Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов
— Яд? — вскинула бровь Ита. — Э, нет, ты так просто не отделаешься.
— Приму с покорностью страстотерпца любой удар судьбы. Только выполни для начала мою просьбу.
— Ну, хорошо! — Танцовщица подхватила «ночную вазу». Со стуком поставила на пол у кровати менестреля. — Давай!
— Может, ты всё-таки выйдешь?
— Зачем?
— Во-первых, я без одежды.
— Я видела тебя без одежды, Ланс альт Грегор. И много раз. Странно, что ты об этом позабыл.
— Я не позабыл…
— Тогда что же тебя останавливает?
— Я не привык справлять нужду в присутствии женщин.
— Хм… — Ита на мгновение задумалась. — Это весомый довод. Жаль, что он не приходил тебе в голову, когда ты справлял эту самую нужду под себя на этой самой кровати, а мне приходилось вытаскивать из-под тебя мокрые тряпки и отдавать их пачкам.
— Ты вытаскивала из-под меня тряпки? А я видел Регнара, когда приходил в себя?
— Регнар альт Варда тоже посвящал стражи напролёт этому увлекательному занятию.
— Вы не могли нанять сиделку?
— Разве мы моли допустить, чтобы какая-то простолюдинка разглядывала великого менестреля? Это — редкое удовольствие, которое доступно лишь близким друзьям. Ладно! Я скоро вернусь. Не вздумай выпрыгнуть в окно.
Грациозно обогнув столик с лекарственными зельями, Ита покинула комнату, ставшую прибежищем заболевшего менестреля. Кстати, за время беседы Ланс успел осмотреть помещение и нашёл его вовсе не подходящим под определение «юдоль скорби». Чисто, уютно. Хотя и тесновато.
На стене висит изображение святого.
Судя по острой бородке и сверкающим доспехам — Яген, покровитель Трагеры. Легендарный воитель, победивший добрый десяток драконов, а следующие десять лет посвятивший уничтожению злобных колдунов, которые поднимали мёртвых из могил и, вообще, творили всяческое непотребство. Позже он возвёл на престол первого великого князя Трагеры, принял постриг и стал первым архиепископом Эр-Трагерским, до конца дней своих оставаясь образцом мужества, благочестия, твёрдости и благородства.
Ланс, основываясь на собственном опыте, полагал историю святого Ягена чистейшей воды выдумкой, призванной морочить головы братьям по Вере. Не бывает людей, не запятнавших себя ни единым проступком. Есть те, о проступках которых решают не говорить вслух. Для этого нужно всего-ничего: стать королём, герцогом или архиепископом. Воителю Ягену удалось — он превратился в легенду ещё при жизни. У других не получилось — их могилы безжалостное время сравняло с землёй. А что творил драконоборец и святой при жизни, так и останется загадкой. Никому не известно, как оценили бы его подвиги сейчас, ведь мораль меняется от века к веку. Может, убивая драконов, он не уничтожал ужасных чудовищ, а просто делал запас мяса для себя и совей семьи и дворни? Зато, изводя колдунов, ненароком уничтожил предка какого-нибудь величайшего менестреля, по сравнению с которым он, Ланс альт Грегор, лишь прах на сапогах и лёгкая осенняя паутинка, гонимая ветром в неизбывные дали?
Поняв, что мысли сейчас занесут его вот в эти самые необозримые глазом дали сознания, откуда можно и не найти выхода, менестрель тряхнул головой и попытался подняться.
Удалось.
Хотя и не с первого раза. В руках и ногах поселилась предательская слабость.
И не мудрено, понял альт Грегор, разглядев себя. Больше всего он напоминал старого отощавшего одра, замученного непосильной работой и бескормицей. Кожа и кости. Краше в гроб кладут. Выпирали коленные чашечки, рёбра торчали, живо напоминая доски, на которых прачки оттирают бельё. Любопытно было бы глянуть на себя в зеркало, но увы, даже ничего похожего в комнате не оказалось. Хоть бы отполированное блюдо или кувшин из начищенного серебра. Нет, только глина и фарфор.
Исполнив заветное желание и без сил откинувшись, на кровать, Ланс почувствовал, что засыпает. Безо всяких снадобий. Это хорошо. Глубокий и спокойный сон порой помогает лучше, чем десяток знахарей, вместе взятых. Особенно таких, что заставляют запивать не пойми что жирным молоком.
«Надо будет непременно отыскать то село и зарезать лекаря, — подумал менестрель. — Но потом, когда сил хватит сесть в седло».
Сквозь дремоту он слышал голоса Иты, Регнара и ещё кого-то…
Наконец-то, он увидел сон, отличающийся от кошмара.
Ланс альт Грегор стоял на причале. Судя по очертаниям виднеющихся вдалеке, справа и слева, фортов береговой защиты, это был Эр-Трагер. Светило солнце, пригревая левую щёку. Не жгло, а именно пригревало. Следовательно, весна или ранняя осень. Набегающий с моря ветерок врывался за ворот, заставляя слегка ёжиться. Порт жил своей жизнью — грохотали по брусчатке окованные железом колёса тяжёлых подвод; перекликались грузчики, снующие с корзинами и мешками на спинах по сходням стоявшей неподалеку пузатой каракки под унсальским флагом; ржали кони, а вдалеке лаяли собаки. В воздухе ощущалась и солёность волн, и горечь расплавленной смолы, и тухловатость гниющих у свай водорослей. Левая ладонь менестреля лежала на эфесе старинной шпаги, той самой, оставленной, похоже, навеки в Аркайле. Ланс не просто явился на пристань, чтобы насладиться морскими видами и не убивал время от скуки. Он ждал. Позади замер вышколенный слуга, держа наперевес, словно аркебузу, огромный букет роз. А в десятке шагов возвышалась золочёная карета, запряжённая четвёркой унсальских рысаков — мохноногих и гривастых. Ланс пристально вглядывался в далёкий окоём — не мелькнут ли белый треугольник паруса? И сердце щемило тоской и предвкушением встречи… С кем? Этого он не знал наверняка, хотя и догадывался. Зелёные глаза, сверкающие и зовущие, как солнце, если глядеть на него из-под воды. Улыбка. Каштановый локон…
Ланс проснулся, ощущая, что на него смотрят в упор.
Смутная тревога — ведь он так и не увидел ту, которую ждал на берегу, — лёгким облачком туманила душу.
Открыл глаза.
Конечно же, Регнар! А кто ещё?
Всё такой же высокий, грузный, слегка нескладный. Седины в бороде и зачёсанных на бок светло0русых волосах прибавилось за минувшие дни. Или просто раньше Ланс не замечал? Ведь это не требует усилий — не видеть, как стареет друг, пропустить мимо ушей его горе, отмахнуться и не прийти на помощь вовремя. А потом всегда бывает поздно, накатывает злость и выжигающий дотла стыд. Но деваться уже некуда. Опоздал. Раньше надо было замечать и глубокие морщины
