Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1986 год
Откуда было Розе знать, что он уже давно находится «под колпаком» не только собственного ведомства по охране конституции, но и американцев, а его письмо СНД, прежде чем отправиться в Лондон, с гамбургского почтамта было доставлено в таинственный особняк на Виллиштрассе, где разместился «информационный центр» БНД. Там с помощью инфракрасных лучей его скопировали, даже не вскрывая конверта, и включили в сводку для американских спецслужб.
— В «лагеря мира» можно подбрасывать маленькие капсулы, наполненные специальным составом с отвратительным запахом. Стоит ему проесть оболочку, и находиться поблизости становится невозможно. Кстати, в Гринэм-Коммон американцы уже опробовали эти штуки. Потом на месте митинга агенты могут рассыпать мелкий прозрачный порошок. Поднимаясь из-под ног вместе с пылью, он действует как слезоточивый газ. Есть еще самовоспламеняющиеся таблетки, дающие большое количество удушливого дыма. В пищу можно подмешивать вещество без вкуса и запаха. Несколько капель достаточно, чтобы человек потерял контроль над собой и начал безостановочно молоть чепуху. Короче, научно-техническое управление ЦРУ на новинки не скупится. Всю их дьявольскую кухню не знают, пожалуй, и в отделе Ф-4 нашей контрразведки, который работает против Си-эн-ди,— подвел итог Тим Портер, активист молодежной секции, дежуривший в лондонской штаб-квартире Движения за ядерное разоружение.
От него Вернер услышал много интересного и... страшного. Так, некоторое время назад при таинственных обстоятельствах была убита активистка антиядерного движения Хильда Муррел. За несколько месяцев до этого на вересковой пустоши в Шотландии обнаружили тело известного противника ядерного оружия Уильяма Маккре. И это не считая того, что телефоны активистов СНД по всей стране постоянно прослушиваются, их всячески терроризируют, а в домах производят негласные обыски. По словам Портера, такие случаи стали настолько частыми, что даже получили официальное название — «политически мотивированные налеты».
Но вот относительно главного, «странных болезней», ради чего, собственно, Розе приехал в Лондон, его собеседник ничего сообщить не мог. Значит, нужно ехать в Гринэм-Коммон...
Сознание возвращалось медленно, словно толчками. Первой мыслью было, что он все-таки жив, раз чувствует, как ужасно болит голова. Память нарисовала обледенелое шоссе и блондинку в ярком свете фар. Кажется, он хотел помочь ей. Что же произошло потом? Увы, как Розе ни старался, больше ничего вспомнить не смог.
Зато теперь Вернер отчетливо осознал, что лежит на жесткой кушетке в темной комнате. Судя по полоске света, пробивавшейся из-под двери, стояла ночь. Вопрос только какая: та же самая или нет? А главное — где он?
За дверью послышались голоса, и Розе напряг слух:
— ...Еще раз повторяю, Ларвик: никакой самодеятельности. Об операции сообщено в Лэнгли. Эта важная птица залетела сюда с Рейна. Скорее всего советский агент. В десять приедет шеф и займется им. А пока он остается под вашей опекой. Не беспокойтесь, хлопот не доставит. Будет спать до утра, как младенец.
— Слушаюсь, сэр.
Голоса затихли. Вернер вскочил было с кушетки, но тут же едва не грохнулся на пол — так вдруг закружилась голова. Осторожно он сделал несколько шагов к двери и потянул ее на себя. Дверь приоткрылась. За ней был обычный кабинет с книжными шкафами и письменным столом. Немного поколебавшись, Розе пересек комнату, приник к другой двери, прислушался. Голоса звучали чуть слышно, и он рискнул приоткрыть ее. Оказалось, что она вела на маленькую галерею с резной балюстрадой, сквозь которую внизу был виден холл, где стоял хозяин дома, только что проводивший своего гостя. Но вот Ларвик сунул правую руку под пиджак, очевидно, поправляя кобуру, и, насвистывая, направился к ведущей наверх лестнице. Что делать?
Вернер обежал взглядом кабинет. Ничего, что можно было бы использовать как оружие. Он распахнул дверь в комнату с кушеткой: она была пуста, если не считать его ложа и табуретки с тонкими ножками. Видимо, хозяева конспиративной квартиры редко пользовались этим помещением и поэтому не потрудились хоть как-то обставить его.
«Придется обходиться тем, что есть»,— подумал Розе, притворяя дверь.
Дальше все происходило, как в плохом кино. Ничего не подозревающий охранник возникает в освещенном прямоугольнике дверей и тянется к выключателю. В следующее мгновение табуретка с треском опускается ему на голову. Тот шатается, затем сползает по стене. Не спуская с него глаз, Вернер отступает к окну и срывает штору. Скрутив ткань в некое подобие веревки, он туго связывает руки и ноги Ларвика.
Теперь нужно побыстрее выбраться из этой западни. Розе проверил свои карманы. Вроде бы все на месте.
В холле Вернер поспешно сдернул с вешалки свою зимнюю куртку и открыл входную дверь. Приближался рассвет. В холодном полумраке сыпала снежная крупа, уже успевшая покрыть белым чехлом стоявшую у подъезда малолитражку. Значит, ее тоже пригнали сюда. Прекрасно. Проблема транспорта решалась сама собой: ключ торчал в гнезде зажигания.
Он сразу рванул машину с места. Это напоминало езду по стиральной доске, поскольку грунтовая дорога, петлявшая между голыми холмами, казалось, вся состояла из выбоин. Миль через десять она привела к шоссе. В первом же городишке — Вернер не разглядел на щите его название — он нашел полицейский участок. Жаловаться на похитителей из ЦРУ — кто бы ему поверил? Поэтому Розе лишь выяснил у сонного дежурного кратчайший маршрут до Ньюбери. А уж оттуда до Гринэм-Коммон рукой подать.
По материалам иностранной печати подготовил С. Милин
Лихорадка Серра Пелады
Разгульный город Мараба
Все началось с яйца — из самородного золота. Именно с него пошел прииск Серра Пелада — самый большой, как считают бразильцы, прииск в мире,— а потом и целый переворот в мировой торговле золотом.
В жизни Жозе да Силвы, который нашел этот самородок, тоже произошли большие перемены, хотя он сейчас живет в такой же мазанке, как и семь лет назад, когда еще был пастухом. Но теперь Жозе окружает легенда, слава первооткрывателя и безмерное уважение соседей в пыльной и грязной фавеле Примавера — «Весна»,— что на окраине Марабы. У него есть свой участок в Серра Пеладе размером в шесть квадратных метров. И память о золотом яйце.
Впрочем, может быть, лучше бы о нем и не помнить. Фортуна, единожды поманив, отвернулась от Жозе, и самородок превратился в какое-то наваждение. Поэтому, как ни тоскует Жозе по дому на прииске, едва повидав семью, он тут же рвется обратно. До Марабы — сто пятьдесят километров, и возвращается из побывки он обычно к рассвету, чтобы успеть к подъему флага. Иначе майор Курио — а его не зря назвали «императором Серра Пелады» — будет недоволен.
Тихонько, чтобы не разбудить детей, Жозе прощается с женой.
— Подожди, я тебе соберу что-нибудь в дорогу.
— Некогда мне,— отказывается Жозе.— Ничего не возьму. На прииске перебьюсь, а вам тут на что жить? Когда еще приеду снова?
Женщин в поселок при Серра Пеладе — «Лысые горы» — не пускают, и семье Жозе пришлось обосноваться в Марабе. Поселок при глухой пристани на притоке Амазонки реке Токантинс — перевалочный пункт для собранных в округе плодов бразильского каштана, Мараба в 70-е годы, когда через нее прошла Трансамазонская магистраль, начала понемногу расти. По магистрали в Амазонию потянулись тысячи безземельных крестьян с засушливого и нищего северо-востока.
Среди них был и Жозе да Силва. Правительство тогда распределяло наделы вдоль Трансамазоники. Но и на земле, чтобы преуспеть, нужен был первоначальный капитал. Так что Жозе пришлось наняться в пастухи к более удачливому переселенцу сеньору Женезио. Тогда и произошло с Жозе событие, достойное, в силу его общественной значимости, быть запечатленным по меньшей мере на кинопленке. Сколько народу теперь смотрело бы ее вновь и вновь!
Затемно пробираясь к шоссе по узким и кривым улочкам Примаверы, Жозе в который раз прокручивал в памяти ту самую несуществующую киноленту...
В сентябре 1979 года он пошел искупать маленькую дочь в речке. Весна выдалась засушливая и жаркая, травы на холмах пожухли. Для Амазонии такое — редкость, тут дожди идут не по сезонам, а по часам, после обеда. Но Жозе, уроженец северо-востока, где недостаток дождей зимой и весной — предвестник страшной беды, почувствовал тревогу. Из-за засухи уровень воды в речке понизился, она стала совсем прозрачной. Купая дочку, Жозе увидел, что на дне что-то блестит. Он подумал, что это осколок бутылки, и наклонился, чтобы поднять и выбросить его. В руке оказался тяжелый округлый камешек, покрытый тиной. Лишь с одного бока он тускло поблескивал... Как и положено золоту.
