Цветок яблони - Алексей Юрьевич Пехов
Сойка замолчала, когда за спиной Шерон раздались легкие шаги — служанка принесла новую партию горячей воды. Тонкая струйка потекла в ванну, и Шерон заметила насмешливую ухмылочку Лавиани, которая наблюдала за горничной. Было в этой ухмылке нечто странное, ядовитое. А еще рука сойки легла на один из четырех метательных ножей, что были прикреплены к ее поясу.
Так что указывающая подняла взгляд на склонившуюся над ней служанку.
— Слишком много чести для меня, Яс.
— Что ты, дорогая сестра, — карифка поставила бронзовый кувшин на пол и присела на краешек ванны, любезно улыбаясь. — Мне не в тягость услужить тебе, после столь долгой разлуки.
— Хотелось бы объяснений, — Шерон обратилась к Лавиани, которая внимательно следила за гостьей. — Я вроде вырвалась из сна, но сейчас создается впечатление, что… нет.
— Ну… — сойка пожевала губу, словно бы в сомнении. — Она та, кто помогла привести тебя в чувство. Я посоветовалась с Мильвио и мы решили, что нам требуется любая помощь. От кого угодно.
Это «кто угодно» звучало столь показательно, словно Лавиани говорила по меньшей мере о матери всех скорпионов Феннефат.
— Игральные кости, — Шерон быстро анализировала случившееся. — Это меня вернуло. Ведь так?
— «Если тзамас потерял себя и заблудился в смерти, вложи ему в рот кубики, что связаны с ним крепче, чем ты с матерью». Так иногда возвращали вас в прошлом, когда вы безумели от силы, таящейся в даиратах.
— Просто, — Лавиани скорчила рожу. — Только хрен догадаешься без подсказки. Так что ее милейшая светлость оказала большую услугу.
— Какова цена, Яс?
— Безопасность моей семьи. Моей страны. И я не прошу никаких гарантий, кроме тех, что ты уже дала в письме моему мужу.
— Ты привезла желудь?
— Он будет у тебя через несколько месяцев. Как только преодолеет весь путь через пустыню и море. Если, конечно, Треттини уцелеет к тому времени.
Шерон провела пальцем по стенке ванной, взяла немного пены, подула на нее, пустив во все стороны мыльные пузыри.
— А что между мной и твоим достойным мужем?
— Полагаю, мы все должны отринуть недоразумение, оставить его в прошлом и двигаться в будущее, каким бы темным оно ни оказалось.
— Я слышу твое слово или слово твоего мужа?
— Слово Карифа.
Указывающая поднялась из ванны, взяла лежавшее на табуретке большое полотенце, завернулась в него.
— Я выполню свои обязательства и отплачу тебе за то, что ты помогла.
— Большего мне не надо, — Яс обворожительно улыбнулась. — С герцогом этой потерянной Шестерыми страны я поговорила, а потому, раз все решено, спешу на корабль и плыву назад, ожидая от тебя добрых вестей.
— Вы не станете помогать Треттини?
— После того, что я увидела? Увы. Тут все будет потеряно, как только падет Лентр. Нашей армии не попасть сюда без кораблей. Мы сосредоточим свои силы в Алагории и постараемся сдержать племянника моего мужа. Эрего да Монтаг пожалеет, если заявит притязания на трон грифов.
— С ним Темный Наездник или кто там стоит за его спиной. Надеюсь, вы уедете отсюда как можно скорее, и мы встретимся в Ринии.
— А может и раньше. Нет смысла сражаться за то, что мертво. А здесь осталась лишь смерть.
— Смерть это мой хлеб и мой воздух, — возразила ей Шерон. — Я наращу плоть на ее кости и отправлю биться за нас.
Яс ответ понравился:
— Хорошо если так. Хорошо, что та девушка с кукольным личиком, которую я встретила в Небесном дворце, столь изменилась. Твое лицо стало взрослее, а волосы белее. Теперь я боюсь тебя, Шерон из Нимада. И это тоже хорошо. Возможно, у нас еще есть надежда на победу над тьмой, раз сама смерть может выступить за простых людей.
Стоило бы сказать, что Яс не самый простой человек в мире. Но это было слишком глупо и совершенно не нужно.
— Такие, как они, ничего не забывают, — произнесла Лавиани, когда жена Грифа Пустыни ушла вместе с почетным караулом вооруженных до зубов гвардейцев, ждавших ее за дверью.
— Знаю, — указывающая смотрела на себя в зеркало. Теперь уже не половина головы ее была белой, а большая часть. Лишь одна темная прядь над лбом осталась прежней.
— И в будущем, вполне возможно, они припомнят тебе тот побег из Эльвата. И мне, кстати говоря, тоже.
— Знаю. Но до этого будущего всем нам следует дотянуть.
— Давай-ка, одевайся и пора проваливать из дворца. Надо убедиться, что она отчалила и не замышляет какую-нибудь пакость.
Оставшись одна, Шерон еще раз посмотрела на свое отражение.
— Я не спросила твоего имени… Ты сделал не меньше, чем Яс. Может быть и больше, вытащив меня из бездны, тзамас. А я даже не знаю, как тебя зовут.
Они собрались вместе, когда наступил полдень и бледное призрачное солнце, не способное опалить даже снежинку, едва-едва появилось над городской стеной, уже неделю зарастающей странной бледной плесенью.
Бланка, истощенная и невыспавшаяся, сидела на ступенях герцогского дворца, убрав волосы под черную сетку и изменив платьям ради дорожного костюма всадника. Статуэтку она поставила рядом с собой, а три ее тени терпеливо ждали в отдалении, у парковой беседки с сорванной крышей — так, чтобы не слышать беседы.
Они встали на колени, фигуры, замотанные в серую ткань, и отчего-то Шерон подумала, что сейчас рядом с ней не люди, а инструменты. Их жизненная сила казалась совершенно иной, отличной от других, закутанной словно в несколько слоев брони. Пока не пробьешь каждый, до нити, что надо порвать, чтобы отправить на ту сторону, не доберешься.
Тэо обнял ее крепко-крепко, так, что девушка издала жалкий писк и тут же рассмеялась, когда он смутился, поняв, что едва не сломал ей ребра, и отстранился.
— Я не сомневался, что ты вернешься.
От него пахло пеплом, сожженной травой и… ядом. Она чувствовала ту сторону в его крови. Отталкивающую чужеродную болезнь.
— Что это? — Шерон решительно взяла его руку, стянула перчатку, внимательно разглядывая измененные когтистые пальцы. — Откуда столько боли? Тебя ранил шаутт?!
— Все уже лучше, чем пару недель назад, — Тэо аккуратно освободился из ее удивительно цепкого хвата. — Помог отвар из цветов Талориса.
— Не так уж он и помог, — ей пришлось привстать на цыпочки и вытянуть руку, чтобы коснуться его сухого лба. Затем Шерон обратилась к Мильвио: — Ты должен был сказать мне раньше.
— Во времена моей молодости, чтобы убить асторэ требовался не один шаутт. И даже не три. Раны, которые они наносили, были куда серьезнее, чем царапина,
