Время кенгуру. Книга 2 - Михаил Эм
Понимая, что птенец вскоре достигнет берега (если, конечно, не передумает плыть в ту сторону), Коцатль вскочил на ноги, перекинул вязанку валежника через плечо и поспешил прочь. Нужно будет сообщить десятнику о странной громадной птице. Также о том, что у птицы имеется птенец, и что этот птенец высадился на берег. И, разумеется, о том, что на птице и ее птенце находятся люди — какие-то иноземцы, которые этой птицей и ее птенцом, возможно, и управляют. Десятника наверняка заинтересует эта информация, особенно в отношении иноземцев, о появлении которых на территории деревни следовало сообщать в Теночтитлан незамедлительно.
Я, через некоторое время
Согласно воле Великого инки, к нам пришел учитель туземного языка — пожилой морщинистый туземец, небольшого росточка, но с приятным понимающим лицом.
Якаки отсутствовал, а учитель туземного языка не знал ни русского, ни английского, поэтому объясняться с ним было проблематично. Хотя особых объяснений не требовалось. Учитель указал на свой язык, затем показал, как с языка слетают слова и попадают в уши других людей. И все стало понятно.
Я полагал, что учитель усадит всех нас в общей зале, достанет кусок мела и примется рисовать на черной поверхности слова, попутно объясняя их значения. Но все случилось иначе.
Прежде всего, учитель потребовал одного ученика. Я понял, что занятия будут индивидуальными, и, с согласия своих товарищей, вызвался быть первым. Конечно, с моей точки зрения это было глупостью: я имею в виду индивидуальные, а не групповые занятия. Нас шестеро. Если заниматься с каждым по отдельности, выйдет в шесть раз дольше. Не слишком эффективно, надо заметить. Если обучение одного человека языку инков займет около полугода, то обучение шести человек — аккурат три года. За это время мы проникнем в храм бога Виракоча и заделаем протечку во времени с помощью создателей нашей вселенной. И исчезнем отсюда, само собой разумеется. Таким образом, обучение туземному языку не имело особого смысла. Даже в том случае, если учитель собирается обучать нас параллельно, мы начнем разбирать отдельные фразы не ранее через два-три месяца. Очевидно, что протечка во времени будет заделана раньше.
Мы с учителем прошли в мою комнату.
Учитель достал из-под одежды небольшой сосуд, вскрыл его и плеснул в чашку темной жидкости. Я понял так, чтобы во время обучения прочищать себе горло.
Я уселся на каменный куб, служивший здесь вместо стула, и стал ожидать анализа артиклей и согласований во времени. К моему удивлению, учитель не произнес ни слова, зато предложил мне хлебнуть из своей чашки темную жидкость. Я с некоторой робостью пригубил напиток, показавшийся мне местным аналогом кока-колы. Учитель радостно закивал и со вниманием на меня воззрился.
Не понимая его столь пристального интереса, я хотел поинтересоваться по поводу обучения, однако комната начала расплываться перед моими глазами. Впрочем, комната расплывалась не так, как при потере сознания, когда сначала все расплывается, а потом наступает темнота. Комната сначала раздвоилась, потом съехала немного набок, однако вовремя остановилась и зафиксировалась в раздвоенном состоянии. Вся обстановка оказалась раздвоенной, в том числе учитель, продолжавший за мной внимательно наблюдать.
Я поднял руку. Рука также раздваивалась: казалось, что я поднимаю две руки, растущих из одного плеча.
«Доигрался?» — спросил внутренний голос.
«Да пошел ты…» — отмахнулся я.
«Ты кого на три буквы посылаешь?» — возмутился внутренний голос.
Он настолько сильно возмутился, что я ощутил его неприязнь и дрожание в своей грудной клетке. Внутренний голос задергался во мне от негодования и принялся раскачивать меня, как маятник. Я испугался и ухватился за каменный стул. Раньше мне удавалось свой внутренний голос контролировать, но теперь, похоже, он совсем охренел.
Внутренний голос раскачивался и раскачивался во мне. Когда мне это надоело, я перестал его удерживать, и внутренний голос внезапно вывалился из меня наружу. Чем-то он меня, безусловно, напоминал, но уж точно не моей прирожденной доброжелательностью и оптимизмом. И вообще, внутренний голос оказался довольно неприятным субъектом: хамоватым, несдержанным и требовательным — в том смысле, что, вывалившись из меня, сразу принялся что-то требовать.
Внутренний голос произнес несколько фраз, но я их не разобрал: это был набор совершенно бессмысленных звуков.
«Тебе чего от меня надо?» — спросил я, стараясь сохранять выдержку.
Внутренний голос снова проорал нечто невразумительное.
Я легонько толкнул внутренний голос раскрытой ладонью в грудь, стараясь привести в чувство. В ответ внутренний голос засадил мне апперкот в челюсть. Такой наглости я от него не ожидал. Кто бы мог подумать?! Мой собственный внутренний голос, а никакого такта, никакого воспитания!
Разозлившись, я достал внутренний голос хуком. Голос ответил, причем так умело и неожиданно, что я свалился со своего сиденья на каменный пол. Надо мной нависли ноги моего внутреннего голоса, обутые в мои же туземные сандалии. Внутренний голос снова что-то произнес — утвердительное, но вместе с тем непонятное, — после чего приложил меня ступней по ребрам. Я вскочил, как ужаленный, и нанес своему внутреннему голосу убойный кресент-кик. Но этот подонок — мой внутренний голос — снова, моим же излюбленным приемом, увернулся и ударил меня в солнечное сплетение. Я упал, с перехватившимся дыханием.
Внутренний голос сгреб меня за ворот и рывком поднял на уровень своей головы.
— Теперь, сука, ты понимаешь?
— Что я должен понимать? — завопил я, тщетно пытаясь освободиться.
— Понимает, — удовлетворенно заметил внутренний голос и ткнул меня в солнечное сплетение во второй раз.
Я окончательно задохнулся. Внутренний голос кинул мое беспомощное тело на каменные плиты, после чего наступил ногой на мою грудь и внезапно провалился в нее. Даже не пытаясь вытащить ногу из моей груди, внутренний голос поставил туда же вторую ногу, затем принялся проваливаться в разъятую грудную клетку. Вскоре в грудной клетке скрылось туловище внутреннего голоса, затем плечи и голова. Последними в моей груди исчезли пальцы с отбитыми костяшками. Внутренний голос попытался удержаться пальцами за мои поломанные ребра, наподобие того, как тонущий в болоте пытается удержаться за окружающие его травинки, но затем его окончательно засосало, и внутренний голос сгинул в пучинах моего собственного
