Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1970 год
Мы, недоумевая, переглянулись.
Ахмет засмеялся:
— Не видели. А я вот видел... Видел таких козлов. Они все рогами стукаются. А у них рога давно спилили, шишки уцелели только.
— Ну и что? — спросил Иваныч.
— Ничего. Совсем ничего, — Ахмет довольно откинулся. — Ничего не видел, да?
Керим опять вставляет в разговор свою имеющую для всех ногайцев какой-то особый смысл фразу: «Я знаю, почему я не знаю», — и хитро ухмыляется.
...Ахмет был доволен, когда я на другой день спросил у него:
— Скажи, в самом деле ты видел козлов, которых вели бараны?
Ахмет все хлопал меня по плечу, и, судя по его довольному лицу и заблестевшим глазам, можно было подумать, что так в самом деле и было. Или что так в самом деле не было. Или было, как не было.
Сегодня разразилась гроза.
Треск грома как разрыв мины под ногами. Зигзаг молнии с близкой вольтовой вспышкой. Нет, как внизу, в устье, расстояния между тобой и небом. Тут, на вершине, особое положение, когда вдруг при вспышке молнии, просвечивающей темноту, видишь, что прятаться бесполезно. И искать надежного укрытия бесполезно. И вызов бросить судьбе бесполезно.
Здесь ничего не оставалось делать, как только быть подставленным под удар. А страха не было. Страха, который охватывал все живое внизу, когда взрывалась гроза.
Здесь, в горах, где не было расстояния между небом и землей, гром и молния били во все сразу как в наступлении, не прицельно, а значит, и в никого в отдельности.
Все существующее в отдельности словно находилось в безопасности.
Ночь. Стужа. Палатка отвердела, покрылась инеем.
Черное низкое небо, обсыпанное вдруг приобретшими форму звездами. Кометы горят в падении ярко, как светляки в полете, и не гаснут, разбрасывая искры, а стаивают вдруг в свете звездной пыли.
Голую, без всякой растительности скалу сегодня облепили какие-то наросты.
— Это грифы, — сказал Ахмет.
Иваныч выстрелил в воздух. Грифы тяжело взлетели, легко облетели скалу и снова расселись на выступы. Ахмет сказал:
— Ай, вай, вай... Грифы с голыми индюшачьими шеями пожаловали... Кто-то близко умирает или уже погиб.
Керим, возвратившись с объезда стада, сказал, что внизу, возле обгорелого ствола расщепленной сосны, лежит мертвая олениха. Уже вздулась.
— Грозой убило? — спросил Иваныч.
— Нет, — сказал Керим.
Мы дошли до места, указанного Керимом, и возле обугленного ствола увидели олениху со сломанной ногой. Олениха, спасаясь от погони, сломала ногу и разбила голову о камень.
От погони ей убежать удалось.
Олениха лежала вытянутой, как бы всеми еще собранными в один узел мускулами она была готова к последнему спасительному прыжку.
Уже не тело и не камень. Природа была уже как бы вне жизни, а жизнь вне природы.
24 июня. Тронулись к устью Загеданки. Ахмет, напутствуя нас, сказал:
— Только назад не оглядывайтесь.
Небо расчистилось, вершины не курились — все предвещало удачный исход.
Ногайцы советовали держаться гребня горы, а потом спуститься вниз, к озеру. Мы так и сделали.
...Горы, издали казавшиеся гладким настилом, вблизи обернулись скопищем цветов. Маленькие, пуговичные головки цветов среди травы и мха — желтые, розовые, голубые, синие, лиловые на коротких стеблях, чуть ли не вмятых прямо в землю. И все цветы какой-то сгущенной яркости.
Здесь нагромождение уже не скал, а валунов. В расселинах кустятся карликовые ивы.
Горы, раздвигаясь все шире, выравнивались, и Загеданка внизу, разбитая на отдельные «труп, стыла, блестя на изгибах.
— В тундру попали, — заметил Иваныч.
Слева, набирая скорость, сбегал ручей к Загеданке, вниз. Нет, это не исток.
И справа журчал ручей.
...Мы уже карабкались от камня к камню, чтобы выбраться на гору. И когда до гребня горы оставалось рукой подать, я, ухватившись за выступ камня, увидел, что до верхнего валуна мне преградил дорогу оползень. Тогда я оглянулся назад, вниз, чтобы обойти оползень. И тут только стал мне ясен смысл предупреждения Ахмета: «Не оглядывайтесь назад».
Внизу Загеданка начала смещаться прямо на глазах, и все — ручьи, камни и дальние вершины — задвигалось, заколебалось, а рядом ничего, на что можно было опереться, чтобы нащупать ногой опору. Я поставил ногу на щебень, щебень вдруг пополз под ногой. Вдруг раздался грохот, я обернулся и увидел, как огромный валун слева от меня внезапно был чем-то невидным сдвинут и теперь, грохоча, скатывался, наращивая скорость. Когда он ударялся о выступы скал, он легко подпрыгивал и, упав, с еще большей скоростью перекувыркивался, на глазах уменьшаясь до камешка.
Прежде чем шагнуть вперед — а вниз стало просто затягивать, — я теперь искал для тела три точки опоры. Сразу взмок. Вталкиваю в себя воздух и все никак не приведу сердце в равновесие. Я как бы висел на канате и, Когда рука сама разжиматься стала, прыгнул на задвигавшуюся под ногами осыпь, упал, ухватился за кочку и, вдавливаясь в землю, пополз к другой кочке. «Кочки, — вдруг осенило меня, — здесь надежнее камней».
Когда я выполз к самому гребню, я увидел внизу вершину, которую, казалось, можно было теперь потрогать рукой. Сразу все перед глазами перестало смещаться.
Впереди — котловина, засыпанная оседавшим снегом. Взбираться выше и дальше уже было некуда: снежные вершины громоздились ниже нас. Только один совсем голый пик торчал сторожевой брошенной вышкой. С этой каменной надолбы, наверное, море можно было увидеть.
VII
Впадина с обмякшим снегом и была тем озером необыкновенного голубого цвета — цвета бирюзы. Только в одном месте снежный наст был пробуравлен водой, и из скважины, обложенной зеленовато-голубыми сосульками, выталкивалась вода. Струя воды, падая вниз, то дробилась на брызги, то снова собиралась в струю. Внизу эта струя образовала водоем. В расползавшийся водоем просачивались ручейки со всех бугров тающего снега.
Мы по очереди дали залп из ружья, как путешественники, наконец-то достигнувшие в своей жизни конечного пункта назначения. Достигли начала, но не истока.
...Озеро — об этом мы узнали от ногайцев — вскрывалось ото льда только в июле. Или в начале августа.
VIII
Вокруг нет никого. И вокруг нет ничего, кроме пара. В подвижном паре тек дым. Дым разжижался, густел. Пар и дым, смешиваясь, раскрывали щели — световые пятна. Задвигались тени. И нет предметов, которые отбрасывали бы эти перемещающиеся тени. Свет вдруг начал раскаляться — взметнулось пламя и тут же опало. Взрыв чада, копоти. Внезапно меняющиеся местами тени остановились, приобретая твердость, тяжесть и вес.
Туман начал собираться в сгустки. Одни сгустки — уже не тумана и не пара — оторвались от чего-то, другие сгустки, зацепившись за уступы, то растягивались, то кучно сбивались — это тучки обрастали.
Началось смешение света. Свет начал окрашиваться в лиловый, родовый, оранжевый. В этом смешении красок что-то массивное проступало землисто-зеленым светом. Проступала земля.
Повалил снег. Снег превратился в дождь. Гром, треснув рядом, откатился в сторону. Удары грома глуше и слабее, дождь оборвался.
Вокруг все теперь в клубах теплого пара: теперь можно было по очертаниям предметов узнать их в отдельности друг от друга. Наверху, отделяя небо, выступила линия изломанных гор на своде неба с передвигающейся внизу разорванной лиловой тучей.
Запахло чабрецом, полынью, мятой.
Земля зачернела провалами, нагромождением камней.
На самой дальней объявившейся вершине розово пламенел снег.
И стали тесно заполнять пространство звуки: шорохи, тренье, скрип, тиканье, писк, скрежет, что-то грохотало. Это грохотала открывшаяся внизу Загеданка, набирая силу и разбег.
Отделились булькающие ручьи от сочившихся ключевых протоков.
Отделился шум водопада.
Открылась вблизи кривоствольная сосна со сквозным дуплом.
По скатам гор голубые, желтые, белые глаза — это зацвела трава, смоченная дождем.
И отделившееся солнце.
От скалы оторвался кусок камня, но не упал вниз, увлекая за собой поток щебня, а устремился вверх, распластав крылья, — это орел планировал в открывшейся синеве.
Кто-то за спиной насосно вздохнул, как вобрав в себя до отказа, про запас на всю жизнь воздуха, — это стояла лошадь.
И наконец-то появился человек — это Ахмет выполз из палатки и закричал мне:
— Ты чего не спишь?
В руках он держал седло — собрался объезжать стадо.
IX
Ногайцы освежевали телку.
Ахмет предложил нам пожить у них одним. Сами ногайцы, возбужденные, перекрикиваясь, взнуздали лошадей и быстро снарядились вниз, в Загедан и окрестные поселки — распродать говядину.
