий, — мудрость в моем понимании — это способность принимать и усваивать опыт жизни предыдущих поколений. Без этого невозможно развитие науки и культуры, а значит, и цивилизации. Но прошлый опыт мы не должны принимать как догму, как безжизненный абсолют. Его нужно усваивать творчески и критически. Наука только так и может развиваться».
«Я отмечу еще одно различие, которое лежит между „знанием“ и „мудростью“, — продолжал он. — Научное знание как таковое интернационально. Оно одинаково для всех стран и народов. Мудрость, как мне кажется, наоборот, глубоко национальна. Она включена в афоризмы, пословицы, поговорки, сказки и носит преимущественно нравственное, этическое, ценностное содержание. Поэтому нередко к, казалось бы, внешне одним и тем же жизненным ситуациям, к одному и тому же жизненному опыту люди, принадлежащие к разным этносам, относятся существенно по-разному.
Чем такое различие можно было бы объяснить? Думаю, двумя обстоятельствами. Первое. Мудрость — это разговор о жизни, о ее смысле. А жизнь у всех народов разная. Второе. Родной язык, на котором этот разговор о жизни ведется, — его внутренняя музыка. Все это часто плохо воспринимается чужим ухом. „Ни прозвание, ни вероисповедание, ни самая кровь предков не делают человека принадлежностью той или другой народности. Кто и на каком языке думает, тот тому народу и принадлежит“. Эти слова принадлежат Владимиру Ивановичу Далю — создателю „Толкового словаря живого великорусского языка“ и медику по образованию».
Я привел эту длинную цитату, чтобы подтвердить собственный тезис о том, что человечество в целом обретет мудрость еще очень не скоро: для этого не у каждого из сотен народов, а у всего человечества должен возникнуть общий «опыт предыдущих поколений». Нации, создающие каждая собственную мудрость, должны исчезнуть, на их месте возникнет единое человечество, которое, опять же, не станет мудрым до тех пор, пока десятки поколений не отшлифуют общечеловеческий жизненный опыт, умение жить в единой семье «человеческого общежития». Легко представить себе, как много времени должно для этого пройти. Скорее всего, человечество не станет мудрым никогда — потому что не видно нынче, чтобы хотя бы одна нация пожелала избавиться от самоидентификации в пользу космополитизма. Напротив, даже в объединенной Европе нации не стремятся слиться в одну европейскую национальную семью, и различие между немцем и французом, испанцем и чехом не становится менее ощутимым от того, что все эти народы существуют в едином экономическом и технологическом пространстве.
